Вдали от рая - Олег Рой

Именно его – Виктора. В отличие от других доноров, которых она про себя именовала исключительно по фамилии, а то и просто «объект», его тянуло называть только Виктором, и никак иначе. Почему-то она сразу выделила его из череды подопытных – а их было немало, человек десять, а то и двенадцать (ей не хотелось считать). Обычно во время подготовительного периода – скрытого наблюдения за подопытным, сбора материала о нем, выявления сферы его интересов и возможных мест знакомства – доноры интересовали Веру исключительно как объекты исследования и вызывали у нее не больше чувств, чем вызывает микроб у лаборанта, наблюдающего за ним в микроскоп. Здесь все было иначе. Впервые увидев в журнале «Деньги» фотографию главы агентства недвижимости «АРК», она вдруг подумала: «Симпатичный какой…» И читала интервью с ним с огромным интересом, пытаясь выудить из текста как можно больше информации, прочитать между строк, чем живет этот человек, что любит, чем увлекается. Позже, когда они с отцом обсуждали предполагаемое место ее знакомства с Виктором, Вера не приняла ни один из предложенных папой вариантов, а настояла на клубе «Зеленая дверь» – том самом, который они использовали для ее встречи с Васильцовым. Папа возражал, утверждал, что такое повторение рискованно, и к тому же очень маловероятно, что Волошин поведется на дешевую рекламку и отправится в сомнительный клуб знакомств. Но Вера была непоколебима. Она знала, что он туда придет. И оказалась права. Выследила накануне волошинский синий «Вольво», подбросила, воспользовавшись первым же удобным моментом, листовку за «дворник» и совсем не удивилась, увидев на другой же день Виктора в «Зеленой двери». Неожиданностью стало разве что появление Васильцова, причем неожиданностью досадной, но оно сыграло ей только на руку.

Правда, в первый момент, когда появился бывший банкир, она ужасно испугалась. И долго не могла успокоиться… Но страх вскоре прошел, а непонятное волнение осталось. Сидя в стильной, точно с журнальной картинки, кухне Виктора, она никак не могла понять, отчего так колотится сердце? Вера давно уже не ожидала от себя таких сильных эмоций. Что с ней? Она изо всех сил старалась взять себя в руки и внешне вроде бы не выдала себя ничем, держалась так, как нужно, – но сердце все колотилось и колотилось.

Они пили кофе и молчали. Что думал Виктор, Вера не знала, но сама она думала о том, какие красивые у него руки. Большие, но изящные и сильные, как у пианиста, причем это не пустая метафора – Вера занималась музыкой, ей ли не знать! И эта форма пальцев… Ее вдруг захлестнуло горячей волной. Вдруг до судорог, до дрожи захотелось, чтобы эти руки обняли ее, сжали бы талию, ласкали бы ее волосы, лицо, грудь… Усилием воли она заставила себя собраться, прервала поток собственных грез. Но проклятое сердце продолжало стучать, набатом отдаваясь в барабанных перепонках.

Наверное, этот момент был переломным. С него-то все и началось. Все пошло куда-то не туда. Сначала Виктор, хоть и был одурманен дымом ее сигарет, вместо того чтобы уснуть, отправился в кабинет и сидел там за компьютером до глубокой ночи. Потом вдруг поднялся к ней, и ей пришлось притвориться спящей. Он как-то долго, мучительно долго стоял в дверях и разглядывал ее, Вера чувствовала это, даже не открывая глаз. Ей стоило больших усилий не выдать себя, она старательно концентрировалась на ровном глубоком дыхании и с огромным волнением думала о том, что сейчас может произойти. Обычно она избегала близости с объектами, даже их прикосновения были ей неприятны. Но сейчас все складывалось по-другому. Все ее существо, каждая клетка ее тела жаждала, чтобы то, что могло случиться, действительно бы случилось. И когда Виктор все-таки покинул ее комнату, Вера точно со стороны услышала собственный вздох, в котором было куда больше сожаления, чем облегчения.

Среди ночи она спустилась, отыскала в этой огромной квартире его спальню и приступила к совершению обряда. С неуклюжестью новичка, словно не было долгих лет постижения ведовского искусства, Вера спотыкалась в самых простых, давно зазубренных до автоматизма вещах. Она путала слова заговоров, свеча то и дело гасла и дважды выпадала из рук, которые дрожали так, что ножницы отказывались им повиноваться.

«Кто-то ворожит против меня, – подумала она с суеверным страхом. – Папа не рассчитал наших сил. Этот человек… Виктор… Он находится под защитой мощной магии. Более мощной, чем та, которую осуществляю я. Что же мне делать? Что делать?»

