Суд волков - Жеральд Мессадье

Франсуа задумался. С тех пор как "Мастерская Труа-Кле" выпустила свою Библию, заказы хлынули потоком – как и эрудиты со всей Европы. Все просили издавать древних латинских авторов. Таким образом, у него уже было сто семнадцать заказов на поэму Лукреция "О природе вещей", сто тридцать пять – на трактат Сенеки "О спокойствии души", двести десять – на трактат Цицерона "Об обязанностях". Каждую неделю в мастерскую приезжали литераторы, ученые, принцы и университетские библиотекари, особенно с севера и из рейнских областей. В Европе насчитывалось только семь печатен – все на севере. Стремление же к знаниям границ не имело.

Будущее мастерской было обеспечено.

Однако не только материальное благополучие грело душу Франсуа: труд во имя просвещения и утверждения благородного образа мыслей наполнял его такой глубокой радостью, какой он прежде никогда не знал. Он испытывал восторженную признательность к матери, благословившей его на этот путь, и к Феррандо, который был добрым гением всего предприятия.

Он рассеянно взглянул на ящик, стоявший на столе. Там были заготовки греческих литер, ибо он собирался издавать и греческих авторов – по просьбе нескольких великих литераторов. Его умоляли напечатать труды Аристотеля.

В этот момент дверь открылась, и вошел незнакомец в блеклом костюме, но с румяным лицом и властными манерами. Шапочку свою он не снял и начал оглядываться вокруг с видом хозяина: внимательно посмотрел сначала на машины, затем на работающих людей – Арминия, Кокельмана, двух подмастерьев и подручного, который загружал дровами печь. Потом на Франсуа.

– Кто владелец этой мастерской? – спросил он по-французски, с парижским выговором.

– Я, – ответил Франсуа, заинтригованный и одновременно встревоженный.

Незнакомец подошел ближе и смерил его взглядом:

– Вы Франсуа де л'Эстуаль?

– Да. А кто вы?

– Мое имя вам ничего не скажет.

– В таком случае покиньте мастерскую.

Посетитель, казалось, ничуть не был обескуражен подобным приемом. Он тонко улыбнулся.

– Не надо так горячиться, мой юный друг. Если, конечно, вы хотите остаться хозяином этой мастерской. Меня зовут Эмар де Фалуа. Вам от этого легче?

– Я вам не друг. Ваши манеры мне не нравятся. Что вам нужно?

Незнакомец взглянул на него иронически. Потом неторопливо приблизился к ящику, стоящему на наборном столе, зачерпнул пригоршню литер, внимательно изучил их и пренебрежительно швырнул обратно. Франсуа крепко схватил его за запястье:

– Убирайтесь!

Арминий и Кокельман подошли, чтобы помочь хозяину Двое подмастерьев прервали работу, готовые в любую минуту вмешаться. Два или три раза в мастерскую врывались душевнобольные люди, которых выпроваживали силой.

– Князь-архиепископ Александр Люксембургский готов отозвать свое разрешение на печатню, – сказал Фалуа.

Франсуа не ослабил хватку.

– И это зависит от вас, не так ли?

– Конечно, барон, – ответил незнакомец, быстро вырвав руку. – Если я захочу, завтра эта мастерская будет опечатана приставами, оборудование конфисковано, а ваши работники брошены в тюрьму.

– Что вам нужно?

– Мне нужна эта мастерская. И вы. И ваши мастера.

Лицо Франсуа побагровело.

– Что ж, пусть так! – вскричал он, опьянев от гнева. – Мастерскую закроют, но вы ее не получите.

Франсуа сразу инстинктивно угадал в непрошеном госте одного из тех заклятых врагов, с какими не раз имела дело мать. Жанна рассказывала ему о них и добавляла: "Никакой жалости!" Он вновь схватил за руки Фалуа, а двое подбежавших мастеров помогли скрутить незваного гостя.

– Вы неосторожны, Франсуа де л'Эстуаль.

– Не больше, чем вы, мерзавец! – сказал Франсуа, задыхаясь. – Свяжите этого человека!

Фалуа стал отбиваться. Арминий ударил его в челюсть кулаком, задубевшим от работы с поворотной штангой. Кокельман стянул ему веревкой запястья.

– Как только почту доставят в Париж, ваша мать окажется в тюрьме, – сказал Фалуа.

– Вовсе нет, – парировал Франсуа.

Он подошел к столу, схватил листок бумаги, перо с чернилами и начал писать, одновременно читая вслух:

– "Ваше высокопреосвященство, я вполне удовлетворен визитом в "Мастерскую Труа-Кле". Однако дело займет больше времени, чем я рассчитывал. Через неделю я представлю вам полный отчет".

Он поставил подпись и, сорвав с пальца Фалуа кольцо, воспользовался им как печаткой, вдавив его в расплавленный воск.

Глаза пленника сверкнули от ярости.

Франсуа протянул послание своему подручному и приказал доставить в резиденцию архиепископа.

