Дикие орхидеи - Джуд Деверо

— Вы хотели убедиться, что я не местный серийный убийца?

Вблизи он оказался еще красивее, и голос у него был прекрасный: густой, бархатистый. О нет, подумала я. Кажется, я попала.

Он отодвинулся на край скамейки, жестом приглашая меня присесть рядом. Он поражал такой утонченной, элегантной красотой, что я, снимая рюкзак, старалась смотреть на розы.

— Они прекрасны, не правда ли?

— Да. — Он повернулся взглянуть на них. — Я знал, что они сейчас в цвету, потому и постарался прийти сегодня.

Я поставила на землю свой рюкзак из винила и брезента рядом с биллингемской сумкой. Дихотомия Старого и Нового Света. Какая прелесть.

Сидя на противоположном краю скамейки, я старалась сфокусировать взгляд на розах, но мужчина сидел между мной и ними, и поэтому мой взгляд бродил туда-сюда.

Он повернулся ко мне: глаза блестят, на губах играет милейшая улыбка. Узнав Форда поближе, я перестала обращать внимание на его взгляды, но с этим человеком я чувствовала себя как школьнииа-заучка наедине с капитаном футбольной команды.

— А вы, должно быть, Джеки Максвелл?

— Коул-Крик — большая деревня, — простонала я.

— О да. Так всегда в маленьких городках. Меня зовут Рассел Данн. — Он протянул мне руку для рукопожатия.

Я коротко пожала ее и отпустила. Ох и нелегко же отпустить такую большую, теплую ладонь!

— Ваш дом там, наверху? — Я попыталась рассмотреть, что за деревьями, но увидела только еще больше деревьев.

— Нет. По крайней мере уже нет.

Я хотела спросить, что это значит, но не стала. Меня так тянуло к этому мужчине, что по телу словно пробегал электрический ток.

— Вы, случайно, не голодны? Я взял с собой слишком много еды. Ее придется либо съесть, либо тащить обратно. — Он взглянул на меня из-под длинных, стрелочками, ресниц. — Она тяжелая, так что вы мне очень поможете, если разделите со мной ленч.

Ну и что мне делать? Отказаться ему помочь? Ха-ха.

— Разумеется, — согласилась я.

Он встал и потянулся. Да, конечно, я понимала, что он красуется, демонстрирует свое убийственно роскошное тело, но все же...

Я заставила себя отвернуться. Он вытащил из рюкзака скатерть в красно-белую клетку. Пошловатая расцветка, но на темно-зеленой траве она смотрелась великолепно.

— Не поможете мне? — спросил он, усаживаясь на скатерть.

Через неприлично короткое время я уже сидела рядом с ним на скатерти, лицом к розам, и накрывала на импровизированный «стол».

Должна сказать, что ему удалось очень многое впихнуть в сравнительно небольшой рюкзак: бутылку холодного белого вина, два хрустальных бокала — такие тоненько звенят, если постучать по ним ногтем, — тарелки от «Виллерой и Бош». Угощение было великолепным: сыры, оливки, мясные закуски и три вида салата.

— Ну, прямо хлеба и рыбы, — заметила я.

Он озадаченно взглянул на меня:

— Что вы имеете в виду?

А он не часто бывает в церкви, подумала я. Я рассказала ему, как Христос накормил толпу народу хлебом и рыбой. История, кажется, его развлекла: он улыбнулся.

— Ничего библейского, просто я хорошо умею паковать вещи.

Будь на его месте кто-то другой, я бы подумала, что шутка моя не удалась. Но он так тепло улыбался, что я улыбнулась в ответ. Он разлил по бокалам вино, наломал хлеба и протянул мне тарелку с сырами и оливками. Это же мое самое любимое блюдо!

Утолив голод, я стала потягивать вино и смотреть на розы.

— Расскажите мне про себя, — сказала я.

Он засмеялся: густой, мягкий звук. М-м-м...

— Лучше вы мне расскажите кое-что, что хочет знать весь Коул-Крик: что у вас с Фордом Ньюкомбом?

Я оторопела:

— А кому какое до этого дело?

— Ну, вы же по какой-то причине хотите знать обо мне «все»...

— Туше, — улыбнулась я. Я начала расслабляться. Меня так сильно влекло к нему физически, что я сама себе не доверяла, но теперь я понемногу освоилась с этим чувством и успокоилась, вновь обретя способность говорить и думать. — Кто начнет?

— Может быть, на «камень, ножницы, бумага»? — предложил он.

Я снова рассмеялась: мы с папой так решали, кому выполнять самые нудные дела по дому. Я выиграла.

— Так кто вы? Почему не присутствовали на ежегодном чаепитии в Коул-Крик? Что случилось с вашим домом? — Я искоса взглянула на густые тени в лесу.

— О'кей.

Он прожевал, проглотил, отряхнул руки, встал, поклонился мне и прижал правый указательный палеи к виску.

— Рассел Данн. Тридцать четыре года. Доцент истории искусств в Университете Северной Каролины в Роли. Я жил в Коул-Крик, пока мне не исполнилось девять, потом мы переехали, но иногда возвращались навестить родственников. Моя мать выросла в доме, который стоял вон там, но лет десять назад он сгорел. Был женат, ныне вдовец, детей нет, серьезных привязанностей, по сути, тоже нет. На чаепитии я не присутствовал, потому что в Коул-Крик не живу и членом местного общества меня не считают. — Его глаза смеялись. — Что еще?

— А что в Биллингеме?

— Ага, значит, вот что вас на самом деле заинтересовало, — сказал он с напускной серьезностью. — А я-то думал, что это моя харизма. Ну сыр, на худой конец.

— Не-а! — Я с радостью притворилась, что вовсе не обдумываю, кого позову в подружки невесты. — Так что там лежит?

Он шагнул к скамье, взял сумку, поставил ее на край скатерти и извлек оттуда камеру, которую я видела только в каталогах, — «Никон Д 1-Х».

— Цифровая? — спросила я не без разочарования в голосе. Мне нравится автоматический фокус на камере, но это — предел моей современности. Я ненавижу объективы с зумом: они не дают такой четкости изображения, как стационарные. Цифровые фотоаппараты — это штучки для мистера и миссис Обывателей. Хотя я знаю, что корпус его камеры — я уж молчу об объективе — стоит несколько тысяч, в моем представлении это все равно не настоящая фотокамера.

Он развернул камеру к залитым солнцем розам и сделал несколько снимков, потом вытащил из камеры пластиковую карточку. Я попивала вино. Он достал из рюкзака небольшой аппарат — два таких уместятся в обувную коробку. Сначала я приняла его за портативный DVD-плейер. Интересно, что ж за кино он собрался мне показать? Надеюсь, там не слишком много секса, иначе я просто не удержу себя в руках.

Он сунул карточку в аппарат, и я застыла с бокалом вина в руке. Кажется, я даже не дышала, пока аппарат не выдал первые фотографии. Рассел протянул их мне. Я поставила стакан. Вот это чудо! Я с удивлением рассматривала фотографии размером 4x6 удивительной яркости и четкости. Я видела даже шипы на стеблях роз.

— Ого... — Никакие другие слова мне на ум не приходили.