Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт

– Какая неподходящая погода для поездок! Хотя снега нет, а дороги нынче настолько хороши, что те, кому не сидится дома, не рискуют застрять. Восемьдесят тысяч фунтов, да еще и настоящая красавица в придачу! Уорту неслыханно повезло, если только у него достанет ума сообразить это.

Мисс Тавернер, которую миссис Скаттергуд заранее предупредила о том, чего следует ожидать, притворилась, будто ничего не слышала, но предательский румянец тем не менее окрасил ее щеки. А вот миссис Скаттергуд сурово поинтересовалась:

– Альбиния, где Джулиан?

Выяснилось, что джентльмены отправились на охоту и до сих пор еще не вернулись. Путешественников проводили наверх, в их комнаты, оставив приходить в себя после тягот пути перед тем, как переодеться к обеду.

Вскоре джентльмены вернулись из охотничьей экспедиции. В числе остальных гостей оказались лорды Петершем и Олванли, мистер Бруммель и мистер Форрест – немногословный супруг леди Альбинии, а также миссис и мисс Марли – близкие подруги мисс Тавернер. Все были хорошо знакомы друг с другом, что, по меткому выражению миссис Скаттергуд, не могло не радовать. Лорд Олванли, если не считать пагубной привычки гасить ночную свечу о подушку, всегда был желанным гостем; лорд Петершем, самый утонченный джентльмен на всем белом свете, проявлял любезность и дружелюбие; граф оказался внимательным и невозмутимым хозяином; мистер Бруммель пребывал в общительном расположении духа. Так что в одном из салонов состоялся приятный вечер, проведенный за картами, чаепитием и дружеской беседой у камина. И лишь вид брата, пристававшего к лорду Петершему с просьбой попробовать и оценить его новую нюхательную смесь, историю обретения которой он поведал окружающим несколькими минутами ранее, омрачил ничем в остальном незамутненное удовольствие Джудит. Лорд Петершем оказался достаточно любезен, чтобы угоститься крохотной понюшкой, после чего не моргнув глазом заявил, что не усомнился в ее превосходном качестве. Лорд Уорт оказался куда менее вежливым и поднес к глазам лорнет, когда Перегрин предложил отведать своей смеси и ему, но, услышав, что она ароматизирована, лишь небрежно отмахнулся:

– Нет, благодарю вас, Перегрин. Я охотно поверю вам на слово. Надеюсь, вы не воспользовались ею, мисс Тавернер?

– Нет, что вы, я предпочитаю свой собственный сорт, – заверила его Джудит. – Когда мне надобен приятный запах, я обращаюсь за ним не в свою табакерку, а к мистеру Бруммелю, который обещал сделать для меня твердые духи.

– Твердые духи мистера Бруммеля, любовь моя! – воскликнула миссис Скаттергуд. – Вы хотите, чтобы мы все преисполнились зависти? Разве вам неизвестно, что присутствующие здесь леди жаждут обзавестись ими?

Но Красавчик лишь покачал головой.

– Это верно, однако вы же знаете, я не могу раздавать их направо и налево, мадам. От этого они станут обыденными. Вот, например, регент умирает от желания заполучить подобную палочку, но иногда следует проявить твердость.

– Джордж простудился, чем и объясняется его брюзгливость и несговорчивость, – пояснил Олванли. – Как вы умудрились подцепить простуду в столь мягком климате, друг мой?

– Как, разве вы не знаете, сегодня, по пути из города, я вышел из своего экипажа, чтобы размять ноги, и невежа-хозяин пригласил меня в комнату, где находился какой-то незнакомец в сырой одежде! – мгновенно отозвался Бруммель.

На следующий день Перегрин, кажется, подхватил ту же самую простуду, что и Красавчик. Он жаловался на боль в горле и покашливал, но полагал, что небольшая прогулка (которую ему пообещали) не повредит. Джудит усомнилась в том, будто сырой декабрьский день способен оказать целебное действие, но вряд ли можно было ожидать от Перегрина, что он останется дома из-за какой-то простуды. В итоге юноша отправился с Петершемом, Олванли и мистером Форрестом настрелять дичи в нескольких милях от поместья Уорт.

