Философские обители - Фулканелли

Думается, мы достаточно прояснили тайный смысл надписи: Nascendo quotidie morimur и показали, как известное изречение, умело использованное Луи д'Эстиссаком, проливает новый свет на работы учёного герметика.

Закончим разговор о камине описанием символики карниза. На карнизе, разделённом на шесть продолговатых кессонов с симметричными парными изображениями, в схематичном виде представлены основные практические стадии Делания.

В углах расположены два почковидных щита с вогнутыми краями, вытянутыми в виде раковины. На полях щитов — голова Медузы со змеями вместо волос, возле которой вспыхивают две молнии. Это символы изначальных субстанций, одной — пылающей, огненной, выражённой маской Горгоны и молниями, другой — водной, холодной и пассивной, выраженной морскими раковинами, Мереллами (Mérelle), как их называют Философы (от греческих слов μήτηρ и έλη — матерь света, mère de la lumière). Взаимодействие двух элементов, воды и огня, приводит к образованию обычной ртути (mercure commun) смешанной природы. Это и есть та огненная вода (eau ignée) или водный огонь (feu aqueux), который служит растворителем при получении философской ртути.

За щитами следуют бычьи головы, олицетворяющие две операции по умерщвлению, протекающие в самом начале подготовительных работ: одна приводит к обычной ртути, другая — к герметическому ребису. Морды солнечных быков приведены вместо человеческих черепов, перекрещенных бедренных костей и целых скелетов, столь частых на алхимических иллюстрациях; все эти изображения определяют как вороньи головы (têtes de corbeau) — распространённое название для распадающихся и разлагающихся веществ, которые в философской работе характеризуются маслянистым жирным видом, сильным тошнотворным запахом, вязкостью, липкостью, ртутной консистенцией и синим, фиолетовым или чёрным цветом. Бычьи рога соединены верёвками, образующими букву «X» — атрибут божества и первое проявление света, прежде рассеянного в сумраке земли.

Получение философского меркурия никогда не раскрывается даже через иероглифы, но мы видим его следствие на одном из декоративных щитов рядом со средним акантом. На нём изображены две звезды над лунным полумесяцем, образ двойной Ртути (mercure double) или Ребиса, которая после варки превращается в плавкую белую Серу. Под действием стихийного огня операция идёт дальше двумя основными путями, представленными двумя розами на противоположном щите. Они, как известно, обозначают результат двух магистериев, малого и большого — белое Лекарство и красный Камень. Геральдическая лилия сверху свидетельствует об абсолютной истине. Это знак совершенного знания, эмблема Мудрости, корона Философа, печать науки и веры, нашедшая своё выражение в двойной — духовной и светской — власти рыцарства (Chevalerie).

Лесной житель. Мистический вестник из Тьера

В Тьере, живописном административном центре супрефектуры Пюи-де-Дом, есть замечательный и очень изящный образец гражданской архитектуры XV в. — выложенный из бута дом, который называют домом Лесного жителя (Homme des Bois). От дома осталось два этажа, чья на редкость хорошая сохранность придаёт ему большую ценность в глазах почитателей искусства и любителей средневековья [XX].

XX. Тьер (департамент Пюи-де-Дом). Дом Лесного жителя (XV в.)

На фасаде имеются четыре закрытых проёма с декоративными арками, снабжёнными винтовыми и зубчатыми нервюрами. Проёмы разделяются выступающими столбиками с капителями в виде гротескных масок в шлемах с длинными ушами; над столбиками фигурки, укрытые лёгкими изящными ажурными сводами. В цоколе верхним панно соответствуют панно с дворянскими грамотами, а окаймляющие их опоры со стёсанными краями, расположенные по одной линии со столбиками, сходятся к разверстым драконьим пастям капителей.

