Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою - Василий Звягинцев

Басманов с Уваровым на занятой ими фок-мачте, с её комплексом боевой, ходовой и штурманской рубок, с тремя ярусами соединённых трапами мостиков и мощным зенитно-артиллерийским прикрытием, чувствовали себя достаточно уверенно, хотя им хотелось, чтобы военно-морская часть сюжета побыстрее закончилась. Особой угрозы своей позиции они не чувствовали — отсюда почти полностью наблюдалась и перекрывалась огнём большая часть верхней палубы, а Бекетов с Карташовым (пока он был ещё жив), понимающие в морском деле, сразу объяснили, с каких «неявных» направлений можно ждать вражеской атаки.

Пятнадцать освоившихся с ролью морского спецназа волонтёров и Марина с Ингой легко перекрывали огнём любое открытое пространство, откуда могла бы начаться атака, а внутренние люки и двери со всех направлений были наглухо задраены. У Михаила Фёдоровича и молодого графа был очень разный жизненный опыт и уровень тактической подготовки, но здесь у них разногласий не возникало. Ни тот, ни другой вполне обоснованно не верили, что противник способен собрать минимум роту, поддержанную снайперами, которым требовалось бы занять господствующие высоты, то есть грот-мачту, и суметь замаскироваться так, чтобы хоть до первых выстрелов оставаться для противника ненаблюдаемыми. Только такими силами имело смысл отважиться штурмовать нечто, напоминающее донжон[87] средневекового замка. А корабельная фок-мачта с двухсотмиллиметровым бронированием рубки куда прочнее и удобнее для обороны, чем каменная башня.

Проще говоря, у той части экипажа, которая собралась бы силой вернуть себе власть над кораблём, шансов на успех было очень и очень мало. С парусных времён абордажные бои на палубах не практиковались, причём по чисто техническим причинам — гладкие палубы в сочетании с тогдашним рангоутом, стоячим и бегучим такелажем[88] давали возможность сражаться, имея достаточный манёвр по вертикали и горизонтали, с появлением же паровых судов их архитектура сделала прежние тактические приёмы абсолютно бессмысленными. Примерно так же, как стипль-чез[89] в заводском цеху.

Однако нашёлся некий бравый офицер, наверняка мечтавший о лаврах лорда Кардигана[90], полтораста лет спустя и в совсем других условиях. Около полусотни матросов и офицеров, возглавляемых решительным, но крайне глупым в такого рода делах квартирмейстером[91] Стрэтфордом-Радклифом, лордом, кстати, выбрав удачный, по их мнению момент, скопились у основания мачты, в «мёртвом пространстве». Атаковали оба трапа, ведущие на нижний ярус штурманского мостика и к площадкам двух зенитных батарей. Вооружены они были преимущественно пистолетами и лёгким автоматическим оружием, всё из той же брошенной без присмотра и охраны крюйт-камеры. Единственно, что было соображено действительно грамотно (но не Стрэтфордом-Радклифом, а обычным артиллерийским старшиной), — это огневая поддержка 37-мм спарки с кормовой площадки КДП главного калибра. Самое интересное, что штурм в принципе мог бы и удаться, будь в распоряжении англичан не малокалиберный автомат, а универсальная стодвадцатисемимиллиметровка, стреляющая шрапнелью и осколочно-фугасными снарядами. Несколько выстрелов почти в упор, со стометровой дистанции, и сразу, пока дым от разрывов не рассеялся — рывок. Пан или пропал.

Беда моряков заключалась и в том, что подобные авантюры требуют чёткого плана, предварительной подготовки и боевой слаженности личного состава. Тогда «стратегия чуда» бывает и срабатывает. Ничего этого в реальности не было и быть не могло.

Поэтому, когда по надстройкам фок-мачты замолотили два зенитных автомата, дырявя навылет тонкие листы обвесов мостика, разрываясь о недоступную этому калибру сталь рубок, рикошетя от скошенных и наклонных поверхностей, Басманову с Уваровым и задумываться особенно не пришлось. Враг сделал то, что от него следовало ждать, и схема действий на этот случай имелась у каждого в голове, а также и в подсознании. Вот только личный состав подвёл. Командиры и Инга с Мариной физически не могли непрерывно наблюдать по всем азимутам горизонтали и вертикали, а волонтёры элементарно прозевали момент, когда начали двигаться стволы автоматов. За что и поплатились — двое или трое из них были убиты сразу, несколько человек ранены.

