Хулиган напрокат - Алёна Черничная

пальцами. — Что-то такого развития событий я и не ожидал.

— Прости, — тихо проговариваю себе под нос, вытирая бешеный поток соленой воды со своих щек. — Я не знаю, что мне теперь делать…

— Ничего. Ждать меня из армии, — хмыкает Макс. Опять же спокойной и без иронии.

Я удивленно поднимаю на него свои широко распахнутые глаза:

— Что?

Взлохматив пальцами себе волосы на макушке, Макс вдруг улыбается и кладет на подлокотник между нами скрещенные руки:

— Врать не стану. У меня были другие планы, ходить по плацу я не хочу. Я расстроен и в замешательстве. Но не возьми ты эти билеты у дедушки, то мы бы не пересеклись. Не было бы никакой сделки. А теперь у меня есть ты. Самая странная, неординарная и честная девочка.

— Ты не злишься, что ли? — неуверенно смотрю на Ольховского.

— Меня вдруг сейчас шарахнуло по голове кое-что главное, — его задумчивый взгляд изучающе скользит по моему лицу.

Я трепетно моргаю, но от колкого вопроса не удерживаюсь:

— Ходить на пары и учиться?

— Ага. Уже бегу, — фыркает он. — Нет, — Макс смеется и качает головой. Его ладонь находит мою, крепко сжатую в кулак. Легким движением он раскрывает его и переплетает наши пальцы. По моему телу вихрем пролетает теплота. — Теперь я точно знаю, что ты никогда не предашь меня за моей спиной. И если такому человеку, как ты действительно важно поступить так, то, наверное, он прав.

Я реву уже белугой. Мое сердце становится одним сплошным комком нежности и вины.

Обвиваю шею Макса и прижимаюсь к ней сопливым носом. И получаю в ответ самые крепкие объятия, а потом и поцелуи, собирающие по моему лицу мокрые следы от слез. И от этого мне еще хуже.

Мне плохо и стыдно. Перед Максом и перед дедушкой. Я разрываюсь изнутри на две половинки.

Идя к Максу на встречу, я даже не знала, чего ждать… Скандала? Обиды?

Но какое мне теперь слово найти мне для Ольховского, который неожиданно спокойно принял тот факт, что ответы отдавать ему не хочу. Точнее, не так. Не могу себя пересилить.

Самый лучший? Самый понимающий?

А кто я?

Сейчас вокруг меня и так много вранья. Скрытые встречи с Максом, некрасивое и нечестное использование Богдана…

— Я ужасный человек, — шмыгаю носом, пока губы Макса касаются моих щек, а его пальцы бережно зарываются мне в волосы.

— Лесь, я могу понять мотив твоего выбора. Он честный, хоть меня особо и не устраивает. Надо было на пары к твоему деду ходить. Может, хоть трояк поставил бы…

— И между нами ничего не поменяется? — боязливо спрашиваю я, пока трусь мокрым носом о щеку Максима, а его пальцы перебирают мои пряди волос.

— Ну-у-у… — лукаво тянет он, а потом вызывающе шепчет мне на ухо. — До призыва тебе придется усердно отрабатывать…

За что получает мой недосмех-недовсхлип и легкий удар в каменное плечо.

— Фу, пошляк.

— Ну извините, там целый год мне в помощь будет или правая, или левая ру…

— Да, Макс! — цокаю на него я. Отлипаю и поглядываю с укором. Ясно. У кого, что наболело. — Может, дедушка вообще завтра возьмет и всем раздаст автоматы.

— Ага, — жуликовато улыбается Ольховский, закатывая глаза, — и кирзовые сапоги в придачу.

Вижу, как Макс всячески пытается перевести все в шутку. Убрать любой угол и напряжение между нами. И я верю ему, что делает это искренне. В его взгляде нет упрека или недовольства. В его взгляде всполохи тоски. Не разочарования, а именно тоски и растерянности.

Правильно ли я поступила? Я не знаю…

Глава 30

Леся

Хожу поперек коридора от стены к окну, как маятник. Нет бы сесть на подоконник и просто выжидать момента икс, но я не могу справиться с волнением. Оно такое сильное, что, кроме внутреннего тремора, я ничего не ощущаю. Ну и чувства вины, конечно.

Ведь это не я сейчас сижу там, за дверью кабинета, и жду «неуда» от своего дедушки.

Сегодня день этой чертовой пересдачи.

Я приехала в университет раньше, чем начинаются мои пары. Спать преспокойно дома, пока Макс здесь — физически невозможно.

Тем более спать и знать, что отчасти — это и моя вина.

Этот груз на душе настолько ощутим, что ночью я так и не сомкнула глаз. То плакала, то просто бессмысленно смотрела в одну точку.

А как только дед уехал в университет, я схватила первую попавшуюся футболку, джинсы и быстрее электровеника слиняла туда следом. Теперь слоняюсь по коридору в мучительном ожидании.

Как только слышу щелчок дверной ручки, то превращаюсь в один натянутый нерв. Оборачиваюсь и вижу Макса, выходящего из аудитории. Мы мгновенно пересекаемся взглядами, и моя душа становится мелкими острыми осколками.

Помятый во всех смыслах: и футболка, и ветровка, и джинсы, и лицо, торчащая в хаосе копна волос, — Максим на секунду замирает в дверях, а потом резко закрывает ее за собой. Одним широким шагом приближается ко мне, сгребает в охапку и выталкивает из коридора на лестницу.

— Ты чего здесь делаешь? Там же Аркадий Борисович, — испуганно шипит Макс, настороженно оглядываясь по сторонам.

— Пофиг. Я сегодня все равно собиралась все рассказать дедушке. Не хочу больше никому врать. Ты мне лучше скажи, как все прошло, — от нетерпения у меня подрагивают кончики пальцев.

И мысленно взываю к богам: ну пожалуйста! Хоть бы тройка!

Максим разводит руками с мрачной улыбкой на лице:

— Не сдал. Твой дедушка отправил меня в нокаут первым же вопросом.

Все обрывается внутри меня. Летит в черную бездну безысходности. Я до последнего лелеяла крупицу надежды. Пыталась оправдать себя. Надеялась, что именно сегодня сойдутся все звезды во вселенной. И сошлись-таки. Правда, во мнении, что я просто идиотка.

— Макс, прости. Это я во всем виновата, — закрываю лицо ладонями.

Один конвульсивный вдох, и я реву. Прямо навзрыд. Я тихо себя ненавижу.

— Лесь, не плачь. Все равно там бы и списать не получилось, — Максим притягивает меня к себе.

Крепко скрещивает за моей спиной руки, ведет носом по моим соленым щекам и слегка покачивается всем телом, как бы успокаивая.

— Что теперь будет? — рыдаю взахлеб, оставляя следы от своих соплей на его футболке.

— Ну… Пока ждать приказа на отчисление, а потом не знаю. Призыва, наверное. Кстати, как там та паста называется?

— ГОИ.

— Надо купить парочку… — так спокойно усмехается Макс.

И меня снова накрывает. Вжимаюсь в теплое кольцо его сильных рук. Понимаю, что Ольховский невероятно уютный, большой, родной и теплый. Я тону с головой