Русский царь Иосиф Сталин, или Да здравствует Грузия! - Ольга Грейгъ

Такова схема: либо доказывай, что приказы и законы тоталитарной диктатуры – это самое прогрессивное социалистическое право на земле, либо ты – враг народа, троцкист, предатель, агент. Стараниями всей вертикали власти «доказательства» о передовом праве подкреплялись методом массового террора. Так что, надо полагать, поделом казнили и расстреливали Пашуканиса, Крыленко и подобных им других юристов, слишком уж старавшихся в угоду режиму, который после историки окрестят сталинским.

В своем докладе на партсобрании 5 мая 1937 года А. Я. Вышинский обвинил, что взгляды юристов и Пашуканиса и Стучки противоречат ленинским указаниям о непризнании «ничего частного» в советском законодательстве.

Читая тавтологию о новом советском юридическом праве, Сталин не поражался действиям этих людей, – они хотели этого произвола, они и имеют.

Они ищут «правопонимания», и они его находят.

Их установки направлены на пересмотр трудов Маркса и Энгельса об «отмирании» государства и права.

Для вышинских, пашуканисов и иже с ними это норма – карать и убивать себеподобных. Получите строй, которого вы хотите, которого вы достойны! Вы, яростно уничтожившие самое богатое, самое прекрасное государство на земле… Глупцы, легко согласившиеся стать советскими гражданами…

Сев за стол, вождь читал дальше. Из прочитанного следовало, что ключевым для совещания был вопрос о переводе всей советской юридической науки в русло нового право-понимания в соответствии с общим определением права, который выдвинул Андрей Януарьевич Вышинский. Он пишет: «Право– совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государственной властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепление и развитие общественных отношений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу».

Сталин, прочитав эти слова, рассудил вслух: «Хорош Ви-шинский. Смотри как законом а-абосновывает в себе государственного деятеля. Чем више чиновник советской власти, тем больше он прав. Чем больше он у-ка-зивает, тем больше у него силы. А мужик и баба должны за все-о отвечать. А чиновник всегда прав… И это логика тэх людей, в которой всегда виноват будет тот, кто на вершине этой пирамиды. А коль на этой пирамиде товарищ Сталин, то когда его нэ станет, а-ани все скажут што ми ни при чем, ми все виполняли што приказывал товарищ Сталин. Эта-а он совершил ошибки, это он карал людей, эта он придумал врагов народа. А себя они будут вида-вать жертвами таварища Сталина».

…Прочитав до конца текст, Сталин закрыл папку и взгляд его сфокусировался на больших буквах РИС. Вождь задумался. Тоталитарный «нормативизм»: право, как совокупность приказов власти. По мнению Вышинского, «право– совокупность или система правил (законов), имеющих своим назначением заботу о подчинении членов общества «общими условиями производства и обмена», т. е. о подчинении господствующим в данном обществе классовым интересам».

По рекомендации РИС, следовало обратить внимание на то, что «правила поведения» как политико-властное установление и регулятор в определении Вышинского – это нечто совершенно иное, нежели норма социальной солидарности в социальном нормативизме Л. Дюги. Или норма долженствования в нормативизме Г. Кельзина.

Вождь внимательно читал этих авторов юриспруденции и помнил, что в соответствии с установками Дюги, норма зависит не от государства, а от факта социальной солидарности в обществе и что правовой характер власти и законов зависит от их соответствия социальной норме. А у Вышинского акцент сделан именно на приказах правящей власти. Характеризуя право, как «регулятор общественных отношений», он поясняет: «наше определение исходит из отношений господства и подчинения, выражающихся в праве».

Как-то выслушав доклад генпрокурора, Сталин сказал ему: «Власть нам нужна, товарищ Ви-шинский как рычаг преобразования государства». В ответ Андрей Януарьевич произнес: «Я с вами совершенно согласен, товарищ Сталин, что советское право является одним из рычагов этого преобразования. И этот рычаг– ваша власть, товарищ Сталин. А право находится в руках вашей власти. Так сказать, это и есть рычаг преобразования».

Когда генпрокурор оставил кабинет, к Сталину вошел В. М. Молотов, которому Генсек передал содержание разговора, завершив фразой: «Как ты думаешь, Вячеслав, он такой подхалим или такой дурак?» – «Он п-п-рофессор п-п-права. Ему виднее».

– Ты што, – отреагировал Сталин, – думаешь, што среди профессоров нэт дураков? Какой же он профессор, если он из меньшевиков кинулся служить нам, предав своих товарищей? Мне так больше тот профессор, который работал с ним в университете и который би-жал после переворота в Варшаву и создал социалогическую кафедру в университете. На-апом-ни, как его фамилия.

