Блюз мертвых птиц - Джеймс Берк

Гретхен припарковалась на боковой улице неподалеку от Сент-Чарльз, не слишком далеко от ресторана, недавно переделанного в стиле арт-деко. Она подняла крышу «Кадиллака», повязала платок на голову, достала из сумки солнцезащитные очки, надела их и посмотрела в зеркало заднего вида. Снова открыв сумку, достала губную помаду и накрасила губы. Из района Карллтон по улице поднимался старый зеленый трамвай, наполнявший округу звоном колокольчика. Солнце скрылось за дождевыми облаками, и дома вдоль авеню, в большинстве своем построенные в середине девятнадцатого века, погрузились в глубокую тень, их белая краска внезапно превратилась в серую, и единственным цветным пятном в садах остались кусты камелий, цветущих круглый год. Давление резко упало, поднялся порывистый ветер, а воздух, пахший пылью и зимой, вдруг стал холодней. Некоторые из посетителей ресторана сидели снаружи на патио, накрытом сетчатым нейлоновым парусом. Трамвай остановился на углу, чтобы высадить несколько пассажиров, затем снова позвонил в колокольчик и поплелся по рельсам через туннель черных дубов, простирающийся почти до отеля «Понтчартрейн» в самом центре города. Пассажиры трамвая праздно прошли мимо, Гретхен же делала вид, что усердно закрывает дверь «Кадиллака», опустив лицо и отвернувшись в сторону. Она поправила ремешок сумки на плече и вошла в ресторан через боковой вход.

Распорядитель расстался со своей стойкой перед рестораном и направился к новой посетительнице с меню под мышкой.

— Не хотите ли занять столик? — учтиво спросил он.

— Я здесь, чтобы встретиться с Пьером Дюпре, но я его не вижу, — ответила Гретхен.

— Мистер Дюпре с компанией находятся в отдельном кабинете. Пожалуйста, пройдите за мной, — предложил он.

Гретхен не снимала ни платок, ни очки. Войдя в отдельный зал в задней части ресторана, она увидела элегантно одетого, высокого, привлекательного черноволосого молодого человека, сидящего за столом с двумя другими мужчинами без пиджаков. Она пододвинула кресло к столу и села. Высокий мужчина с салфеткой за воротником поглощал коктейль из креветок, который он усердно жевал, зажав вилку в своей большой руке.

— Вы уверены, что выбрали правильный столик, мисс? — спросил он.

— Вы Пьер Дюпре, не так ли?

— Все верно.

— Тогда я пришла по адресу. Меня зовут Гретхен Хоровитц. Я уже познакомилась с вашей женой и дедом и решила, что пришло время представиться и вам.

— Весьма рассудительно. Но я не имею ни малейшего представления о том, кто вы, и как узнали мое местонахождение, — ответил он.

— Я позвонила вам в офис и объяснила даме на телефоне, что я из Музея Гуггенхайма в Нью-Йорке. Она хотела принять сообщение, но я объяснила ей, что после обеда у меня самолет и что я хотела увидеть вас перед отлетом. Она оказалась очень милой.

— Вы из Гуггенхайма?

— Была там разок. Но я там не работаю. Я работаю на мистера Персела. Вы знаете Клета Персела?

— Нет, не имел удовольствия с ним познакомиться. Ваша фамилия Хоровитц?

— Верно. Вы знаете Ти Джоли Мелтон?

— Вы соврали моему секретарю, а теперь собираетесь сидеть тут за моим столом и задавать мне вопросы о том, кого я знаю?

— Вы не против, если я сделаю заказ? Я еще не обедала.

— Это что, свидание вслепую?

— Еще чего.

— Еще раз, как ваша фамилия? Херовитц?

— Как вам угодно.

Пьер Дюпре положил вилку и вытер рот. Он изучал лицо незнакомки, несколько забавляясь, двое других мужчин улыбались от уха до уха. У одного мужчины волосы были зачесаны назад, виски сбриты. На его носу красовалась большая горбинка, а широко расставленные глаза находились на разной высоте, что составляло впечатление, что он видит все и одновременно ничего. Второй был мясистым, слишком большим для своей одежды — его шея нависала над накрахмаленным воротником, а плечи были покрыты перхотью. У него был маленький безжалостный рот и большое кольцо на правой руке с остроконечной эмблемой вместо камня.

— Так чем я могу вам помочь, мисс Херовитц? — спросил Дюпре.

— Вот какой расклад по ситуации с твоей женой, — начала Гретхен, — она…

— Вот что? — просил Дюпре.

— Расклад. Это означает «информация», «данные». Так вот какой расклад по твоей жене. Она посылает нам сигналы о том, что собирается поиметь тебя при разделе имущества. И откуда ни возьмись появляется с фотографией тебя с Ти Джоли Мелтон. Это та певичка, про которую ты Дэйву Робишо сказал, что вы незнакомы. Но у твоей жены есть улики, говорящие, что ты врешь. Только вот я не верю, что Варина Лебуф пытается тебя поиметь. Я думаю, что вы с ней работаете в тандеме, чтобы кинуть мистера Персела.

— Понятно, — проговорил Дюпре, щелкнув пальцами в воздухе в сторону официанта.

— Собираетесь попросить его выставить меня вон?

