«Если», 1992 № 03 - Джон Бранер

Матасунта обвила его шею руками, так что он не мог вздохнуть, и прервала заготовленную речь самым эффективным способом. Мартин не смел противиться, да это и не стоило ему большого труда. Беда была лишь в том, что он не мог мыслить логически в то время, как ему требовалось все его искусство. А страстная принцесса, казалось, готова была целоваться бесконечно.

Наконец она спросила:

— Ну, что ты хотел сказать, возлюбленный мой?

Пэдуэй закончил объяснение.

— Я и решил забежать к тебе. — Он рассмеялся. — Все же хорошо, что мне надо ехать в Рим. Какая может быть работа, когда рядом ты?.. Между прочим, тебе знаком Урия, племянник Виттигиса?

— Нет. И не уверена, что хочу знакомиться. Когда мы покончим с Виттигисом, само собой придется ликвидировать и его племянников. А у меня глупое предубеждение против убийства людей, которых я знаю лично.

— Дорогая, не принимай опрометчивых решений. Урия — великолепный парень, тебе он обязательно понравится. По-моему, это единственный гот, которого Бог не обделил ни силой, ни умом.

— И все же…

— Кроме того, он мне нужен, а сотрудничать не хочет. Я и подумал, что, может быть, ты согласилась бы завлечь его, склонить женскими чарами на мою сторону.

— Ну, если ты думаешь, что я могу помочь тебе, то, пожалуй…

Так принцесса в тот же вечер пригласила их на ужин. Сперва Матасунта отнеслась к молодому готу неприязненно. Но было выпито немало вина, и потихоньку она сменила гнев на милость. Урия оказался компанейским парнем, и вскоре они уже оглушительно смеялись и над тем, как он изображал пьяного гунна, и над скабрезными американскими анекдотами, которые торопливо переводил Пэдуэй. Если бы не невесть откуда взявшаяся досада на успех своего замысла, Мартин готов был признать, что давно не проводил время так приятно.

ГЛАВА 13

Вернувшись в Рим, Пэдуэй навестил захваченных в плен византийских генералов. Они были размещены со всеми удобствами и не сетовали на обращение; один лишь Велизарий казался угрюмым и подавленным. Вынужденная бездеятельность плохо отражалась на бывшем главнокомандующем.

— У нас перемены, — сообщил ему Пэдуэй. — Скоро государство будет сильным и богатым. Может, все-таки перейдешь на нашу сторону?

— Нет, господин квестор. Клятва есть клятва.

— Тебе никогда в жизни не случалось нарушать обещаний?

— Никогда.

— И если б вдруг ты принес клятву мне, то был бы так же ей верен?

— Разумеется. Но это невозможно.

— Предположим, я объявлю амнистию и разрешу тебе вернуться в Константинополь — при условии, что впредь ты не поднимешь оружия против королевства готов и итальянцев. Ну, как?

— Ты умный и находчивый человек, Мартинус. Благодарю тебя за предложение, однако оно несовместимо с моей клятвой Юстиниану. Поэтому я вынужден отказаться.

Пэдуэй повторил предложение другим генералам. Константин, Перианус и Бессас сразу согласились. Мартин рассуждал так: командиры это средненькие, Юстиниан может найти таких, сколько понадобится; нет смысла их здесь кормить. Клятву свою они, безусловно, нарушат, но вреда от этого не будет. А вот Велизарий — настоящий военный гений; нельзя допустить, чтобы он сражался против королевства. Следовательно, он должен либо сменить хозяина, либо дать слово, которым лишь он один и дорожит, либо придется держать его в плену.

С другой стороны, умный, но коварный Юстиниан весьма ревниво относится к успехам и личным достоинствам Велизария. Если он узнает, что генерал остался в Риме вместо того, чтобы дать клятву и затем, естественно, ее нарушить, то может в раздражении пойти на какой-нибудь опрометчивый шаг.

Так родилось послание:

Король Теодохад — императору Юстиниану.

Приветствия!

С настоящим письмом отправляем Его Светлости генералов Константина, Периануса и Бессаса, принесших клятву не воевать более против нас. Те же условия были предложены генералу Велизарию, однако он отклонил их как несовместимые с его понятием о чести.

Так как продолжение войны вряд ли приведет к конструктивным результатам, мы хотели бы сформулировать приемлемые для нас условия мира:

1. Войска Империи немедленно оставляют Сицилию и Далмацию.

2. За ущерб, нанесенный оккупационными армиями, нам выплачивается контрибуция и сто тысяч солидов золотом.

3. Мы обязуемся не вести войны друг против друга без заблаговременного уведомлеиия.

4. Мы обязуемся не помогать никаким третьим державам вооружением, людьми или деньгами, которые затем могут быть использованы против высоких договаривающихся сторон.

5. Мы заключаем соглашение о всемерном развитии торговых связей между нашими независимыми странами.

Разумеется, это лишь самые общие предложения, детали которых надлежит обсудить на встрече наших представителей.

Надеемся, Его Светлость согласится с нами и том, что в свете последних событий это самый разумный образ действий.

Покорно ожидаем скорейшего ответа.

Увидев посетителя, Томасус кряхтя поднялся и заковылял навстречу, вытянув вперед руки и сверкая здоровым глазом.

— Мартинус! Наконец-то!.. Ну как, приятно чувствовать себя такой важной персоной?

— Утомительно, — сказал Пэдуэй, радостной улыбкой сопровождая приветствие. — Какие новости?

— Новости? Новости? Вы только посмотрите! Этот человек несколько месяцев делает погоду в Италии, и еще спрашивает меня, какие новости!

— Я имею в виду нашу птичку в клетке.

— Чего? А, так ты про… — Томасус подозрительно оглянулся и понизил голос, — экс-короля Виттигиса? Судя по последним сообщениям, все в порядке, хотя от него самого слова доброго не дождешься. Послушай, Мартинус, с твоей стороны это подло — подбросить мне такую работенку! Не сомневаюсь, что Господь Бог со мной согласен. Твои солдаты вытащили меня из постели, а потом еще несколько дней я вынужден был терпеть их и пленника в собственном доме!

— Прости, Томасус. Но ты единственный человек в Риме, которому я могу доверять.

— Вообще-то верно… Хотя, надо заметить, Виттигис страшный брюзга. Все ему не так.

— А что телеграфная компания? Дела идут?

— Тут тоже осложнения. Неаполитанская линия работает нормально. Однако линии на Равенну и Флоренцию вступят в строй не раньше, чем через месяц, а до тех пор прибыли нам не видать. К тому же меньшинство акционеров наконец осознали себя меньшинством. Какой тут вой поднялся! Теперь сенаторы жаждут нашей крови. Гонорий сперва был с ними, грозил упрятать в тюрьму Вардана, Эбенезера и меня, если мы не продадим ему — практически даром — контрольного пакета. К счастью, выяснилось, что в деньгах он нуждается гораздо больше, чем в акциях, и дело было улажено. Так что остальным патрициям остается лишь плевать нам вслед при встречах на улице.