Битва веков - Александр Прозоров

— Передние, пали! — Раз за разом ахнули пушки, отпрыгивая от отдачи назад. Черными мячиками мелькнули в воздухе ядра, и там, где они просвистели, плеснула в стороны кровь, покатились по земле лошади, вылетели на траву всадники. — Заряжай!

Залпы следовали один за другим, усыпая поле мертвыми телами и тушами, заливая кровью. Плотно сыплющиеся с неба стрелы тоже находили для себя жертвы по эту сторону гуляй-города — но татарам они были не видны.

После трех часов этакой карусели конница ринулась вперед, к проходам в щитах — но наряды отработали четко, и картечный ливень смел басурманскую конницу еще задолго до подхода к опасному рубежу. Татары смирились с неудачей, и в этот день новых атак больше не предпринимали.

Однако тридцать первого июля восход солнца ознаменовался пронзительным криком:

— Татары! Татары идут!

Конница мчалась плотной массой — открывшие бесприцельный огонь пушки каждым выстрелом находили для дроби и ядер десятки жертв. Стрельцы спешили к проходам, готовясь встретить прорвавшихся всадников огнем и бердышами — но беда подступилась с другой стороны.

Пушкарь рядом с князем вскрикнул и упал, второму в бок ударила через бойницу пика, и он тоже рухнул, придавив банник. Младший Андрей перехватил татарское копье, дернул к себе и вырвал. Крымчак по ту сторону щита выдернул саблю — но она оказалась слишком коротка, а вот боярский сын его трофейной пикой наколол.

Впереди и сбоку татары лезли через щиты, запрыгивая на них прямо из седел. Князь схватился за бердыш, подставил под одного, отдернул, когда тот распорол брюхо, рубанул из-за головы второго, ткнул подтоком третьего, но они прыгали и прыгали, сверкая саблями и белыми оскалами зубов, рубили, кололи. Если бы не толстые кольца байданы — Зверева зарезали бы уже раза три. К счастью, в давке у басурман не было места для широкого замаха клинком, и они напирали больше телами, отталкивая защитников дальше и дальше назад.

Позади и сбоку грохнул пищальный залп, еще один, еще — это татарская конница прорвалась мимо молчащих пушек. Три линии, три залпа — теперь стрельцы тоже рубились саблями и бердышами.

— Андрей! — крикнул Зверев, находя глазами сына. Отскочил на два шага, поддергивая бердыш для длинного хвата, рубанул по голове крымчака, что подбирался к нему слева, дернул ратовище к себе, распарывая грудь бандиту, лезущему на него самого, кольнул острием стального полумесяца еще одного противника перед сыном, отступил на шаг, беря оружие ближним хватом, резанул вправо-влево перед собой, вздрогнул от удара саблей по шлему: это его попытались достать саблей аж с третьего ряда. Отступил перед напором еще на шаг, стрельнул глазом на сына. Тот дрался отчаянно и красиво, хотя шелом уже был сбит набок, а кольчуга в одном месте расползлась. Рядом резался Пахом, неброско и деловито, экономя силы. С его стороны к младшему Андрею подобраться не мог никто. А вот князя отталкивали дальше и дальше назад.

«Хана, — вдруг понял Зверев. — Крымчаков втрое больше. Без гуляй-города шансов нет. А он…»

— У-р-ра-а!!! — послышался сзади родной и знакомый клич.

Понимая, что сейчас будет, князь прыгнул назад и в сторону, покатился, освобождая дорогу, и сомкнутая масса кованой конницы с короткого разбега врезалась в татарскую толпу, насаживая с разбега на рогатины разом по три-четыре пеших бандита, бросая копья и рубя их с седла. С седла — пеших мечущихся татар, которые не то что воевать, но и ходить-то толком не умели, проводя в седле большую часть своей кочевой жизни от колыбели и до могилы.

Князь вскочил, побежал следом и, сбоку добивая выскочивших в сторону крымчаков, облегченно перевел дух, увидев вполне живого сына, крикнул ему:

— Андрей, стрельцов сюда веди! Холопы, ко мне!

К счастью, его воины общаться с огненным зельем умели. Пока боярские дети дорубали последних басурман и сшибали из седел тех, что еще продолжали запрыгивать на щиты, они вогнали в ствол крайней пищали картуз пороха, пыж, ядро.

Зверев самолично, подобрав шест с еще горячим запальным щитом, ткнул им поглубже в отверстие, чтобы прожечь навощенное полотно мешка с порохом. Пищаль жахнула, вогнав ядро в густую и почти неподвижную толпу за щитами.

— Пахом, бань старательно, чтобы искр в стволе не осталось!