— Нет-нет. Андре, принеси мне еще горячей воды. Мисс Хоровитц, все контакты с моей женой осуществляются через адвоката. Совместно мы с ней работаем только над тем, чтобы не попадаться друг другу на глаза. Это все, что я могу вам сообщить, а потому тема закрыта.

Мясистый мужчина, которому воротник впился в горло, сказал что-то своему другу. Волосы его собеседника были напомажены и светились на скальпе, как проволока.

— Извините, что-то я не расслышала, — сказала Гретхен.

— Ничего особенного, — ответил мясистый.

— Что-то про помаду? — продолжала допытываться она.

Мясистый покачал головой и с широкой улыбкой перекинулся взглядом с другом. Официант принес чайник из нержавеющей стали с влажной салфеткой, обернутой вокруг ручки, поставил его перед Пьером Дюпре и удалился.

— Я пользуюсь губной помадой, когда работаю, — сказала Гретхен, — и темные очки иногда тоже одеваю, и платок. Знаешь, почему?

— Нет, — ответил мужчина с напомаженными волосами, — давай, просвети нас.

— Это деперсонифицирует. Некоторые вещи не должны становиться личными, вот мое мнение. Так что ты там шепнул про свинью?

— Не понимаю, о чем вы, — ответил мясистый.

— Ты сказал что-то насчет свиньи и помады. Я что, выгляжу, как напомаженная свинья?

— Мне и в голову такое не могло прийти, — ехидно ответил мясистый.

Гретхен сняла очки и положила их на скатерть, затем развязала платок и провела рукой по волосам.

— Теперь ты можешь лучше рассмотреть, как я выгляжу, — сказала она, — но вот только теперь мы как бы перешли на личности. Ненавижу, когда такое происходит.

Дюпре закатил глаза как человек, достигший предела терпения. Он вытащил салфетку из-за воротника и бросил ее на стол.

— Мисс Хоровитц, — сказал он, шипя на согласных «тц», — нам пора с вами уже попрощаться. А потому посылайте всем воздушные поцелуи и валите сначала в зал, а потом за дверь. Я попрошу официанта помочь, если вам нужна помощь.

Очевидно, что у Дюпре на уме было еще что-то помимо собственного интеллектуального превосходства. Он подавил очевидный смешок, кашлянув себе в кулак.

— Дайте-ка я угадаю. Вы из Майами, верно? А семья изначально с Кони-айленда, так ведь? Как вы там это произносите, «Миями»?

— Я бывала в Берк-Холл в Университете Луизианы, видела некоторые из ваших работ. Я думаю, весьма и весьма неплохо, — сказала Гретхен, чего я не поняла, так это почему все фигуры выглядят так, как будто они сделаны из резины. Напоминают эктоплазму или, может, спермицид, выдавленный из тюбика. Но моей любимой картиной стала абстракция, та, которая сплошь в мазне и каплях, что-то вроде большой салфетки, куда кашлянул умирающий туберкулезник.

Пьер Дюпре положил ладонь на руку Гретхен.

— У тебя глаза как фиалки. Но они не подходят ни твоему лицу, ни цвету колеи, — сказал он, — почему же? Ты таинственная женщина.

Она почувствовала, как его ладонь сжимается на ее руке, все сильнее и сильнее сдавливая пальцы.

— Не отвечаешь? — спросил он. — А где же милые заготовленные колкости от жидовки из «Миями»?

Боль из ладони Гретхен колючей проволокой ползла через предплечье в плечо и горло, она почувствовала, как увлажнились ее глаза и затряслась нижняя губа.

Дюпре еще сильнее сжал ее ладонь.

— Ты пытаешься мне что-то сказать? — прошипел он. — А тебе не приходило в голову, что ты, быть может, связалась не с теми парнями, мать твою? Может, ты уже передумала? Кивни, если да.

Гретхен левой рукой скинула крышку с чайника и плеснула кипятком ему в лицо. Дюпре сдавленно вскрикнул, схватился за лицо и резко откинулся на стуле, отправив свой коктейль из креветок красным дождем на белоснежную скатерть.

— Мотовство до добра не доведет, получай и остатки, — прошипела Гретхен и вылила остатки кипятка из чайника ему на голову.

Дюпре рухнул на пол, обхватив голову руками и дрыгая ногами, как таракан на иголке. Его друзья отбросили стулья и ринулись к Гретхен с лицами, перекошенными от ярости. Она достала из сумки полицейскую дубинку Клета Персела, крепко зажав деревянную рукоятку в руке. На длинном конце дубинку утяжелял груз из свинца размером с мячик для гольфа, закрепленный на пружине внутри покрытого кожей корпуса и бьющий с такой силой, что можно было вырубить буйвола. Она хлестнула дубинкой по рту мясистого и почувствовала, как крошатся его зубы. Громила с напомаженными зачесанными вверх волосами успел схватить ее за рубашку, но Гретхен нанесла резкий удар сверху вниз по его ключице, заметив, как открылся его рот и упало плечо, словно перерезали пружину. Девушка была обута в тяжелые ботинки с толстой подошвой, и она пнула его в промежность с такой силой, что кровь мгновенно отлила от его лица, колени сложились, и он рухнул на пол в позе молящегося пилигрима. Она с размаха добавила ему по уху, отправив в свободный полет на стоящие рядком стулья.