Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти

ей банальностью, но она слишком устала и была к тому же сражена горем, чтобы вступать в спор. А потому она только скорчила гримасу и постаралась не шевелиться, пока Субха накладывала лубок на ее запястье. Боль отдавалась во всем ее теле. Зейнаб считала себя опытным наездником; она едва ходить научилась, а Мунтадир уже начал приучать ее к седлу. Но прошлым вечером она получила жестокий урок, узнав, что одно дело — скакать рысцой по персональным тропинкам в дворцовом саду и совсем другое — мчаться бешеным галопом по Дэвабаду, уворачиваясь от бегущих джиннов и стенающих гулей, одновременно выкрикивая остережения для всех гезири, находящихся в пределах слышимости.

Но урок того стоил. К тому времени, когда смертоубийственные медные пары, двигающиеся, как голодный зловредный туман, накрыли Квартал гезири, ее народ был уже готов: реликвии были удалены со своих привычных мест и спрятаны. Пусть Зейнаб посадила свой голос и теперь долго еще не сможет подходить к лошадям, но она и Акиса спасли тысячи жизней. Они были героями.

Но Зейнаб не чувствовала себя героем. Герои не завлекают своих младших братьев в город, где те встречают смерть, которую по большому счету могли избежать. И опять воспоминание об Али в королевском одеянии возвращалось к Зейнаб. Он ведь уже приспособился жить в Ам-Гезире. Он был там счастлив.

А теперь он, скорее всего, мертв. Потому что Зейнаб и Акиса выполнили только первую часть своей миссии. Да, они должны были предупредить обитателей квартала Гезири об опасности, надвигающейся на них. Но после этого они должны были поспешить в Цитадель. Чтобы предупредить Али и офицеров, присоединившихся к его бунту, о том, что переворот похуже уже произошел и, чтобы спасти ситуацию, им нужна армия — грозная Королевская гвардия Дэвабада, тысячи ее хорошо вооруженных, хорошо подготовленных солдат.

Когда они прискакали туда, никакой Цитадели уже не было. Глазам Зейнаб и Акисы предстала сцена из ада: могучей крепости Зейди аль-Кахтани — первого места, построенного ее семьей в Дэвабаде, и последнего, где видели Али, — более не существовало. Ее массивная башня была лишена опор, разбита и сброшена в озеро. Остальное выглядело немногим лучше. Все было превращено в груду обломков, а от дворов остались ямы, наполненные непонятным месивом, все было иссечено траншеями, наполненными водой и кровью, словно какое-то громадное животное разодрало здесь землю своими когтистыми лапами.

И мертвые тела. Столько тел, что Зейнаб и счесть не могла. Искалеченных, утопленных, разорванных на части — окровавленные лоскуты их солдатской формы были единственным маркером, по которому можно было догадаться, что когда-то они были живыми людьми. Часть тел была погребена под руинами, часть лежала на мокром песке, часть плавала в озере, часть была придавлена рухнувшей башней. Десятки явно были сожраны живьем, останки гулей лежали в сплетении их переломанных конечностей.

Зейнаб вскрикнула. Она подскакала к яме, выкрикивая имя Али. Но, словно отвечая на ее скорбь, землетрясение взорвало остров. Лошадь испугалась и сбросила Зейнаб. Зейнаб неудачно приземлилась и сломала запястье. В окружении сотрясающихся зданий, впавших в панику людей и падающих обломков она попыталась отползти куда-нибудь в убежище. Но все же по пути она успела увидеть, как раскалывается само небо, та материя, которая отделяла их королевство от человеческого мира. Когда небо исчезло, оно забрало с собой магические огни джиннов, откапывавших выживших. Забрало и колдовские летающие ковры, с помощью которых транспортировали раненых. И когда исчезла вся дэвабадская магия, вот тогда начался настоящий крик.

К тому времени Акиса добралась до Зейнаб и поставила ее на ноги, потом усадила ее на лошадь, и они поспешили в лазарет.

— Если ты попытаешься бежать, я тебя прикую цепью, — предупредила Акиса Зейнаб, оставляя ее на попечение Субхи. — Я пойду искать твоего брата. Тебе это видеть необязательно.

Зейнаб пребывала в ступоре от боли и потрясения, а потому только после ухода Акисы поняла смысл сказанных ею слов.

Акиса не рассчитывала найти Али живым.

С того времени прошло несколько часов. Квадрат неба, видимый в окне, побледнел ранней утренней голубизной, алый цвет рассвета исчез. Но если рассвет остался позади…

На предрассветную молитву никто никого не созывал. От этой мысли ей стало нехорошо. Ни одного такого случая Зейнаб за всю свою жизнь не могла вспомнить. Впрочем, и она сама сейчас не была способна ни на какую молитву. Если бы она попыталась сейчас воззвать к господу, то начала бы рыдать и не смогла бы остановиться.

«Амма, ты мне нужна. Мне нужен Абба. Мне нужны мои братья».

Но никто из тех, кого она вспоминала, не отзывался, и Зейнаб набрала в грудь побольше воздуха, пытаясь успокоиться.

— Были какие-нибудь известия из дворца?

Врач отрицательно покачала головой:

— Все, что я слышала, — сплошное безумие. Люди кричат, что новый Сулейман пришел, чтобы отобрать у нас нашу магию и обрушить на нас гнев создателя.

— Ты в это веришь?

— Нет. — Субха посмотрела на нее темным взглядом. — Я думаю, боги давно умыли руки, забыли об этом месте.

Движение в дверях привлекло ее внимание, она посмотрела в ту сторону и увидела входящую Акису. Если она и почувствовала какое-то облегчение при виде Акисы, то оно было мимолетным. Акиса вся была в крови, а лицо ее стало пепельно-серым.

— Акиса! — Зейнаб дернулась было, собираясь броситься к Акисе, но боль в руке напомнила ей, что Субха еще не закончила накладывать лубок. — Помоги ей! Она ранена!

— Я не ранена. Это не моя кровь, — хриплым голосом возразила Акиса. Если она и была цела, то ее состояние оставляло желать лучшего. Она с трудом вошла и тяжело прислонилась к стене, ее убийственное изящество исчезло. Вид у нее был загнанный, Зейнаб даже не представляла, что ее горделиво резкая, казавшаяся бесстрашной подруга может так выглядеть.

— Ты нашла его, — с разбитым сердцем сказала она.

Акиса в ответ с трудом отрицательно покачала головой:

— Не Али. Я нашла Любайда. Его убил какой-то ифрит. — Слезы сверкнули в ее серых глазах. — Убил его ударом топора в спину. Вот ведь дурак. Ну, не должен он был погибнуть от руки ифрита.

Любайд. Говорливый друг Али с медвежьим сложением и повадками, еще один джинн, который оказался в Дэвабаде вследствие махинации Зейнаб.

— Прости меня, Акиса. Я так виновата.

Акиса отмахнулась от нее:

— Ты не виновата. Никто из нас не виноват.

Субха закончила накладывать лубок на запястье Зейнаб, в воздухе висел запах лайма и гипса.

— Любайд был добрым, — тихо сказала Субха. — Я часто выпроваживала его из лазарета за курение, но он всегда