Аракчеев - Владимир Томсинов

После этого случая великому князю еще не раз придется уверять мнительного Аракчеева в беспочвенности его подозрений. «Друг мой Алексей Андреевич! — обращался Александр к нему 31 августа 1799 года. — Искренно тебя благодарю за письмо твое и за поздравление[120], и если что одно могло меня беспокоить, то, конечно, сомнение, которое ты имеешь обо мне и которого я никогда не заслуживал моею привязанностию к тебе».

Впоследствии Алексей Андреевич будет рассказывать И. Р. Мартову о том, что благодетель его — Павел I — пытался однажды возложить на него обязанность следить за поведением и разговорами Александра и регулярно доносить ему, императору, обо всем сделанном и сказанном цесаревичем. В ответ на это поручение Павла Аракчеев якобы твердо заявил ему, что неспособен на подобные дела и не желает быть орудием несогласия между отцом и сыном. Данный поступок находится в полном соответствии с натурой Аракчеева. Он был слишком прям характером, чтобы сколь-нибудь успешно играть роль, которую хотел возложить на него император. Но самое главное, Алексей Андреевич был достаточно умен, чтобы понять: опираться в своей карьере на одного Павла — значит подвергать себя слишком большому риску.

Конечно, Аракчеев многого мог ожидать от Александра в будущем, но и в настоящем имел он от цесаревича немало пользы. Его Высочество был полезен ему, в частности, как надежный ходатай за него перед императором Павлом. «Прилагаю у сего письмо к государю императору, которое, конечно же, ваше высочество, по своей милости изволите подать, избрав хороший (случай), и видя всякую минуту вашего высочества ко мне милости, осмелился просить вас приказать дать мне знать, каково изволит принять мои бумаги государь император и который мой ответ изволите подать», — писал Аракчеев Александру в письме от 9 июня 1797 года. «Ответ твой и письмо на артиллерийские бумаги очень полюбились государю, и по оным посланы повеления к Мелиссино. Я ему отдал долгий ответ и короткого не показывал», — отвечал Александр 6 июля 1797 года. Роль, которую играл великий князь для Аракчеева, проступает в приведенных словах их переписки достаточно отчетливо.

С просьбами подать письмо императору Павлу в подходящий момент, сообщить о его реакции на него или просто о его настроении в то или иное время Алексей Андреевич обращался к Александру Павловичу регулярно. «Я послал к императору письмо, не изволите ли узнать, как оно будет принято», — писал он 27 мая 1797 года. Павел только что выказал в очередной раз полную доверенность к Аракчееву — послал его инспектировать войска, расположенные в Западных губерниях. А в прошлом месяце щедро облагодетельствовал: пожаловал звание барона и назначил генерал-квартирмейстером всей армии. Но Алексей Андреевич все равно был начеку — бдительно следил чуть ли не за каждым шагом своего государя, старался узнавать о всякой перемене в его настроениях, особенно той, что касалась лично его, Аракчеева. Александр охотно помогал Аракчееву в этом: сообщал ему сведения, в которых тот нуждался. В свою очередь Алексей Андреевич знакомил наследника престола с содержанием своих разговоров с наиболее влиятельными сановниками империи, с текстами записок и писем, которые получал от них. «Ваше императорское высочество! Вам известно, как я предан вашему высочеству, то и осмеливаюсь полученное письмо от г. генерал-адъютанта приложить к вашему высочеству», — писал Аракчеев Александру 11 апреля 1797 года. В этом же послании читаем: «Письмо, батюшка, Растопчина прикажите возвратить обратно ко мне».

«Приезд мой в Павловск зависит от приказания вашего высочества, — обращался Алексей Андреевич к цесаревичу 6 августа того же года. — Что я получил вчерась с нарочным фельдъегерем, то прилагаю копию».

Император Павел обыкновенно не отказывал своим сановникам в просьбах о предоставлении им каких-либо материальных благ, но при этом те, кто обращался к Его Величеству с подобными просьбами, рисковали навсегда потерять его уважение. Аракчеев знал об этом и еще в Гатчине взял за правило ничего материального у своего августейшего патрона не просить. Между тем, проживая с самого переезда своего в столицу в предоставленной ему Павлом квартире Зимнего дворца, Алексей Андреевич имел нужду в собственном доме, где бы мог поселить свою прислугу и устроить конюшню. Просто купить такой дом он считал для себя обременительным, а просить в дар у государя не решался. Но в июле 1797 года подвернулся уж очень выгодный вариант. На Миллионной улице, у Мойки, снесли несколько старых домов с тем, чтобы на освободившемся месте построить экзерциргауз (помещение для военных упражнений). От снесенных домов целехонькими остались флигели, которые, если сделать в них ремонт, вполне бы годились для проживания. Узнав про бесхозные флигели, Аракчеев тут же загорелся желанием заполучить их в свою собственность. Однако чтобы удовлетворить данное желание, Алексей Андреевич должен был сделать то, чего очень боялся, — обратиться к императору Павлу с просьбой о пожаловании ему названных строений. Как было выйти ему из этой ситуации? На выручку Аракчееву пришел Александр Павлович. «Осмелился принесть к вашему императорскому высочеству мою просьбу, касающуюся уже именно до меня», — писал Аракчеев великому князю 19 июля 1797 года. Изложив суть дела, он продолжал: «Сделайте высочайшую милость, батюшка ваше императорское высочество, доложите государю императору, чтоб оные флигели мне пожалованы были, они хотя теперь и переломаны, но я, употребя на поправку их тысяч шесть, буду иметь у себя уже маленький собственный дом. Ваша милосердная душа, конечно, мне исходатайствует от государя императора оную милость, ибо кроме вашего императорского высочества, я никого не имею». В результате Аракчеев получил от Павла то, что хотел, и при этом сохранил его благорасположение к себе.

Спустя два года газета «Санкт-Петербургские Ведомости» в номере за 8 июля 1799 года объявляла о продаже генерал-лейтенантом Аракчеевым «углового дома у Мойки, подле экзерциргауза»[121].

Прибегая к услугам наследника престола тогда, когда ему хотелось что-либо иметь от Павла — материальные блага или, что было чаще, просто доброе расположение, — Аракчеев в свою очередь также помогал Александру выглядеть в глазах императора в более выгодном свете. Павел был страстно увлечен парадами. Удачно выполненные строевые приемы, красивая выправка солдат и офицеров и т. п. делали Его Величество по-настоящему счастливым на целые сутки, а то и на двое. Но, с другой стороны, стоило кому-либо совершить на параде ошибку, как император приходил в неописуемый гнев. На головы командиров, чьи подчиненные показывали слабую строевую подготовку или выправку, обрушивались всяческие оскорбления.