Израненное сердце - Софи Ларк

отражение под разными углами и вздрагиваю от мысли, что здесь может быть кто-то еще.

Я начинаю обыскивать прикроватную тумбочку и выдвижные ящики в поисках секретного телефона, ноутбука или планшета. Я приподнимаю картины в поисках сейфа. Я не так хорош во взломах, как Неро, но вполне могу открыть сейф, если будет достаточно времени.

В гостевой зоне я вижу целую стену, увешанную фотографиями, на которых Кенвуд обменивается рукопожатиями со знаменитостями. Здесь есть мэры, губернаторы, сенаторы и президенты, и все пожимают ему руку и похлопывают по плечу в своей излюбленной манере.

Затем еще десятки фотографий Кенвуда с актерами, певцами, моделями, руководителями компаний и спортсменами. У него даже есть снимок с астронавтом – с автографом и все такое. Я сомневаюсь, что Кенвуд на самом деле дружит со всеми этими людьми, но очевидно, что он коллекционер, одержимый желанием ярко сиять, стоя в лучах славы других людей.

Когда я подхожу к тому, что похоже на стенной шкаф, меня ждет сюрприз. За дверью оказывается маленькое помещение с креслом. Вся стена увешена мониторами, и на каждом мониторе транслируется изображение с одной из камер, установленных в доме. Камеры есть в каждой комнате, кроме той, в которой я сейчас нахожусь, включая полдюжины спален для гостей, разбросанных по всему дому.

Подозреваю, что сами гости ничего об этом не знают. Потому что прямо сейчас я мог бы наблюдать за совокуплением нескольких парочек или за сексом втроем в джакузи. Если бы был таким же извращенцем, как Кенвуд.

Что ж, видимо, так он и возбуждается – сидит здесь и наблюдает за тем, как нанятые девочки ублажают его богатеньких дружков. А, может, использует кадры, чтобы шантажировать. Это объяснило бы, как ему удалось отбиться от обвинений, выдвинутых против него «Фондом свободы» и полицией Чикаго.

Компьютер, подключенный к мониторам, зашифрован. Но я мог бы захватить жесткий диск. Я знаю кучу людей, которые могли бы взломать эту штуку, если бы у них было несколько часов и подходящий финансовый стимул. Черт, держу пари, даже Неро мог бы это сделать.

Я отсоединяю жесткий диск и сую его в джинсы, под рубашку. Это не лучший тайник, но сойдет.

Я направляюсь к дверям, размышляя о том, говорить ли Симоне, что мы нашли то, за чем пришли, или еще немного порыскать с ней по дому.

Но когда я выскальзываю в коридор, девушки нигде не видно.

Она исчезла.

Симона

Пока Данте обыскивает хозяйскую спальню, я слежу за тем, чтобы тот охранник не вернулся.

Высматривать охранника довольно скучно. Поначалу меня отвлекал страх быть пойманной и ощущение вины за то, что я рыскаю там, где не должна. Однако эти чувства поблекли, и теперь я просто стою одна в темноте, прислушиваясь к отдаленным звукам электронной музыки. На заднем дворе я видела диджея и почти уверена, что это тот же, который играл на дне рождения Райана Филиппа в Лос-Анджелесе.

Иногда я хожу по звездным вечеринкам, если Айвори удается меня на них затащить. Она обожает такие штуки. Именно ради этого девушка и подалась в модельный бизнес – она любит внимание, любит чувствовать себя особенной.

Меня же лишнее внимание только заставляет чувствовать себя еще более одинокой. Людям кажется, что они любят Симону Соломон, но они совсем меня не знают. Все их комплименты ничего не значат, потому что они адресованы персонажу, которого я создала. Та Симона – просто продукт. Ее не существует на самом деле.

Я знаю, каково это – быть любимой кем-то, кто действительно тебя понимает. Данте любил меня не так, как мои родители – за то, кем они хотели меня видеть. Он любил меня такой, какая я есть.

Серва тоже. Но теперь ее нет.

А Данте, хоть и всего в нескольких метрах от меня… все равно что в тысячи милях отсюда. Сбежав от него, я потеряла его навсегда.

Но у меня хотя бы есть Генри.

И все же я боюсь. Я боюсь, что слишком давлю на сына, поставив его в центр своей вселенной – прямо как мои родители когда-то. Мне не стоит делать его единственным источником своего счастья. Малышу не по силам такая ответственность.

Но я не знаю, как мне быть.

Ничто, кроме Генри, не делает меня счастливой.

Боже, если бы я не разрушила то, что было у нас с Данте…

Мне кажется, я поймала на себе его взгляд, пока мы шли по коридору. Мне кажется, в нем читались те же голод и желание, что и раньше.

Но стоило мне моргнуть, как мужчина вновь смотрел себе под ноги, избегая встречаться со мной глазами.

Я жду Данте и вдруг слышу голоса в том конце коридора. Я собираюсь проскользнуть в спальню, чтобы предупредить своего спутника, но понимаю, что эти двое движутся в противоположном направлении, к дальнему крылу дома.

Мой коридор и их образуют Т-образную форму. Когда обладатели голосов оказываются в точке пересечения проходов, я вижу Роланда Кенвуда. Перед приходом сюда я посмотрела его фотографии в интернете. Это среднего роста худощавый мужчина с длинным загорелым лицом, аристократическим носом и копной седых волос. На фотографиях для издательства он одет в темные костюмы и однотонные рубашки. Прямо сейчас на Роланде лимонно-зеленая рубашка, расстегнутая до пупка, пляжные шорты и сандалии. Его сопровождает молодая женщина. Очень молодая женщина, может быть, даже девочка. Одетая в платье Ширли Темпл[53], она едва достает ему до плеча. Две светлые косы перекинуты через плечи, концы завязаны бантиками.

Я не вижу лицо девочки, потому что она смотрит на Кенвуда, пока они идут. Но я слышу детское хихиканье.

Моя кожа покрывается мурашками. Пара идет быстро – если я не потороплюсь, они исчезнут в недрах этого дома, похожего на кроличий садок.

Я просовываю голову в спальню. Она слишком большая и слишком темная, чтобы я могла разглядеть хоть что-нибудь.

– Данте? – шепотом зову я.

Ответа нет.

У меня нет времени на поиски. Я бегу по коридору так тихо, как только могу, высматривая, куда пошел Кенвуд.

Повернув на перекрестке налево, я вижу, как подол юбки девочки исчезает в последнем дверном проеме справа. Я спешу следом, волнуясь о том, что Кенвуд собирается делать, оставшись с ней наедине.

К тому времени как я оказываюсь в конце коридора, дверь уже закрыта. Я прижимаю к ней ухо, но не могу расслышать ничего по ту сторону. Я понимаю,