По счастью, из «британских королевских комендоров» стрелки тоже были те ещё, на ежегодный приз имени ЕГО Величества, разыгрываемый на Спитхедском рейде, явно не претендовали. Да и торопились очень. Человеку часто кажется, что чем быстрее он начнёт стрелять, тем всё будет проще и понятнее. А ведь даже вдоль ствола охотничьей шомполки целиться надо уметь, а уж посмотреть, в каком положении находятся прицельные и наводящие приспособления целой спаренной зенитки сам бог велел. Иначе снаряд чёрт знает почему летит совсем не туда, куда хочется стреляющему, а чуть ли не в противоположном направлении. А в принципе полусотни правильно попавших снарядов хватило бы, чтоб на фок-мачте через минуту живых и боеспособных людей не осталось.

Впрочем, впоследствии выяснилось, что среди англичан настоящих зенитчиков вообще не оказалось. Старшина, вообще не фейерверкер, а по хозяйственной части, ухитрился выдернуть из толпы матросов хоть и с артиллерийскими нашивками, но специалистов совсем по другим калибрам. О «бофорсах» знали только то, что в учебке в плане «общеартиллерийской подготовки» разъясняли, то есть куда кассету со снарядами совать и где нажать, чтоб выстрелило.

Зато Михаил Фёдорович впервые за бог знает сколько лет всерьёз вспомнил свою сто лет назад минувшую юность, Михайловское артиллерийское училище, конную Гвардию и бескрайние поля Первой Мировой! Жестом приказав Уварову действовать по обстановке и руководить уцелевшим личным составом, сам он заскочил в левую орудийную полубашню, где тоскливо ждали решения своей участи четверо комендоров, которых Басманов дальновидно не отправил вместе со всеми изображать бабуинов на прожекторных площадках и салингах. Была у полковника выработанная ещё сражением под Каховкой мысль, а можно сказать, и привычка — нельзя оставлять трофейные пушки без расчётов[92]. Это только дедовской берданке одного «номера» для обслуживания хватит, а даже самой простенькой «трёхдюймовке» образца 1902/30 хоть из трёх человек расчёт необходим. Это только в кино один человек сам себе снаряды подаёт, маховики крутит, в прицел смотрит и шнур дёргает. Вот и пригодились «коллеги».

Сейчас Басманову не пришлось прибегать к сильнодействующим средствам, чтобы заставить пушкарей исполнять свою работу. Ему, наоборот, сделалось весьма неприятно на душе, когда, повинуясь его подкреплённому многозначительным покачиванием пистолета в руке, англичане кинулись по уставным местам. Времени было очень мало. Сейчас англичане перезарядят свой «Бофорс», поправят прицел, и… Ну, понятно, что может сделать ещё одна серия хорошо направленных. Командовал он по-английски, но, ему казалось, русские команды англичане поняли бы так же отчётливо. «Уж ежели дело до петли-то доходит…»

Комендорам помирать не хотелось, что от «дружественного огня», что от пули русского офицера. Прицелились они как следует. Левая сторона заднего мостика от прямого попадания фугасного снаряда сразу окуталась огнём и дымом, а всё, что осталось от орудийной площадки, повисло, перекошенное, на уцелевших балках. С основной угрозой было покончено.

Басманов приказал опустить стволы до крайнего предела (-15 градусов от горизонта) и дал серию — по пять выстрелов из каждого ствола вдоль шканцев. Как именно легли эти снаряды, роли уже не играло. На корабле выше ватерлинии достаточно металлических и деревянных предметов, плюс двадцатисантиметровый тиковый настил палубы. И всё это от взрыва фугасно-осколочного, вполне крупнокалиберного снаряда превратилось в жуткую тучу убойных элементов. Да ещё ударная волна. После такого и подметать не надо.

Басманова по-настоящему удивило только одно — с каким абсолютным равнодушием английские матросы стреляли по соотечественникам. Именно что в упор — на пять вёрст не разберёшь, куда попал и что на месте разрыва образовалось А на полста метров — отлично видно, и кровь, и мозги, и руки-ноги оторванные.

Полковник несколько раз сглотнул, вполне бесполезно, после близкого артиллерийского огня по-любому до завтра в голове звенеть будет и чужую речь в основном по губам разбирать придётся.

Ладонью убрал из пышного чуба несколько щепок, перешагнул через высокий комингс полубашни. Осмотрелся. Уваров опустил автомат, которым целился на площадку ближайшего трапа, махнул рукой. Всё, мол.

Валькирии, слава богу, живые, но тоже оглушённые, поднялись из-за барбета. Успели залечь, кажется, быстрее, чем вражеские снаряды до них долетели.