– Я н-не знаю о ком ты говоришь, т-товарищ Сталин. Но, по-моему, речь идет о п-п-профессоре Петражицком. По которому, п-право– есть п-психический фактор общественной жизни, этические переживания, эмоции к-к-которых имеют ат-ат-трибутивный характер. То есть, связаны с п-п-притязанием.

– И еще он говорил, што наши права суть закрепленные за нами, принадлежащие нам как наш актив, долги других лиц.

– Когда ты, т-товарищ Сталин, успеваешь все это ч-ч-чи-тать?

– А тогда, – когда ви все спите, товарищ Сталин работает. Ви-шинский считает, што я совершенно не представляю, што такое юриспруденция. А он, исходя из этого, мудрствует лукаво. А Сталин читает Демокрита, Сократа, Платона, Эпикура, А-аристотеля. Та-аварищ Сталин хорошо знает, кто такие стоики, Цицерон, Фома Аквинский, Локк, Монтескье, Кант. И конечно, наш да-арогой Гегель… И ш-тоби говорить о советской юриспруденции и слушать его профессорские дурацкие речи, товарищу Сталину нужно хорошо знать русских юристов Соловьева, Бердяева, Чичерина, Новгородцева. И конечно, Петражицкого… Оставим на его совести его рассказы о совещании. Они подойдут, как классика, будущим поколениям советских юристов. И будь уверен, Вячеслав, они будут использовать эти свои видуманные па-стулаты еще долго и долго. А когда им будут говорить, што эта-а постулаты диктатуры, они будут валить все на товарища Сталина....

Молотов (псевд.; наст. фам. Скрябин) Вячеслав Михайлович /р. 25.2.(9.3). 1890, Нолинск, ныне Советск Кировской обл./, политический деятель СССР. Род в семье приказчика. Учился в Петерб политехнич. ин-те (1911–1912). В Коммунистич. партию вступил в 1906. Вел партийную работу в Казани, Вологодской губ., Петербурге. Подвергался репрессиям со стороны царских властей.

Во времена Февральской революции 1917 чл. Русского бюро ЦК партии. В дни Окт. Вооруж. восстания в Петрограде чл. ВРК, затем на руководящей сов. и парт, работе…

В 1920 секретарь ЦК КП(б) Украины. В 1921—30 секретарь ЦК ВКП(б). В 1930—41 пред. СНК СССР, одновременно с мая 1939 нарком иностр. дел СССР. В 1941 —57 1-й зам. пред. СНК (затем Сов. Мин.) СССР, одновременно (1941—49, 1953– 57) нарком (затем министр) иностр. дел СССР…

Участник Тегеранской (1943), Крымской (1945), Потсдамской (1945) конференций глав правительств трех союзных держав – СССР, США, Великобритании…

Вячеслав Михайлович Молотов, ставший давно уже правой рукой Сталина, никогда не относил себя ко второму лицу в государстве. И никогда никому, – до конца своих дней, – не говорил о том, что официально он все-таки считался вторым человеком в партии и государстве. Так говорили о нем политики, партийные функционеры, госдеятели, народ. Но только не он!

Ибо он знал, что есть реальный кто-то, обладающий недюжинным умом и неограниченной властью, стоявший наравне с вождем, но всегда – за ним; вездесущий, но невидимый; всевластный, но служитель; манипулирующий странами мира и судьбами их ведущих политиков так, что не сразу поймешь чья в том проявляется воля: сталинская или его самого… Зная и ощущая это, Вячеслав Михайлович даже в глубине мыслей отгонял всякое пришедшее на ум имя или даже часть имени, скрывавшегося за непонятной и невинной аббревиатурой РИС.

…Так что ряд обвинений, брошенных в его адрес спустя два десятилетия Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым на состоявшемся в 1957 г. июньском пленуме ЦК КПСС, что после ухода Сталина он, Молотов, изо всех сил рвался занять пост Первого секретаря ЦК КПСС, – абсолютная ложь.

Потому что не эти, дравшиеся за кресло, решали, кто из них в него сядет, а… иная сила.

И сейчас, слушая Иосифа Виссарионовича Сталина, Вячеслав Михайлович отдавал себе отчет в том, что вождь прекрасно понимает, что и на каком уровне делает Вышинский, для чего с юридической точки зрения «в советском понимании» обосновываются деятельность ЦК партии и советского правительства.

Отдавал он отчет и в том, что Сталин ко всему этому относится как бы отстранившись. Направляя эту деятельность, Сталин, несомненно, глубоко понимает все ужасающие процессы, которые происходят спустя 20 лет после свершившегося государственного переворота и свержения царя. Молотову также ясно, что пройдет еще время и он сам станет очевидцем, как обрушится на Сталина неправедный гнев его бывших соратников.