Посол Господина Великого - Андрей Посняков

Набросав вокруг Олега Иваныча пушистых еловых веток, Степанко кивнул на прощанье:

— Свидимся… — и исчез среди седых елей. Ни одна веточка не хрустнула под ногами.

Олег Иваныч устроился поудобней — нога ныла, конечно, но так, терпеть можно, ежели не очень шевелиться. Сколько там до Силантьева? Собак слышно, значит, примерно версты три… может, пять-семь, не больше. Прибавим пересеченную местность — часа два туда-обратно, плюс там с час на поиски нужных людишек. Всего около пяти часов выходило. Н да-а… Не фонтан. Но — что оставалось делать?

Первые лучи холодного солнца упали на такую же стылую землю, позолотив голые ветки орешника, обступившего небольшую поляну. Быстрая серая тень мелькнула в кустах. Мощные когтистые лапы вынесли на поляну матерого волка. Огромный — раза в полтора больше своих собратьев — зверь принюхался, повел носом. Хвост его чуть подрагивал, на загривке шерсть дыбилась колом. Что-то не понравилось ему в утренней тишине леса. Хищник настороженно обернулся… и в тот же миг исчез в зарослях, словно и не было его тут никогда.

Поскрипывая подпругами, выехали на поляну всадники. Кони заржали вдруг, запрядали ушами.

— Волка, видно, учуяли, — успокаивая лошадь, сипло произнес один из всадников, в длинном теплом кафтане, заячьей шапке и подбитом волчьей шкурой плаще. Поднимался вверх пар от дыхания, узкая козлиная бороденка вся покрылась инеем.

— Их только не хватало, — махнул рукой другой конник, приземистый пожилой мужичина с каким-то звероватым взглядом. — Мало нам своего волка, а, Митрий?

— Уж ты и скажешь, дядько Матоня, — ухмыльнулся Митрий Упадыш. — Поехали-ко лучше к болотине, чай, тут спуск-то?

— Тут должон быть. А вона, тропа-от…

Придерживая лошадей, шильники осторожно спустились к болоту. Пахнуло холодным смрадом.

Деревня Силантьево — три двора — дальше, за околицей — Жабьево, чуть подале — Саймино, ну, а совсем уже далеко — Явженицы, большое село, погост. Вышел из лесу отрок, пересек поле — вот и деревня. Постучался в первую же избу.

— Чего ломишься, паря? — неприветливо осведомилась вышедшая из избы крестьянка с вилами наперевес.

— Харлама ищу… аль Онисима…

— А зачем те Харлам да Онисим? — крестьянка с подозрением оглядывала мокрую одежду парня. Да и поцарапанное лицо пришельца тоже ей не очень понравилось. — Ну, говорить будешь ли? — женщина зачем-то обошла гостя слева… зачем-то? Эх, Степанко, Степанко, совсем ты нюх потерял, расслабился… Покуда баба те зубы заговаривала — двое парнищ с дубьем увесистым с тыла тебя обошли.

— А ну, имай его, робята!

Имай! Вот так-то! А и поделом — неча ворон считать, когда в чужую деревню входишь!

— Куда его, тетка Матрена?

Степан — вырываться:

— Да пустите! Да я ж сам к вам. Да мне бы Онисима… От Олега Иваныча я…

— Не знаем никакого Олега Иваныча. А Онисим на охоту с утра ушедцы, волк-то всю ноченьку выл — так за волком тем…

— Веди его, робяты, в амбар. Придет Онисим, ужо разберется.

— Да не могу я в амбар, там человек в лесу погибает! Да что ж вы… Эх… люди-и….

Не больно-то слушали Степанку. Шляются тут всякие, потом лапти пропадают. Посиди-ка пока в амбаре, паря, покуда Онисим не явится, раз он те так уж нужен. А мы — люди маленькие. Сиди…

Вот и сидел Степанко. Холодно в амбаре, темно. Попрыгал, чтоб согреться. Помахал руками. Щелочку в досках расковырял… Глядь — а в щелочку то острие рогатины так и впилось! Хорошо, глаз успел убрать.

— Еще что расковыряешь — руки обломаю, — заверил страж — давешний парень — и нехорошо рассмеялся. — У меня не убежишь, шильник!

Уселся наземь Степанко, лицо опустил в колени. Плакал… От обиды плакал, бессилья и злобы.

…Митря Упадыш с Матоней, на краю болотины стоя, все глаза проглядели. Ну, где там Терентий с людьми верными? На пятницу ведь тогда уговаривались. Иль — не пятница сегодня? Нет, пятница! Так где ж парень Терентьев, чтоб ему пусто было?

Так и не дождались парня. Сам Терентий чрез болотину со слегой пожаловал. Митря с Матоней удивились.

Нате-здрасте вам, люди добрые! Убег, сказал, парень его, Степанко. Теперь как бы не разболтал про остров-то, не провел бы кого тропами тайными.

Ну, упустил — так лови! Да головенку открутить сразу, чтоб проблем не создавал лишних. Не один убег? А с кем? Впрочем, нам то неинтересно. С мужиком? Что за мужик? Купчина? Ну, невелика потеря. Вот отрок, да, ведает, гад, все тропы тайные. Помочь половить? Ха… Ну, ежели за треть от того обоза сговоримся… Не сговоримся? Твое дело. Ну, мы поехали. За четверть? Гм… Ин — ладно… Поможем, так и быть! Только смотри, Терентий, уговор не забудь. Ну, говори, куда тут убежать-то можно?

