Ящик Скиннера - Лэй Ми

из них, сменившись холодной цепкостью. Без Стадий I, II, III и IV, без всякой психодрамы, Фан Му научился жить дальше и каждую ночь погружался в глубокий сон.

Все закончилось в тот момент, когда он наставил пистолет на вооруженного ножом Сун Пу и спустил курок.

Есть множество вещей, которые невозможно или очень тяжело принять. Но если встретиться с ними лицом к лицу, можно понять, что они остались в прошлом.

Что, если убийство человека действительно помогает решить проблему?

* * *

Фан Му сидел на своей кровати и глядел в окно на холодный лунный свет, заливающий город. Предметы на его рабочем столе отбрасывали длинные призрачные тени; среди них тускло поблескивал полицейский значок.

Возможно, у Тай Вея была и другая причина считать его непригодным для службы в полиции. Трудно понять, о чем думает другой человек. Но еще труднее осознать собственные мысли…

В ту ночь Фан Му так и не заснул.

Глава 22

История господина Ч

Господину Ч. невероятно тяжело. И все-таки он начинает. Делает глубокий вдох…

– Сегодня я расскажу вам нечто, о чем мне крайне трудно говорить. Прежде чем начать, я хочу, чтобы вы знали – психологически я готов встретиться с вашим осуждением, даже со злобой. Господин Ж., прошу, покажите остальным фотографии.

Фотографии выложены на стол, его секрет раскрыт. Он продолжает:

– Хорошо. Как вы понимаете, эти снимки были сделаны без моего ведома. Человек на них – я – мастурбирует.

Реакция вполне ожидаемая.

– Прошу прощения, госпожа Ц., что заставил вас смотреть на такую гадость. Однако я должен кое-что объяснить, точнее – у меня нет другого выбора, поэтому добавлю: трусики, которые я держу в руке, принадлежат моей дочери. О! – восклицает он, непроизвольно усмехаясь. – Понимаю, как все вы изумлены; возможно, в своих сердцах вы меня проклинаете, считаете животным и даже хуже. Я знаю, что я животное. Но, прошу, поверьте мне, до сего дня я не тронул свою дочь и пальцем – ни разу. Самое худшее, что я натворил, – это то, что вы видите на фотографиях.

Господин Ч. дрожащей рукой берет чашку со стола, и чай из нее проливается ему на рубашку. Госпожа Ц. протягивает салфетку.

– Спасибо вам, Ц. Мне стало гораздо легче… Нет, господин Ж., я готов продолжать свою историю. Да, я уверен.

Как и у большинства из вас, мое отвратительное психологическое состояние спровоцировано давним инцидентом. Он произошел девятнадцать лет назад.

Мне тогда было пятнадцать. Я был совершенно наивным школьником, с головой погруженным в учебу. Я знал, что человеку с таким скромным происхождением, как у меня, надо старательно учиться, иначе я никогда ничего в жизни не добьюсь. Хотя времена моей юности были не такими либеральными, как нынешние, в школе тут и там можно было видеть парочки, которые потихоньку обнимались или обменивались поцелуями. Но я даже не глядел в сторону одноклассниц, не заговаривал с ними, и сама мысль о том, чтобы завести подружку, была мне полностью чужда.

В летние каникулы перед старшей школой, в отличие от большинства моих одноклассников, которые развлекались и отлично проводили время, я целыми днями просиживал в классе почти пустой школы. Как вы понимаете, мне было нисколько не весело. Я, крепкий здоровый парень, один сидел в мертвой тишине класса и день за днем решал задачи по математике. Единственным отдыхом для меня были короткие перерывы, когда я смотрел в окно на ближайшую детскую площадку. Теперь, когда я об этом вспоминаю, то жалею, что не бездельничал и не ходил все лето по вечеринкам. Ну и пускай я не попал бы в привилегированный класс и не поступил бы в университет – зато был бы сейчас счастливым, пусть даже безработным… По крайней мере, я стал бы нормальным отцом с достойными моральными качествами!

Господин Ч. прижимает ладони ко лбу и болезненно горбит спину, явно потрясенный этим осознанием. Люо Цзяхай собирается подойти и утешить его, но господин Ж. не позволяет. Все в молчании ждут, пока господин Ч. успокоится.

– Со временем я стал замечать, что каждый день после обеда отец с дочерью приходили поиграть на детской площадке. Я решил, что девочка – его дочь, потому что она называла мужчину папой. Ей было двенадцать или тринадцать лет; она была очень хорошенькая, с длинными волосами, завязанными в хвосты, которые достигали середины спины. Обычно она была в пестрой юбке в цветочек. Отец, красивый мужчина, носил очки в серебристой оправе; они придавали ему утонченный вид.

Наша школа занимала одноэтажное здание, и сразу под окном находились цветочные клумбы. Летом ароматы цветов залетали в окна. Иногда отец с дочерью развлекались на дальнем краю площадки, где был игровой комплекс с перекладинами; иногда они оказывались ближе к моему окну – нюхали цветы на клумбах, ловили стрекоз и тому подобное. Каждый раз, когда я слышал смех девочки, это напоминало мне сделать перерыв. Перерыв означал для меня просто сидеть у окна и смотреть, как отец с дочерью играют. Порой они замечали меня и дружески улыбались. Каждый раз, когда мы встречались взглядами, я ощущал, до чего прекрасна жизнь. Только представьте! С неба льется яркий солнечный свет, и отец с дочкой играют среди цветов. Картина была такой трогательной, что я невольно начинал мечтать о собственном будущем – о комфортной обеспеченной жизни, в которой я, элегантно и дорого одетый, веду свою дочь на прогулку, а какой-то мальчуган из бедной семьи бросает на нас завистливые взгляды. Каждый день я ждал, когда отец и дочь придут на площадку, потому что их приход отвлекал меня от унылой реальности и на несколько минут погружал в фантазии. Это приносило мне подлинное удовлетворение…

Господин Ч. погрузился в раздумья, и его губы тронула улыбка. Одновременно он начал дрожать, словно воспоминания были и сладкими, и горькими.

– Помню, был особенно жаркий день, без единого ветерка. Я сидел в пустом классе, и пот тек у меня по спине, отчего мне становилось холодно. Я тогда подумал, что в такую жару они точно не придут. Но около трех часов пополудни отец с дочерью опять появились на площадке. Они сразу подошли к клумбе у меня под окном, и мужчина кивнул мне. Правда, я заметил, что лицо у него немного нервное, а дочь все время низко опускает голову.

На этот раз они не стали нюхать цветы или гоняться за стрекозами. Вместо этого присели за кустами на бетонную ограду клумбы – в ней была скамья, которой не было видно