Князь схватил у опрокинутого возка новый картуз, Полель притащил тяжелое ядро. Минута — и пушка шарахнула снова. Тут же ей эхом ответила вторая, потом еще и еще. Боярские дети вычистили укрепления от татар, и теперь стрельцы спешно осваивали пушкарские обязанности. Очень быстро загрохотали все сто пятьдесят русских пушек, выстрелы слились в непрерывный, заглушающий все вокруг, яростный вой. Фланговые залпы вскоре освободили подступы к стенам, и хотя в тылу, за проходами, еще кипела драка, стало ясно, что на этот раз гуляй-город устоял.

— Выдохлись басурмане, — облегченно отер пот со лба Пахом, и ему тут же ответили с соседнего укрепления:

— Татары! Татары! — На подвижную полевую крепость опять накатывалась конная лавина.

К счастью, воевода успел сделать правильный вывод и увел стрельцов с открытых проходов за стены, за спины нарядов. Когда крымчаки попытались повторить прошлую, почти удавшуюся тактику захвата «углов» с пушками через стены — прыгающих через верх бандитов встретили частые пищальные выстрелы. Стрельцы же палили жребием в бойницы в то время, как пушкари перезаряжали орудия. Порох расходовался в таких количествах, что вскоре из-за густого белого дыма не стало видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Артиллерия уже стреляла реже, в основном на звук конского топота и уповая на то, что вдоль стен хоть кого-то, но сразят. Стрельцы свои пищали опустили и взялись за бердыши, выглядывая пробравшихся к укреплению басурман. Однако и крымчаки теперь не видели стен, через которые нужно перелезать. Причем перелезать толпой, одновременно — одиночки шансов на выживание не имели. Битва затихла сама собой.

Ветер разносил дым неспешно, словно специально оберегая людей от нового кровопролития. В появившихся просветах стало видно, как незваные гости что-то прикапывают на лугу примерно в пяти сотнях саженей.

— Бегом к Воротынскому, — приказал сыну Зверев. — Скажи, Девлет-Гирей пушки ставит.

Османские спецы использовали слепоту русских с полной отдачей: невидимые для стрельцов и пушкарей, они быстро приготовили позиции для своих осадных мортир, и едва сквозь дым стали видны щиты гуляй-города, открыли беглый огонь. Крупные чугунные ядра взрывали землю перед укреплениями, оставляли в бревенчатых щитах аккуратные дырочки, пробивали навылет людей, которым не повезло оказаться на их пути. В русском лагере послышались предсмертные крики — но теперь дым заволок уже вражеские позиции, и из гуляй-города через широкие проходы стремительно вылетела закованная в броню конница, вихрем пронеслась через открытый участок поля, скрылась в дыму на той стороне.

— Доложил, княже! — вернулся к нему сын.

— Вижу, — кивнул Зверев.

— И что теперь будет?

— Ничего не будет, — рассмеялся князь. — Мыслю, вырубили уже всех турецких пушкарей к чертям собачьим. А ближайшие запасные у них токмо в Стамбуле имеются. Здешние пушки — это вам не патрон в винтовочку заслать. У каждой своя навеска, свой калибр, из многих литейщики самолично стреляют. Чуть что неправильно сделаешь — или разорвет, или не выстрелит. Так что без опыта лучше и не браться. Это у нас стрельцы к зелью огненному привычные, понимают, что к чему. Могут, коли надо, заранее отвешенный картуз и кинуть по месту, и прибить правильно, и дробь или ядро закатить как надо. А у Девлет-Гирея в армии одни лучники.

И правда, боярские сотни уже во весь опор улепетывали после вылазки под защиту стен, осыпаемые тучей стрел. Дым разносился в стороны, открывая вид на османские пушки, заваленные телами в ярких фесках и чалмах.

— Это вам не у города стоять, где опасность только от ворот грозит, — наставительно произнес князь Сакульский. — У нас тут не зевай, враз голову отрежут.

День медленно клонился к закату. Он лишил крымского хана всех вышедших в поход ногайцев: в одной бешеной и почти что удавшейся атаке полегли все двадцать тысяч степняков во главе с самим Теребердей-мурзой. Двести великолепных пушек из султанского арсенала превратились без своих нарядов в бесполезный хлам. Девлет-Гирею было о чем задуматься, и он не спешил начинать новое наступление.

Стрельцы под командой Зверева разбирались, какие возки с картузами и ядрами к какой пушке приписаны, распределяли стволы и обязанности, меняли фитили, засыпали полные сумки готовых патронов, запоздало хваля князя Сакульского за мудрость и предусмотрительность. Боярские дети, окопав ближний склон, отошли в ложбинку, пряча лошадей от возможных татарских стрел. Отсюда они были готовы в любой миг снова ударить «в копья» или совершить молниеносную вылазку. Только быстро сгустившаяся ночная тьма остановила хлопоты и принудила людей к отдыху.