Троя. Герои Троянской войны Книга 1 - Ирина Измайлова

– Как знать... Со мной Елена, пожалуй, откровеннее, чем с другими. Но о своих чувствах к Парису она никогда не говорит. Думаю, ей стыдно.

– Значит, она тоже должна согласиться на возвращение в Спарту! – решительно произнес Ахилл. – Твой рассказ, Гектор, многое мне объяснил, но тем более дико было бы продолжать эту войну. Не стоит Парис и капли крови, ни ахейской, ни троянской – так же, как не стоит любви и преданности Елены. А царь Приам, я думаю, теперь уже не надеется разгромить наше войско и взять в плен Атридов...

– Отец давно уже хочет мира! – воскликнул Гектор. – Даже надменный Анхис хочет того же. И если отец виноват в своей самонадеянности и в излишней жажде власти, то сейчас он за это уже достаточно наказан. Мои раны и плен – хорошее вразумление для него, верившего в сказку о «непобедимом Гекторе».

– Да-а! – протянул Ахилл грустно. – Только вот ранен и в плену ты, единственный, кто действительно пытался не допустить начала войны и внушал царю разумные мысли.

– А что ты станешь делать, – вдруг спросил Гектор, и его глаза как-то странно блеснули, – что ты станешь делать, если ничего не получится, если перемирие сорвется и война возобновится?

Базилевс нахмурился.

– Я сказал царю Приаму, что в таком случае после твоего выздоровления нам снова придется драться на поединке.

– Это разумно, – Гектор глубоко вздохнул и опять полузакрыл глаза. – Только вот здоров я буду, наверное, еще не скоро.

Андромаха подалась вперед и, глядя в лицо Ахиллу своими изумрудными глазами, спокойно проговорила:

– Этого не будет. Ты этого не сделаешь, Ахилл. Я знаю.

– Она всегда все знает вместо меня! – сердито бросил базилевс. – У кого дар пророчества, Гектор? У твоей сестры или у твоей жены? Я говорил об условии, поставленном троянскому царю. А что мы будем делать в действительности, почем мне знать? Я ни разу в жизни не был в более глупом и нелепом положении, чем сейчас!

Он отвернулся, испытывая смущение и злясь на себя, непонятно за что. Некоторое время они молчали, потом базилевс, порывисто повернувшись, воскликнул:

– Помоги мне, Гектор! Помоги мне победить эту войну... Одному это слишком трудно.

– Самое трудное ты уже сделал, Ахилл – ты победил себя... А я сделаю все, что в моих силах! – горячо произнес троянец. – Я уверен, что и мой отец будет мудр и терпелив. Дело лишь за ахейцами...

– За ахейскими царями, – поправил Ахилл. – Простые воины, все до единого, только и мечтают о возвращении. Хотя и о добыче тоже. И если Приам заплатит богатую дань и они получат свое, то их здесь уже ничем не удержишь. У всех есть, куда и к кому возвращаться.

Он помолчал и добавил:

– У всех, кроме меня. Я потерял здесь все, что имел.

– У тебя есть сын, – тихо сказал Гектор.

– Сын, который меня ни разу не видел! – вскричал герой, невольно сжимая в руке глиняный кубок, из которого перед тем пил, и стряхивая с ладони крошево черепков. – Сын, которого воспитали без меня, неведомо кто и неведомо, как. Возможно, он мне совсем чужой. Но даже и не в этом дело. Я ведь ничего, совершенно ничего не смогу дать ему! Все то богатство знаний, искусств, доброты и мудрости, что вложены в меня Хироном, украла война! Что-то я еще помню, но это все уже так далеко от меня нынешнего... Я умею теперь только убивать! С тринадцати лет мое существо переламывали, корежили, давили войной. Другие тоже изувечены ею, но они пришли сюда взрослыми, их сознание и память были защищены опытом, привычкой. Я не уверен даже, что моему Неоптолему стоит узнавать меня близко. Ему ведь сейчас тринадцатый год, и да спасет его Афина Паллада от уроков, которые он может получить у меня!

Ахилл закрыл лицо руками, потом резко их отнял. В его глазах стояли слезы, но он этого не замечал, не то отвернулся бы, чтобы скрыть такую позорную слабость. Андромаха протянула руку и ласково коснулась его влажного от пота плеча. Ахилл вздрогнул.

– Я несу какой-то бред! Не слушайте меня!

– Тогда ты меня послушай, – произнес Гектор так же тихо, но очень твердо. – Я – совершенно взрослый человек, и достаточно много знаю и много пережил. Но и мне ты сумел за совсем короткое время дать столько, сколько не давали учившие меня мудрецы, мои воспитатели. И никто не сможет сделать твоего сына лучше, чем сделаешь ты! Столько доброты и совести, сколько заключает твоя душа, пускай и израненная войной, я не встречал никогда и ни в одном человеке.

Базилевс слушал, опустив голову, уже чувствуя, что предательская капля сползает от уголка его глаза на щеку. Он не знал, что ответить.

– Давай-ка я перечитаю письмо, – проговорил он, наконец, стараясь побороть невольное смущение и досаду. – Какой у тебя красивый почерк, Гектор! Даже на таком дрянном пергаменте и грубой тростинкой ты пишешь ровно и четко. Тем лучше – царь, конечно, узнает твою руку. И написано все, как нужно. Хорошо.

Он аккуратно свернул пергамент и встал.

– Пойду. Мне надо появиться в лагере. А завтра мы увидимся с Приамом, и начнутся переговоры.

– Ты завтра придешь? – спросила Андромаха, улыбнувшись.

– Приду, конечно. Я же должен рассказать вам о встрече с царем. Возможно, он тоже что-нибудь напишет для тебя, Гектор. Или что-то передаст. Да и еда у вас кончается. Так что приду. И... Мне теперь намного легче. Спасибо!

Последние слова он произнес, отвернувшись, уже пригибаясь, чтобы выйти из грота.

Спустя два дня царь Приам прислал к царю Агамемнону послов с богатыми дарами и с предложением начать переговоры о заключении мира. В послании к Атриду царь Трои писал, что готов теперь на самые тяжелые условия и хочет только сберечь жизнь и свободу своих подданных.

Агамемнон, даже после гибели Гектора не ожидавший такой уступчивости, растерялся. Послы прибыли открыто, и о предложении Приама нужно было известить всех.

На собрании царей голоса разделились: одни (как и сам Агамемнон) требовали осады, штурма, уничтожения Трои, другие, и их оказалось больше, настаивали на переговорах и спорили лишь о возможных размерах дани, которая (и это понимали все) могла быть просто колоссальной – истинных богатств Трои ахейцы не могли себе даже представить.

Спор решил голос Ахилла: мирмидонский базилевс заявил с твердостью и решимостью человека, давно все обдумавшего, что если есть возможность закончить войну, не проливая больше крови, то он категорически отказывается воевать дальше.

Атриды были в гневе, но продолжать спор стало совершенно бессмысленно. И троянские послы повезли своему царю письмо, в котором предлагалось назначить первую встречу и подумать о возможных размерах дани...

– Здесь приходится пропустить существенную часть повествования, – проговорил Александр Георгиевич, с сожалением перекладывая только что прочитанные листы на угол стола. – В этом месте рассказ нашего неизвестного автора прерывается: отсутствуют, судя по нумерации, целых четыре свитка.