А мистер Бруммель не показывался на людях до самого полудня. Туалет его обыкновенно занимал несколько часов; было известно, что он мог подолгу приводить себя в порядок, после чего, правда, выйдя из спальни, не обращал решительно никакого внимания на то, как он выглядит. В отличие от большинства денди, он не бросал на себя тревожные взгляды в зеркало, дабы поправить шейный платок или разгладить лацканы сюртука. Выходя из комнаты, он сознавал, что являет собой законченное произведение искусства, безупречное в каждой мелочи, начиная от свежего белья до великолепно начищенных штиблет.

Миссис Марли тоже оставалась у себя до обеда, а вот три молодые девушки встали с утра пораньше и под руководством эконома принялись исследовать старинный особняк, после чего отправились бродить по парку, пока их не пригласили отведать запеченных устриц, холодной ветчины и фруктов в одной из столовых.

Возвращения благородных охотников ожидали к трем часам пополудни, посему не было ничего удивительного в том, что мисс Фэйрфорд, зардевшись, отклонила предложение прокатиться в коляске после легкого обеда. С предложением к ней обратился граф, она ответила на него негодующим взглядом и, запинаясь, пролепетала нечто несообразное. Мисс Фэйрфорд явно не знала, что сказать, опасаясь, с одной стороны, обидеть хозяина, а, с другой, – пропустить возвращение Перегрина. Ее замешательство, похоже, привело графа в легкое изумление, но он воздержался от язвительных комментариев, чего так опасалась Джудит, и ограничился тем, что произнес с едва уловимой насмешкой в голосе:

– Полагаю, вы намерены написать письмо своей маме.

– О да! – с благодарностью откликнулась мисс Фэйрфорд. – Непременно!

Его светлость обернулся к Джудит.

– Не желает ли мисс Тавернер прокатиться со мной?

Она с радостью согласилась. Когда же они вместе выходили из комнаты, граф, оглянувшись, с намеком на улыбку обронил:

– Передайте свое письмо мне, когда напишете его, мисс Фэйрфорд, и я франкирую его для вас.

Они катались целый час, наслаждаясь сельской природой; у мисс Тавернер зарумянились щеки, и к ней вернулось приподнятое настроение. Граф пребывал в оживленном расположении духа, проявив себя приятным собеседником. Развлекая ее легкими разговорами, он научил Джудит, как ослаблять вожжи, а потом одним движением вновь подбирать их.

Вернулись они весьма довольные друг другом и обнаружили в одной из гостиной леди Альбинию, миссис Марли и мистера Бруммеля вместе с еще одной леди и двумя джентльменами, живущими по соседству и заглянувшими к Уорту с визитом.

При виде графа и его воспитанницы троицу визитеров охватило неожиданное оживление. Последовал обмен комплиментами, и леди без затей и особых церемоний тут же представила своего сына мисс Тавернер. Старший из двух джентльменов, разговаривавший с мистером Бруммелем, не проявил особого интереса к наследнице и вскоре возобновил с Красавчиком прерванную беседу. Тот сидел с видом страдальческой покорности судьбе, причину которой объяснила леди Альбиния. Проделав необходимые представления, она, повернувшись к графу, сказала:

– Нас навестили Фокс-Мэтьюзы, мой дорогой Уорт. Как это любезно с их стороны! Они провели с нами уже более получаса. По-моему, они никогда не уедут.

Мистер Фокс-Мэтьюз с важным, самодовольным видом рассуждал о красотах гэмпширского пейзажа. Он полагал его несравненным, сказал, что соперничать с ним мог разве что Озерный край. Вскоре выяснилось: побывав там летом, теперь он буквально горел желанием описывать прелести озер всем и каждому, убеждая тех, кто еще не имел счастья совершить столь дальнее путешествие, что они многое пропустили.

– А вы бывали на озерах, мистер Бруммель? Если нет, то должны побывать там непременно, – сказал мистер Фокс-Мэтьюз.

Мистер Бруммель, приподняв бровь, окинул его тем выразительным взглядом, которым всегда осаждал претенциозных собеседников.

– Да, сэр, мне доводилось бывать на озерах, – сказал он.

– Ага! В таком случае… Какое же из них вызвало ваше наибольшее восхищение, сэр?

Мистер Бруммель набрал полную грудь воздуха.