Осенний Лис - Дмитрий Скирюк

— Так значит, не дашь ничего?

— Не дам.

Паренек глянул исподлобья, помотал головой.

— Видно, правду люди говорят, — процедил он сквозь зубы, — с рыжим да красным не связывайся… все вы, ведуны, одним миром мазаны, что ты, что бабка Ниса… Нос все любите задирать, а как до дела дойдет — хрен тебе. Эх… — он махнул рукой отвернулся, да так и остался сидеть, подперев голову рукой. Жуга хотел было еще что-то сказать, передумал, надел шляпу и, подхватив лопату, направился до Збыха.

Кузнеца дома не оказалось, зато вернулась Ружена. Жуга замялся нерешительно на пороге, не зная, что сказать — к такому повороту событий он не был готов, но девушка сама начала разговор.

— Проходи, садись, — тяжело вздохнув, сказала она, кивая на лавку. — Поговорить с тобой хочу, пока брата нет.

Жуга опустился на скамью.

— Где он?

— Я его на улицу вытолкала — пусть хоть до кузницы прогуляется… — Она помолчала, дрожащими пальцами теребя косу, и вдруг повернулась к Жуге.

— Жуга, скажи, ведь ты… не со зла? — В глазах ее были слезы. — Все это — не со зла?

Жуга ответил не сразу.

— Что он тебе рассказал?

— Все… Наверное, все… — Она спрятала лицо в ладонях и заплакала. У Жуги духу не хватило ее успокаивать, и он снова промолчал. — Говорила же я ему: уедем из этой деревни… — глухо слышалось сквозь рыдания. — Кузнецкое ремесло всюду уважают, не пропали бы… так ведь нет же…

— Деревня-то при чем? — с недоумением спросил Жуга. — Хорошая деревня, и люди, вроде, как люди… Добрые. Вон, помогли мне даже бесплатно…

Ружена подняла к нему заплаканное лицо.

— Они всегда готовы помочь… если надо похоронить, — сдавленно сказала она. — Думаешь, ты первый в эту зиму приволок сюда мертвеца?!

Жуга побледнел.

— А… разве… нет?

Расчистив заметенную снегом дорожку, Збых растворил скрипучую дверь и некоторое время стоял на пороге, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку. В кузнице было пусто и холодно. Вода в бочке подернулась льдом.

Збых подошел к очагу, поворошил холодные угли, рассеянно перебрал инструмент на верстаке. Тронул недвижные мехи. Взялся было за молоток, но вздохнул и отложил его в сторону. Ощущение тяжести в руках было странное и незнакомое.

Он вышел и долго стоял, глядя, как опускается на деревню вечер, потом повернулся и посмотрел в другую сторону — на реку, на лес за рекой. Настроения работать не было. Он запахнул плотнее полушубок и направился вниз по тропинке, к темневшей во льду проруби.

Близилась ночь. Небо подернулось темной синевой, затем почернело совсем. Воздух был тих и прозрачен. Одна за другой высыпали звезды. Взошла луна, посеребрив верхушки елей на том берегу, щербатой сырной головой отразилась в воде. Мягким покрывалом заискрился снег.

Збых стоял недвижно, глядя на спящую зимнюю реку, чувствуя, как распирает грудь непонятный, неведомый доселе зуд. Голова томилась ожиданием слов. Он стоял и вспоминал.

…Жаркими пальцами пляшет костер, лижет сухие вязанки. Черным хвостом над землей жирный зловонный дым. Запах горелого мяса и след в пламени стихшего крика — в шуме толпы, в шуме толпы, в шуме толпы…

…Повозка старая ползет неспешно по дороге, плетутся сонно под ярмом усталые волы. Под солнцем пыль, и потный лоб никак не остывает. Но почему так хорошо нам ехать в никуда? Нигде подолгу не сидеть, нигде не оставаться. И рядом — милое лицо, и карие глаза…

…На снежной поляне вдруг — голос зовущий,В просторах снегов умирающий день.Полночные звезды и — ветер метущий,Погасший костер и — скользящая тень…

Збых помотал головой.

— Не мое… — прошептал он еле слышно. — Все — не мое…

Он осмотрел на свои руки — широкие мозолистые ладони деревенского кузнеца. Пошевелил пальцами, хмыкнул. Откуда пришло это странное чувство поющих под пальцами струн? Он же не играл никогда ни на чем, и не знает даже, с какого конца за скрипку браться. И голова… Збых снова затряс головой. Слова. Слова. Накатывают, кружатся, теснятся…

— Збых!

Кузнец оглянулся — вниз по склону бежал Жуга. Споткнулся, упал, зарывшись носом в снег. Встал, отряхиваясь. Поднял и нахлобучил шляпу, и уже не особенно торопясь, быстрым шагом спустился к реке. Остановился рядом.

Некоторое время они молчали.

— Красиво, — совершенно неожиданно для себя, сказал вдруг Збых.

— Что? — встрепенулся Жуга.

— Красиво, говорю, — задумчиво повторил тот. Посмотрел Жуге в глаза. — Почему я раньше этого не замечал? Или… это тоже из-за рифмача?

— Все может быть… Сам ты что об этом думаешь?

Збых наклонил голову, посмотрел искоса.

— Я не думаю, я — знаю, — ледяным голосом сказал он, и вдруг, ни с того, ни с сего, начал читать:

Призрак давних эпох, навевающий сон,Эхо стихших шагов, уходя в небосклон,Бороздящее тьму на рассвете.Легкий шелест листвы, рокот теплой волны,Тишина подземелий и грозы весны —В колыбель приходящие к детям.

Оберег и броня теплых маминых рук,Вереница событий, друзей и подруг,Первый враг, что понять так непросто.Поле, лес и Луна — в облаках и в реке,Лето, осень, весна, льдинка на языке —Это в памяти держит подросток.

Уходящая юность, груз новых забот,Сны, печали, усталость, кровь, слезы и пот,Смех и горе, ответы, вопросы…Дуновение смерти за чьей-то спинойИ любовь, что поможет остаться собой —Так внезапно становишься взрослым.

Новый груз новостей, треволнений и бед,Череда поражений, ничьих и побед.Первый волос седой на макушке.Все, что в жизни узнал уже можно забыть,Все равно эти знания не применить —И грустят старики и старушки.

Нет ни сна, ни печали, лишь молкнут шаги,В воду бросили камень, погасли круги,Только души в единое слиты.Вновь ушел в дальний путь призрак давних эпох,И в молчаньи холодных застывших вековПыль заносит могильные плиты…

Жуга слушал, почти не дыша, эти скупые сбивчивые вирши, от которых щемило сердце, и какой-то иной, нездешний холод волной поднимался в душе, и не оставалось после ничего, только один большой, неясный вопрос: почему? зачем? за что?

— Силен рифмач… — одними губами прошептал Жуга.

Збых умолк. Покосился на ремешок на запястье. Кожа под ним покраснела и чесалась.

— Жуга, — тихо позвал он.

— Что?