– Подождите! – воскликнул Фалуа.

– Что?

– Вы совершаете серьезную ошибку. Наживете кучу врагов. Погубите себя.

Нетерпеливым жестом Франсуа приказал исполнять распоряжение.

– Вы рассчитываете продержать меня здесь неделю? – недоверчиво спросил Фалуа.

– Или дольше.

– Безумец! Обо мне станут беспокоиться.

– Где?

– В Сорбонне. Франсуа кивнул:

– Значит, вас послал университет?

– Это оборудование было украдено у него в Париже. Вы пользуетесь им незаконно. Вы вор. Как и все ваши сообщники. И ваша колдунья мать.

Франсуа с трудом подавил желание отхлестать наглеца по щекам.

– За эти принадлежности заплачено владельцу, к тому же их оказалось недостаточно. В Париже побывала лишь четверть всего оборудования моей печатни.

– Давайте договоримся.

– Нет.

По милосердию Божьему Феррандо был в Страсбурге.

– Стерегите как следует этого человека, – сказал Франсуа Арминию и Кокельману. – Я вернусь через час. Он предложит вам денег за свое освобождение. Это вас погубит.

– Он будет здесь, когда вы вернетесь, мэтр, – заверил его Арминий.

Франсуа во весь дух помчался по улицам. На рыночном постоялом дворе он обнаружил улыбающегося Феррандо в компании суконщиков. Тот встревожился, увидев его взволнованное лицо. Франсуа обрисовал ситуацию.

– Нужно послать верхового гонца к твоему дяде! Пусть гонец вернется с приказом Александру Люксембургскому не посягать на независимость печатни!

Помрачневший Феррандо попросил у хозяина постоялого двора письменные принадлежности и послал за верховым гонцом. Все было сделано меньше чем за час.

– Гонец приедет в Рим через четыре дня, – сказал Феррандо. – Если будет на то милость Божья, столько же времени займет и обратный путь.

– Я буду ночевать в мастерской, пока он не вернется, – заявил Франсуа.

Когда он пришел назад в печатню, Эмар де Фалуа был привязан к стулу, ибо Арминий и Кокельман хотели продолжать работать.

– Вы будете спать на стуле, – предупредил Франсуа, – а я, ваш страж, заночую здесь. Оставьте надежду на побег. Такое высокомерие заслуживает надлежащей кары. Через неделю вы будете конченым человеком. А ваши хозяева проиграют дело.

Охрана Фалуа осложнялась тем, что пленника нельзя было терять из виду. Двое сопровождали его, когда он ходил справлять нужду, и присматривали за ним, когда развязывали ему руки, чтобы он мог поесть.

На второй день Фалуа добился разрешения спать лежа; на пол кинули одеяло, и он растянулся на нем, насколько позволяли связанные руки.

– Давайте договоримся, – вновь предложил он Франсуа.

– Я не договариваюсь с волками. Вы ведете себя и угрожаете, как разбойник. Ваши обвинения лживы. Вы будете наказаны по заслугам.

Теперь он понял наставления матери. Неужели она прошла через такие же испытания?

На девятый день пленник имел жалкий вид: помятый, с разбойничьей бородой, поскольку Франсуа не разрешил ему пользоваться услугами цирюльника.

– Кого вы ждете? – спросил он Франсуа.

– Ваших судей.

Фалуа скривился:

– Это вас будут судить, и вы заплатите за мое заключение сторицей.

Но когда явился Петер Шёффер, срочно вызванный Феррандо, он заметно струхнул.

– Кто вы такой?

Шёффер не ответил.

Затем пришел Феррандо и окинул пленника презрительным взглядом.

Фалуа догадался, что ожидают еще кого-то. Примерно через час в мастерской началась суматоха: встречали князя-архиепископа, прибывшего в сопровождении своего асессора, секретаря и двух лучников.

– Ваше преосвященство! – закричал Фалуа. – Посмотрите, как эти люди обходятся с посланцем Сорбонны!

Александр Люксембургский приказал развязать пленника. Фалуа торжествовал. Медленно поднявшись на ноги, он злобно уставился на Франсуа.

Александр Люксембургский дал ему пощечину.

– Вы солгали мне! – вскричал он гневно.

– Ваше преосвященство… – пробормотал ошеломленный Фалуа.

– Молчите! Изначальное оборудование этой печатни было куплено у законного владельца, присутствующего здесь Петера Шёффера. Остальное создали нынешние владельцы, в частности мэтр Франсуа де л'Эстуаль, ваш законный тюремщик. Я проверил все это по документам, заверенным нотариусом. Сорбонна, на которую вы ссылаетесь, не заплатила ни одного денье. Вы едва не принудили меня совершить подлость, прибегнув к лжесвидетельству. Тюрьма – слишком мягкое наказание для вас. Я напишу об этом вашим поручителям. Стража, возьмите этого человека и отведите в тюрьму! Позднее я приму решение о его участи.