Под крылом судьбы - Ольга Светлова

– Вы что-то недоговариваете. Мы по-прежнему доверяем друг другу? – Михалыч насупился и расправил плечи.

– Более, чем когда-либо, – успокоил я Михалыча. – «Заказчик» не хотел разоблачений и опередил нас. Но, устранив Мусю, изобличил самого себя. Вот и все. Мы умываем руки, наша совесть чиста, как слеза младенца. Видимо, осталось только оплатить неустойку исполнителю?

– Это не проблема. Значит, вам удалось выяснить имя «заказчика», – Михалыч опять подобрался, как охотничья собака, готовящаяся к прыжку.

– С достаточной степенью точности, – подтвердил я.

– Какие будут поручения? – он определенно рвался в бой.

– Никаких.

– Никаких? – изумился Михалыч. – А как же Саша?

Вот оно в чем дело. Душа Михалыча жаждет мести за невинно пролитую кровь. Что там было в его резюме? Вспомнил: «служба в Вооруженных Силах Российской Федерации». Чечня. Слово как диагноз.

– Михалыч, Сашу не вернешь, – подумав, сказал я.

На следующий день мы хоронили Мусю.

Смерть становится обычным, будничным понятием. Мы привыкаем к ней, как к слякотной погоде, обильному снегопаду, невыносимой жаре. Неприятно, даже противно, но терпимо. Потому что есть зонт, теплое пальто, прохладный дом. Услышав о смерти близкого человека, мы прикрываем души непробиваемой броней, на совесть надеваем черные очки, а сердце оставляем в сейфе.

Иными словами, я, к сожалению, не испытывал угрызений совести на похоронах Муси. Было жаль его, просто жаль – человека, бездарно прожившего свою жизнь, посвященную только наживе. Оказалось, что у него не было друзей, связь с родными давно утеряна, и даже жена с трудом скрывала удовлетворение неожиданно свалившейся на ее голову свободой и немаленьким наследством.

Похороны Муси представляли собой стандартное и хорошо организованное мероприятие без истерических воплей безутешной вдовы, без плача детей, которых он так и не нажил. Раньше подобные мероприятия организовывались ныне покойным, но Михалыч, надо отдать ему должное, прекрасно справился с этим. Это подтверждали комментарии двух женских голосов, шептавшихся за моей спиной.

– На гроб и венки не поскупились...

– А Сонька молодец, натурально убивается ...

Я невольно обернулся и увидел двух изящных женщин, одну из них можно было назвать красивой. Сейчас на похороны ходят как в театр, с соответствующей экипировкой: обтягивающее фигуру черное платье, широкополая шляпка с вуалью, туфли-лодочки и, как обязательный атрибут, дорогие украшения.

– Слово для прощания предоставляется другу и соратнику Мусафаила Иосифовича, президенту холдинга Олегу Александровичу... – услышал я голос распорядителя похорон и поперхнулся.

Однажды, без моего ведома, из меня сделали «заказчика» убийства, а теперь без всякого на то основания называют «другом и соратником». Что за жизнь пошла?

Я произнес дежурные грустные слова, выразил слова соболезнования вдове и всем окружающим и отошел в сторону, так чтобы видеть, но не слышать людей, цинично комментирующих за моей спиной происходящее.

На поминках меня усадили рядом с вдовой, ничего не поделаешь, положение обязывает. Вместо ожидаемых мокрых глаз, распухшего, хлюпающего носа я с удивлением обнаружил холеное лицо с тщательно подведенными и поблескивающими глазами.

Стало грустно. Муся прожил пусть бездарную, но яркую жизнь. Ему посвятили строки многие газеты, не без иронии и желчи, конечно, но раз обратили внимание, вероятно, он что-то значил.

Неожиданно я почувствовал жесткий взгляд и обернулся. На меня смотрела та самая женщина – красивая, сдержанная, спокойная, с глазами рыси на охоте. Наш немой диалог перехватил Михалыч и после окончания поминок доложил:

– Эта женщина из международного банка работала с Мусей по кредитованию швейной фабрики. Опасности не представляет. Но проверить можно.

Я садился в машину, когда услышал голос той женщины с глазами рыси:

– Олег Александрович, я работала с вашим холдингом по проекту кредитования швейной фабрики. Могу ли я с вами встретиться по этому вопросу?

– Обратитесь в соответствующий отдел, – ответил я.

– Уже обращалась, проблему можете решить только вы.

– Хорошо, завтра в десять у меня в кабинете. Вас это устроит?

– Нет! – Она еще и нахалка. – Лучше сегодня вечером.

– Не уверен, что я буду свободен.

– Вот мой телефон, буду ждать звонка. – Красотка развернулась и пошла... с гордо выпяченной попой.

Мне ничего не оставалось, как положить визитную карточку в карман.

– Поехали.

По дороге я обратился к Михалычу:

– Послушай, Михалыч, до каких пор мы будем передвигаться в сопровождении охраны? Может, пора перейти на обычный режим работы?

Михалыч удивился моему вопросу.

– Неужели вы считаете, что в этом деле пора ставить точку? Тот, кто «заказал» Мусю, человек далеко не робкий. Вы уверены, что следующий в очереди не вы?

Уверен ли я? Ничего себе вопрос!

Войдя в приемную, я услышал от секретарши, что дважды звонила Рима.

– Она была взволнована и требовала, чтобы вы немедленно ей перезвонили, – прокомментировала секретарша.

– Хорошо, что еще?

Немного смущаясь, она спросила:

– Олег Александрович, я тут готовлю решение совета директоров и хотела спросить, а почему имя «Рима» пишется с одной «м». Вам не кажется, что это ошибка?

– Понятия не имею. – Никогда об этом не задумывался, действительно, а почему только одна «м»? – Соедини меня с ней.

В трубке раздался требовательный, нет, взвинченный голос Римы:

– Антону угрожает опасность! Не задавай мне идиотских вопросов, ты знаешь, откуда и почему! Так вот, я тебя предупреждаю, Антон вернулся в семью. – Здесь ее решительный голос стал менее уверенным. – Ну, то есть мы снова решили жить вместе. Понятно? Если с ним что-нибудь произойдет, если хотя бы один волосок с его головы...

Попалась? Получи!

– За волосы я отвечать не могу, – старался говорить спокойно, не торопясь, – к его залысинам на голове я абсолютно непричастен. А что касается...

Но она не дала мне договорить.

– Олег, – устало произнесла она, – не язви. Если произойдет ужасное, то... то я за себя не отвечаю.

Вот теперь можно поговорить обстоятельно.

– Рима, успокойся и расскажи, что случилось.

Я услышал ее протяжный вздох.

– Утром примчался Антон, сам не свой. Он уверен, что смерть Муси – это не самоубийство. И причина всего... – В ее голосе зазвучали слезы. – Он считает, что теперь его очередь и что «заказал» его... ты.

– А Сашу, моего водителя, тоже я «заказал»?

– Я не знаю, – в трубке раздалось рыдание; впервые слышу, как она плачет. – Я не хочу-у, чтобы вы убивали-и!