Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Почему, например, сегодняшний латиноамериканец имеет доход в девять раз меньше, чем гражданин США? А ведь здешний житель работает не меньше американского, да еще поставляет Штатам сырье: нефть, медь, золото, руду, никель и так далее. Вот вы, я слышал, недавно были в Венесуэле и наверняка обратили внимание на то, что нефть оттуда вывозят в основном американцы и англичане. А вы знаете, что в этой самой богатой по части нефти стране всего лишь одна, подчеркиваю, одна венесуэльская нефтяная компания. Причем она появилась каких-нибудь пять лет назад, то есть через сорок лет после того, как нефть Венесуэлы заняла такое важное место в мировой добыче. Это компания «Венесуэла петролеум корпорейшн». Так вот, из всей добываемой нефти в Венесуэле лишь пять процентов потребляется внутри страны, и на долю этой компании приходятся ничтожные семь сотых процента. И эта цифра вполне устраивает иностранных хозяев.

К этому моменту Гевара так распалился, что его голос буквально звенел под сводами жилища Рида. А поскольку Дин был целиком и полностью согласен с выводами гостя, он сделал пусть робкую, но все же попытку объяснить ему это.

– Вы зря пытаетесь убедить меня, компаньеро, что Америка играет в мире роль мирового жандарма и эксплуататора, – сказал Дин. – Я и сам это давно понял.

Гевара в ответ улыбнулся и похлопал Дина по плечу:

– Действительно, я несколько увлекся. Это во мне проснулся пропагандист: я ведь в отрядах барбудос отвечал за идеологию.

Сказав это, Гевара отрезал от уже остывшей пиццы маленький кусок и отправил его себе в рот. Затем, прожевав пиццу, продолжил:

– Вы ведь, компаньеро, и в Москве тоже успели побывать?

– Да, в прошлом году.

– Ну, и каковы впечатления?

– Они не слишком глубокие, поскольку я пробыл там всего лишь пару дней. Но мне там понравилось. Я почувствовал, что люди там очень доброжелательные и совсем не агрессивные. И то, что пишут про них в американских газетах, – по большей части вранье.

– Да, русские – хорошие люди, – согласился с Дином гость. – Но они, мне кажется, самоуспокоились. А это опасно.

Дин бросил удивленный взгляд на гостя. Поймав этот взгляд, Гевара пояснил:

– В этом году они отмечают двадцать лет своей победы над фашизмом, и у этого поколения еще есть запас прочности. Но у следующего поколения его уже может не быть. В этом отношении Кубе легче: враг всего в 90 милях от нее, что не позволяет расслабляться.

– А я однажды слышал мнение, что Кубу может погубить другое чувство: разочарование, – сказал Дин. – Что построить справедливое общество им не удастся, и это приведет к катастрофе.

– Кто это вам сказал? – поинтересовался Гевара.

– Кстати, ваш знакомый – Рикардо Мартин. Он учился с вами в Национальном университете и даже входил в какую-то подпольную группу.

Гевара на несколько секунд ушел в себя, однако вспомнить упомянутого человека так и не сумел.

– Это имя мне ни о чем не говорит, – пожал плечами Гевара. – Хотя я не исключаю того, что этот человек находился где-то поблизости со мной и помнит меня молодым. А где вы с ним познакомились?

– В тюрьме. Он сейчас работает начальником «Вила Давото».

Гевара в ответ присвистнул от удивления:

– Ну что же, если грешным делом угожу в эту тюрьму, буду требовать себе поблажек. А по поводу его заявления скажу так: я верю Фиделю и даже мысли не допускаю, что он оторвется от своего народа. Не скрою, когда мы только замышляли революцию, я ему не сильно доверял. Но прожив и проработав с ним несколько лет, понял – это настоящий революционер. И пока жив он и его соратники, кубинцев разочарование не постигнет.

Сказав это, Гевара замолчал, пытаясь совладать с одышкой. Пауза длилась около минуты, после чего гость заговорил снова:

– По вашему смущенному взгляду, компаньеро, я догадался о ваших мыслях. Вам наверняка интересно, почему это я, так восторженно говоря о Кубе, уехал оттуда и не хочу возвращаться. Я ведь угадал?

Дин не стал ничего отвечать, только кивнул в знак согласия.

– Этот вопрос мне мало кто задает, но я чувствую, что все об этом думают. А отвечать каждому я не хочу, да и не имею права. И вам, компаньеро, я отвечу коротко: я не хочу подставлять Фиделя в его отношениях с Москвой. Я хорошо отношусь к советским людям, но люди в Кремле мне несимпатичны. Они превратились в этаких всезнающих снобов, которые думают, что только им одним известна истина. Они твердят о победе коммунизма, а сами закупают зерно у американцев, своих злейших врагов. И страны с нарождающейся демократией для них такое же пушечное мясо, как и для американцев. Карибский кризис это хорошо высветил: там Куба стала для Советов всего лишь разменной монетой в их противостоянии с Америкой. Свои отношения со многими слаборазвитыми странами Кремль не увязывает с революционными целями и думает только о своей выгоде. А Советский Союз и его союзники обязаны идти на убытки и не рассчитывать на возврат своих вложений. Они не понимают, что освобождение от империализма должно чего-то стоить социалистическому лагерю. В противном случае они в определенном смысле становятся соучастниками империалистической эксплуатации.

Так за разговорами мужчины не заметили, как наступило утро. А едва взошло солнце, как в дверь тихонько постучали. Это был Хавьер. Патрисия еще спала, но Гевара попросил Дина не будить ее и на словах передать его искреннюю благодарность за гостеприимство.

– А вам, компаньеро, я желаю никогда не сгибаться под напором обстоятельств, – сказал Гевара, пожимая на прощание руку Дину. – Имейте в виду, дальше будет еще труднее. Если выдержите – значит, это наше рукопожатие не последнее.

Гевара и Хавьер уже давно скрылись в предрассветной дымке, а Дин все еще стоял у раскрытой двери и размышлял о событиях минувшей ночи. Несмотря на то что его рука все еще хранила силу рукопожатия Че Гевары, разум никак не мог свыкнуться с мыслью, что этот легендарный человек был в его доме, сидел с ним за одним столом и разговаривал как с равным. И даже напутствовал его на будущее. Каким будет это будущее, Дин, естественно, не знал. Как не знал его и Че Гевара, которого впереди ждала партизанская борьба в Боливии и гибель от пуль местных коммандос.

Тем временем к лету 1966 года обстановка в Аргентине становилась все более тревожной. В воздухе вновь запахло военным переворотом, причем теперь ситуация выглядела гораздо серьезнее, чем это было в конце прошлого года. Тогда военным так и не удалось перетянуть на свою сторону большинство перонистских лидеров, поскольку те продолжали доверять правительству. Однако теперь от этого доверия уже не осталось и следа. Перонисты, обиженные тем, что их так и не допустили до командных высот в руководстве страной и продолжают игнорировать их призывы вернуть в страну Перона, готовы были пойти на соглашение с кем угодно, хоть с чертом, хоть с дьяволом. И было бы большой глупостью со стороны военных не воспользоваться этой ситуацией.