Японский фронт маршала Сталина - Анатолий Кошкин

В это время среди иностранных наблюдателей и аналитиков высказывалась «гипотеза», согласно которой к лету 1942 г. между СССР и Японией было достигнуто что-то вроде «джентльменского соглашения». Смысл этого соглашения якобы состоял в том, что «русские, возможно, взяли на себя обязательство не позволять американцам использовать Сибирь для действий против Японии, на что взамен японцы заверили русских, что не осуществят нападения в Сибири»[403].

Было такое «джентльменское соглашение» или нет, неизвестно. Известно другое – резко ухудшившаяся для СССР обстановка на юге страны, где германские войска разворачивали новое широкомасштабное наступление, заставляла Сталина сохранять нейтралитет с Японией. Отвечая на запрос Японии по поводу советско-английского союзного договора и советско-американского соглашения, советское правительство заявило, что эти соглашения не касаются советско-японских отношений, базирующихся на пакте о нейтралитете 1941 г.

Настойчивость американского правительства в зондировании позиции Москвы в отношении Японии была понятна. Ведь получи они возможность регулярно бомбить Японию с территории советского Приморья или Камчатки, тихоокеанская война могла завершиться в считанные месяцы. Но в этом случае было не избежать советско-японской войны в весьма сложный для СССР период. Как показали последовавшие события, сдержать германский натиск и разгромить под Сталинградом крупную группировку немецких войск в значительной степени удалось благодаря переброске с советско-маньчжурской границы свежих и боеспособных дивизий. Этого не могли не понимать в Вашингтоне.

Второй фронт в Европе и Япония

Как свидетельствуют доступные исследователям документы и материалы, на протяжении Второй мировой войны Сталин, Рузвельт и Черчилль в своих официальных высказываниях никогда напрямую не связывали вопросы открытия второго фронта с Японией. Однако в действительности при разработке стратегических планов как в Москве, так и в Вашингтоне и Лондоне такая связь учитывалась. Как отмечал в своих мемуарах известный советский дипломат А.А. Громыко, было «совершенно ясно, что открытие союзниками второго фронта на западе против фашистской Германии связывается Вашингтоном с готовностью СССР помочь США на востоке»[404]. Безусловно, вступление СССР в войну против Японии негласно использовалось и Сталиным в качестве «козырной карты» на переговорах об открытии союзниками второго фронта в Европе. Как уже отмечалось, впервые намек о взаимозависимости советской помощи в войне против Японии с перспективой открытия Великобританией и США фронта в Европе был сделан Сталиным сразу после начала тихоокеанской войны во время его декабрьских бесед в Кремле с министром иностранных дел Великобритании Иденом.

Стремление советского руководства побудить Великобританию к военному сотрудничеству в борьбе с Германией обнаружилось сразу после начала советско-германской войны. 6 июля 1941 г. посол Великобритании в Москве С. Криппс обратился с личным письмом к Черчиллю, в котором писал: «Русские понимают значение для нас их сражений и, вполне естественно, они ожидают от нас каких-то практических мер в ответ за ту помощь, которую они нам оказывают»[405].

12 июля в Москве было подписано соглашение о совместных действиях Союза ССР и Великобритании в войне против Германии. В нем декларировалось:

«1. Оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.

2. Они далее обязуются, что в продолжение этой войны они не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия»[406].

Заключение этого соглашения не означало, что Великобритания брала на себя обязательство предпринимать какие-либо военные действия для облегчения положения СССР. В то время англичане не собирались открывать фронт против Германии, а считали более выгодным, воспользовавшись занятостью Германии войной с СССР, сосредоточить свои военные усилия на удержании своих колониальных владений на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке. Признавая, что русский фронт «стал решающим», Черчилль считал, что пока германские войска заняты на этом фронте, вторжение в Англию невозможно[407]. Не было никаких оснований рассчитывать и на военную помощь США, лидеры которых ограничивались лишь словесными обещаниями экономической помощи СССР. По существовавшим летом 1941 г. стратегическим планам США, вступление американцев во вторую мировую войну намечалось лишь на середину 1942 г.[408] Поэтому в наиболее трудный первый период войны Советскому Союзу приходилось полагаться только на собственные силы.