Силантьево, Саймино, Жабьево… Явженицы… Это, что ль, где погост? Угу… Знаем. Ну, ты, Терентий, со людищи — в Силантьево да Саймино, а мы — в эти… в Явженицы да Жабьево. Не могли далече уйти, не сподобились. А не в лесу прячутся? Ну, ужо в путь, неча тут рассусоливать.

…Приехали в деревню, в первую избу стукнулись.

— Хлеб да соль, хозяюшка!

Матрена на двор вышла, поклонилась. Одначе смотрела строго. Парней кивком подозвала — мало ли. Нет, вроде не озорничают, не шалят, люди-то незнаемые. Все больше вежливо да с поклонами. Богомольцы, мол, на моленье едем. Да вот беда, ночевали в лесу, дак шпыни какие-то все припасы унесли. Не видали шпыней-то? Мужик собой видный да мелкий такой отрок, волос длинен, сапоги мокрые?

Не видали ль? Мужика не видали, а отрока… Как не видать? Не тот ли отрок у нас в амбаре сидит? А ну, пошли, странники…

Подошли к амбару… Матрена с опаской дверь отворила — всего можно ждать от звереныша — а и нет уж там никого! Только ветер в щелях свищет, так-то! Сбег, поганец! Как отлучился сторож — так и сбег, сволочуга богопротивная! Ну, что ты будешь делать? Однако далеко не убежал еще! Ловите…

Плюнул Терентий, с Матреной раскланялся — вскачь пустил конников. К лесу, да к болоту, да к Саймину. К Жабьеву да Явженицам не стали скакать — там и без них, ежели что, управиться есть кому.

Из оврага выскочив, Степанко оврагами, оврагами ломанулся. К околице выскочил — люди. Эх, не судьба к лесу. Значит — вон та дорожка, к Жабьеву. Там, может, и Харлама повстречать удастся, а то и самого господина Силантия, служилого человека княжеского.

…Охотники по лесу ехали не торопясь. Впереди — Онисим Вырви Глаз, староста церковный. Рогатина при нем, за плечами лук со стрелами, так же и у иных охотников. Силки да капканы проверить выбрались — покуда погода не мокрота да не снег, вон солнышко светит. Пару рябчиков взяв да зайца, на поляну к болотине съехали — только тень серая в кустах промелькнула! Вот он, волк-то! Ату его, ату! Бросились все за волком. Орали, метали стрелы. Нет, опять волчина хитрей оказался! Оврагами ушел, сволочь! Знал, где уходить. По оврагам-то — только лошадям ноги ломать. А пешком не угонишься, за волком-то. Так и ушел волк. Оврагами, таясь, мчался. Выскочил было на поле — нет, люди там — не охотники, по виду-то, однако ж на конях да оружны. Фыркнул волк, в овраг обратно запрыгнул. Глянь: а впереди — человек. Тоже от кого-то бежит, таится! Небольшой совсем человек, недоросток, такому шею перекусить да полакомиться. Вот и добыча. Осторожнее стал волк, тихой сапой за отроком по оврагу покрался. Момент выбирал — прыгнуть… Что там, в руке-то, у человека? Никак, нож острый? Тогда рано еще прыгать-то, погодить чуток надо. Пока дыханье собьет да подустанет чуть…

Ни шатко, ни валко — а чего спешить, отрок-то пропавший не их, а Терентия забота — скакали по дороге Митря с Матоней, лед на лужах ломая. В Жабьеве не видали никого, Явженицы вот только остались, ну, и остальные деревни, да лес еще… Угрюмился в седле Митря, на хозяина своего дулся, Ставра-боярина. Ему-то хорошо, Ставру, приказал имать и везти, так имай и вези! Нет, чтоб тут прихлопнуть Олега-то этого чертова. Мало он им в Новгороде крови попортил, так еще и здесь с ним возись. Так ведь и не словили!

Сплюнул на скаку Митря, глазами по сторонам позыркал. Чу! Мелькнуло что-то в овраге… Тьфу ты, черт, — волк! Нужен он больно…

Матоня с плеч лук скинул — развлечься, наложил стрелу нехотя… Выстрелил, не смотря особо… Дальше поскакали — за холмом уж Явженицы должны показаться.

Описав в воздухе пологую дугу, каленая стрела Матони впилась Степанке прямо в правый бок! Острая боль пронзила тело, забегали в глазах искры, подкосились ноги. Сшибая кусты, упал лицом вниз отрок, взыграла на губах кровавая пена. Последний раз взглянул Степанко вокруг. Пожухлая, тронутая морозом трава, лужа… Последний раз… Хотя, кто знает, может, и выжил бы? Если бы не волк… Волк… Дождался-таки серый своего часа! Прыгнул, рыча, вонзил зубы в тонкую шею. Хрустнули кости, кровь на траву брызнула. Поднял к небу кровавую пасть хищник, заворчал победно и кинулся с остервенением терзать теплое мясо. Запахло кровью…