Ночной поезд - Барбара Вуд

Мария вздрогнула и, к удивлению Яна, взяла его руку и посмотрела ему прямо в глаза.

– Все это какой-то кошмар, – тихо сказала она. – И нет возможности остановить его.

– Согласен, но есть способ облегчить нашу участь, и как раз этим мы и займемся. Распространим эпидемию. Однако сейчас нам придется довольствоваться другим.

– Что это?

– Надо прикрыть территорию Заянчковского. Это большой край, где разрозненно живут много людей, в горах и у гор имеются обжитые места. Им потребуется медицинский уход.

– Ян, нам не удастся охватить всю территорию.

– Надо будет попробовать. И в то же время применить протеиновую терапию.

Она приподняла брови.

– Вы хотите распространить эпидемию так далеко? Шукальский криво усмехнулся.

– А почему бы и нет? Вполне разумно допустить, что болезнь дойдет и до тех мест. По-моему, чем шире территория карантина, тем лучше.

– Конечно, вы правы. Теперь самый раз заняться этим, пока зима еще в разгаре. Чиновники, отвечающие за общественное здравоохранение, поверят нам еще больше, если мы распространим эпидемию зимой, когда заразные болезни путешествуют быстрее всего.

– Хотелось бы думать, что нам удастся извлечь пользу из ареста доктора Заянчковского. Если бы его не забрали, нам не подвернулась бы возможность расширить масштабы эпидемии. Теперь же мы именно так и поступим. Легче перенести его арест, если думать, что он помог осуществить наш план.

Оба какое-то время сидели молча, наблюдая за частичками пыли, которые плавали в проникавших через окно золотистых лучах солнца, и позволили себе такую роскошь, как держаться за руки. Вдруг Ян отпустил ее руку и нарушил молчание.

– Мне придется идти, – мрачно сказал он. – Надо посетить территорию Заянчковского и сделать все, что я смогу.

Мария уставилась на него своими большими ледяными глазами, уже догадываясь, что он скажет дальше.

– Зофия и больница останутся на вашем попечении, пока я буду отсутствовать. Может быть, два-три дня, самое большое неделю. Тем временем я сделаю инъекции по возможности большему количеству людей. Затем через семь или десять дней вернусь туда и возьму пробы крови для анализа Вейля-Феликса. Занимаясь этим, я сделаю еще ряд инъекций вакцины. При таких темпах, думаю, к концу месяца у нас будет около тысячи подтвержденных случаев заболевания тифом.

– Это очень рискованная операция, Ян, вы понимаете?

– Конечно, – тихо произнес он.

Гауптштурмфюрер СС Дитер Шмидт гордо ехал по Зофии, расположившись на заднем сиденье «мерседеса» с открытым верхом. Мало кто знал, что он родился в бедной семье из Мюнхена. Как это ни смешно, он был сыном мясника. Воспитанный в католической вере, Шмидт с радостью отказался от идеалов детских лет, когда его призвали на военную службу. После назначения в СС он легко принял новое учение рейхсфюрера Гиммлера. Хотя Дитер Шмидт мог проследить свою родословную до требуемого 1750 года и доказать, что в расовом отношении он чистый немец, тем не менее этот эсэсовец стыдился своего происхождения.

Он любил кататься в элегантной штабной машине. Пока она в сопровождении двух мотоциклистов ехала по извилистым улицам, Дитер Шмидт был глубоко удовлетворен своим внешним видом и реакцией пешеходов, которые останавливались и смотрели, как мимо них проезжает хозяин.

– Остановите вон там, – резко приказал он шоферу, указывая стеком в сторону костела. – Я уже давно не наносил визита святому отцу.

Шофер расплылся в улыбке и остановил машину у ступенек костела Святого Амброжа. Шмидт поднялся по ступенькам и подождал наверху, пока два капрала, сопровождавшие его машину на мотоциклах, откроют перед ним дверь. Не снимая фуражки, он вошел. Только два крестьянина молились, стоя на коленях, церковь казалась большой, гулкой и покинутой. Шмидт оглядел символы, которые стал презирать: ритуальные предметы церковной службы, четки, святые дары. Этот костел отдавал католическим поповством. Он напоминал ему о страхах перед исповедью, проклятиях проповедника с кафедры, священников в рясах и всесилии церкви. Он терпел присутствие в Зофии костела и священников исключительно по одной причине: они помогали держать людей в рабском подчинении и невежестве.

Через некоторое время под сводчатым проходом показалась черная фигура отца Вайды. Короткий и плотный, Дитер Шмидт не выносил огромного и мускулистого священника.

– Добрый день, герр гауптштурмфюрер, – поздоровался отец Вайда на отличном немецком. – Чему обязан такой чести?

Дитер Шмидт ненавидел священника почти так же, как и Яна Шукальского. Этот человек был скользким. Несмотря на все свое католическое невежество, он не был лишен хитрости.

– Я давно не навещал вас, Вайда, и подумал, что это обстоятельство могло вызвать у вас беспокойство.

– Я действительно беспокоюсь за вас, герр гауптштурмфюрер. Я беспокоюсь о вашей душе. Вы пришли исповедаться?

Брови Шмидта взмыли вверх, и зазубренный шрам на его щеке на мгновение вспыхнул. Дай он волю своему гневу, и священник будет праздновать победу, но Шмидту было нелегко сдержаться.

– Вы, священники, все время любите говорить покровительственным тоном, – спокойно ответил он. – Почему вы всегда думаете о человеке с самой худшей стороны? Почему вы смотрите на человека и думаете, что он грешен? Разве не по-христиански считать, что он соткан только из добра? Вайда, вы должны больше верить человечеству.

Дитер прошел мимо священника и неторопливо направился к центральному проходу нефа. Топот его сапог, изредка сопровождаемый постукиванием стека по бедру, глухо отдавался на каменном полу. Подойдя к алтарю, он повернулся к Вайде. Священник наконец отреагировал едва заметной улыбкой.

– Нам просто известны слабости человека. Как и то обстоятельство, что никто не безгрешен, герр гауптштурмфюрер, нам всем предстоит дать ответ высшей силе.

Губа Шмидта искривилась в презрительной собачьей ухмылке.

– Как вы думаете, насколько силен будет ваш Бог, если я прикажу вас прямо сейчас расстрелять?

– Если вы прикажете расстрелять меня, герр гауптштурмфюрер, кто же уговорит жителей Зофии вести себя смирно, как овцы?

Ухмылка перешла в холодную улыбку.

– Вайда, мы понимаем друг друга, и это хорошо. Кормите их священными облатками и затуманивайте им мозги ладаном. Тогда жителям Зофии не придет в голову восстать против рейха. Хотя… – Он задумчиво несколько раз стукнул стеком себя по бедру. – Я уверен, Вайда, что, если бы в этом городе появились намеки на сопротивление, вы первым узнали бы о них, разве не так? Католики во всем признаются своим священникам. В этих кабинках, где вы сидите наподобие полубогов, молодые женщины шепотом признаются вам в самых тайных сексуальных желаниях, мужья и жены признаются в прелюбодеянии, партизаны рассказывают о планах восстания. А услышав о таких намерениях, Вайда, я не сомневаюсь, вы передали бы эту информацию мне. Я правильно понимаю?