Ситуация кардинально изменилась после начала тихоокеанской войны. Терпя поражения от японцев, лидеры США и Великобритании стали серьезнее относиться к установлению с СССР союзнических отношений. Советское правительство было к этому готово. Еще 3 июля 1941 г. в своем выступлении по радио Сталин, в частности, заявил: «В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки… Наша война за свободу нашего отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость…»[409]

Зондируя позицию советского руководства по поводу возможности его сотрудничества в войне с Японией, Рузвельт и Черчилль понимали, что такое сотрудничество могло скорее обрести конкретные формы в случае оказания Советскому Союзу реальной помощи военными действиями в Европе. Они помнили слова Сталина о том, что «военное положение СССР, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)». «Фронт на севере Франции, – писал Сталин в своем послании Черчиллю от 18 июля, – не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию… Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии. Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на Восток и когда Гитлер еще не успел закрепить за собой занятые на востоке позиции. Еще легче создать фронт на Севере…»[410]

Ответ Черчилля на это послание сводился к тому, что «начальники штабов не видят возможности сделать что-либо в таких размерах, чтобы это могло принести Вам хотя бы самую малую пользу»[411].

Напротив, англичане, озабоченные продвижением Японии в южном направлении, стремились создать видимость, что заключенное между Великобританией и СССР соглашение может быть распространено и на Дальний Восток. Похоже, с этой целью посол Криппс заявил Молотову о желательности посылки на советский Дальний Восток части английской военной миссии, находившейся в Москве. Отвечая на это неожиданное предложение, Молотов предупредил, что надо проявлять осторожность, ибо «такой шаг может вызвать беспокойство у японцев и дать им повод для действий, нежелательных ни для Англии, ни для СССР»[412].

Всерьез о будущей координации стратегических планов с СССР в Лондоне и Вашингтоне стали задумываться лишь после поражения германских войск под Москвой. Становилось очевидным, что дальнейший ход и исход Второй мировой войны будут решаться не в Африке и на Тихом океане, а на советско-германском фронте. Упорное сопротивление советских войск, неизбежная концентрация здесь основных сил Германии создавали для Великобритании условия, практически исключавшие попытки немцев высадиться на Британские острова. С глубоким разочарованием и пессимизмом по поводу дальнейшего развития Второй мировой войны было встречено сообщение о переходе советских войск в контрнаступление японским правительством. В Токио стали всерьез задумываться о той крайне опасной ситуации, когда США и СССР смогут объединиться для разгрома Японии.

В середине декабря 1941 г. Черчилль, обращаясь к Сталину, признавался: «Невозможно описать то чувство облегчения, с которым я каждый день узнаю о Ваших замечательных победах на русском фронте. Я никогда еще не чувствовал себя столь уверенным в исходе войны»[413].

Свои искренние чувства по поводу разгрома немцев под Москвой выразил в Рождество – 25 декабря – в своем личном дневнике посол Великобритании в Москве Криппс: «Многие специалисты в Великобритании, особенно профессиональные военные, фактически желали поражения Советской Армии для того, чтобы доказать правильность своих прогнозов… Наши пророки потерпели фиаско… Теперь, после столь славной победы под Москвой, никто не может утверждать, что советский режим является прогнившим или подрывающим жизненно важные основы советской страны. Нет! Если бы не этот режим и все то, что было сделано в этой стране за последние 20 лет, Гитлер, безусловно, сумел бы завоевать всю Европу, и наши шансы на победу равнялись бы нулю… Миф о непобедимости нацистов был развеян, и теперь можно с уверенностью сказать, что рано или поздно Гитлер будет разбит, а нацистский режим уничтожен. Я испытываю чувство глубокой благодарности ко всем советским людям за принесенные ими страдания и непреклонную волю к победе, которую они проявляют»[414].