Кое-как она завершила обряд, не уверенная, что будет результат, и даже скорее наоборот – уверенная, что ничего не получилось. Но не ушла, а вместо этого опустилась прямо на пол у постели спящего Виктора и долго сидела так, вглядываясь в его лицо. Обычно мужчины во сне выглядят такими… низменными, что ли. Мужчина привык, что лицо нужно держать в напряжении всех мускулов, что надо следить за собой, и когда во сне мускулы расслабляются, а по лицу блуждают отражения снов, вид получается, как правило, неприглядный. Однако Виктор спал совсем по-другому. Во сне лицо у него было красивое и доброе, как у ребенка. Как у ребенка, который ждет, что утром его встретит что-то хорошее.

«Может быть, хорошим должна была оказаться я? – поняла Вера много позже, когда уже невесть в который раз прокрутила в памяти эту сцену, восстанавливая все вплоть до мельчайших подробностей. – Он ждал, что утром встретит меня, а я… Ой, как стыдно!..»

Казалось бы – чего стыдиться? Разве так не бывало с другими? Глупцы! Все они мнят себя великими соблазнителями… И Виктор такой же, как они все, ничуть не лучше…

И все же ей было не по себе… Очень не по себе – когда она убегала из дома на Гоголевском бульваре, боясь, что Виктор проснется и остановит ее, – и в то же время до боли в груди, до слез, до отчаяния желая, чтобы он проснулся и остановил…

«Что это? Что происходит? – колотилось в висках. – Сильное колдовство, противодействие – «зеркало»? Или я, плохо совершив обряд, навлекла беду на себя?»

Вера уже не отдавала себе отчета, чего она боится. Бесформенная, не переводимая в слова тревога гнала ее на машине прочь, подальше от Бульварного кольца, вон из Москвы. В Акулово, к папе под крылышко… Не замечая дороги, она наматывала километр за километром и только чудом не попала в аварию. Стоило ей увидеть их дом, в котором она провела столько счастливых лет, как слезы, всю дорогу то и дело подступавшие к глазам, хлынули ручьем. После этого стало немного легче.

К возвращению отца (он приезжал рано, поскольку работал совсем недалеко от дома) она уже почти пришла в себя. Когда отец открыл дверь, лицо его было хмурым и недовольным, но тут же разгладилось, преобразилось в доброе, приветливое – такое папино лицо:

– Верочка! Уже вернулась?

– Да, я все сделала…

Она произнесла это как можно более сдержанно, но папа – мудрый, проницательный папа – сразу понял, что с ней что-то не так, и вновь нахмурился.

– Ну-ка, рассказывай все по порядку. Я же вижу, что ты взволнована, вон – глаза красные… Что случилось?

И Вера подробно, вроде как ничего не упуская, отчиталась о проделанной работе. Рассказала и о внезапном появлении Васильцова в клубе «Зеленая дверь», и о том, как это помогло их знакомству с Волошиным. Передала отцу срезанные с виска Виктора волосы, не забыла упомянуть даже то, что случайно уронила свечу во время обряда, что спутала слова заговоров и допустила еще несколько таких же мелких ошибок. Высказала предположение, что Виктор находится под защитой противодействующей магии. Исключила из рассказа только одну деталь – собственные переживания.

Отец внимательно слушал и качал головой. Он был недоволен, но ничего не заподозрил…

Он не заподозрил, что дочь, обычно такая откровенная, могла что-то скрыть от него. Тем не менее так оно и было. Впервые в жизни Вера утаила от отца то, что происходило у нее на душе. Сама она не могла объяснить, почему вдруг умолчала об этом. Только чувствовала, что говорить ничего не следует…

В эту ночь ей приснился странный сон. Обычно она спала, как под наркозом, – очень крепко, точно проваливаясь в небытие, и без всяких сновидений. А тут вдруг увидела незнакомый загородный дом на берегу озера, открытую веранду и на ней – покойную бабу Тосю. Вере очень хотелось подбежать к ней, обнять, зарыться лицом в бабушкину кофту и выплакать на ее груди все свои печали. Но бабушка упорно не замечала ее и разговаривала не с внучкой, а с кем-то в саду. Вера так и не увидела этого человека, хотя и знала точно – это Виктор…

Через несколько дней отец позвал ее в библиотеку для важного разговора. Он выглядел сердитым, и Вера внутренне затрепетала – она всегда отчаянно, до дрожи в коленях, боялась такого вот выражения его лица, строгого взгляда и нахмуренных бровей.

– Дочь моя, – начал папа. Он всегда обращался к ней так, когда бывал сердит на нее. – В этот раз ты сработала некачественно. Да что там церемониться, просто схалтурила! Ты допустила слишком много ошибок…