Основное украшение старого жилища, его своеобразная вывеска — фигура человека, вроде той, что мы видели раньше на столбе в замке Лизьё: там он стоит с обрубком дерева в руках. Вырезанный на том же месте почти в той же позе, он словно восходит к тому же преданию. Об этом человеке известно лишь то, что ему скоро стукнет пятьсот лет и что со времени его создания уже многие поколения жителей Тьера лицезрели его прислонённым спиной к стене старого жилища. Этот большой, сработанный неумело, на скорую руку барельеф, сильно покоробившийся от возраста и непогоды, представляет собой высокого Лесного жителя в одежде из шкур, сшитых поперёк и шерстью наружу. Головного убора у него нет. Загадочно, чуть отстранённо улыбаясь, он опирается на длинную палку с уродливой, покрытой капюшоном головой старухи на конце. Под босыми его ногами — множество грубых предметов округлой формы: из-за несовершенства исполнения трудно определить, что это такоеXXV. Таков этот Лесной житель, которого один местный любитель старины нарёк Тьерским Сфинксом. «Жителям Тьера, — пишет он, — дела нет до его происхождения, позы, молчания. Им запало в память лишь его прозвище, которым они пользуются, когда упоминают об этом человеке в разговоре, и которое передают из поколения в поколение. Прибывшие из чужих краёв более любопытны и более благосклонны к Лесному жителю. Они останавливаются перед ним, как если бы он представлял какую-нибудь ценность. Не торопясь, они разглядывают черты его лица, телосложение. Им кажется, что с этим человеком непременно связано местное предание, представляющее, возможно, и более широкий интерес. Но когда они обращаются за разъяснением к гидам, те, ничего такого не зная, хранят молчание. Сам же Лесной житель в отместку за невежество одних и глупость других тайны своей не выдаёт».

Высказывалась мысль, что это св. Христофор и что на противоположном пустом панно фасада прежде был изображён младенец Иисус, но, во-первых, никто не помнит, что за сцена была справа (если она вообще была), а во-вторых, пришлось бы предположить, что под ногами у нашего героя волны, тогда как это весьма сомнительно. Да и почему в самом деле он чудесным образом стоит на поверхности воды, поверхности, кстати сказать, выпуклой? И на плечах у гиганта нет Иисуса — одно это противоречит его отождествлению со св. Христофором. Даже если допустить, что это Оффер, то есть св. Христофор до своего обращения, никак разумно не объяснить, почему на нём шкура, как на обезьяне, придающая статуе такой своеобразный вид. По легенде, св. Христофор вырвал из земли дерево, чтобы противостоять мощному потоку и выдерживать непомерную тяжесть божественной ноши, но нигде не говорится об изображении на конце ствола. А между тем известно, с каким тщанием, с какой скрупулёзной точностью средневековые художники передавали свои сюжеты. Всё это не позволяет согласиться с произвольным домыслом, будто перед нами св. Христофор.

Лесной житель, сознательно представленный в таком виде, не может не выражать вполне определённую и важную идею. Надо признать, что он выполнен и помещён на своё место не просто так, и, следовательно, декоративная сторона играет тут второстепенную роль. На наш взгляд, тьерский барельеф неопровержимо доказывает, что это жилище алхимика. Он — словно печать на древней философской обители, раскрывающая её тайну. Его неоспоримые герметические черты дополняются и ещё больше выявляются при сравнении с окружающими его фигурками. Пусть по своим масштабам и выразительности эти мелкие персонажи Великого Делания уступают главной фигуре, они всё же очень важны. Вплоть до того, что без этих символических персонажей крайне трудно решить стоящую перед нами загадку. Для выяснения смысла большой фигуры следует обратить внимание прежде всего на женскую голову. Стянутая капюшоном голова на палке — пластическое выражение Матери-дуры (Mère folle)XXVI. Так во времена весёлого пародийного праздника Осла называли в народе высших должностных лиц и магистров некоторых тайных обществ. Примером последних может служить Дижонская пехота (Infanterie dijonnaise) или Братство матери-дуры (Confrérie de la Mère folle), группа посвящённых, скрывавшихся за раблезианской наружностью и пантагрюэлевской эксцентричностью. Мать-дура олицетворяет саму герметическую науку во всей её широте. Эта наука дарует целокупное знание тому, кто посвящает себя ей, и потому Лесной житель на фасаде тьерского дома в действительности Мудрец, опирающийся на Мудрость, сухую палку (сухое древо, arbre sec), посох Матери-дуры (sceptre de la Mère folle). Этот простой человек с косматыми волосами и неухоженной бородой, человек естественный (homme de nature), чьи традиционные знания научают его презирать суетность и легковесность несчастных безумцев, мнящих себя мудрецами, возвышается над людьми, как и над грудой камней, которую он попирает ногами[245]. Он озарённый, на которого нисшёл свет, низошло духовное озарение. Под маской спокойствия и безмятежности он хранит безмолвие, скрывает свою тайну от досужего любопытства снующих туда-сюда участников человеческой комедии. Он представляет собой античного Миста (от греческого Μύστης, глава посвящённых)[246], греческое воплощение мистического или таинственного (mystique ou mysterieuse) знания (μυστήριον — dogme secret, esoterisme, тайное эзотерическое учение) [XXI].