Нострадамус. XX век: новейшая дешифровка - Неустановленный автор

А в Севастополе в это время обстановка накалялась. В те дни вице-адмирал Г. Чухнин докладывал императору в Петербург: «Если здесь не будет уничтожено революционное гнездо и выселены евреи, так как фактически верно, что подготовки морских команд к восстаниям производятся евреями, все противоправительственные сходки устраиваются ими, для каковой цели они имеют постоянный приезд из Одессы, то надо приготовиться к жалкому влачению существования ф ло т а».

Едва подписали приказ об увольнении, Шмидт начинает активно выступать на севастопольских митингах, обличая реакционную сущность царизма. Делает он это весьма экспансивно, не жалея себя. На митинге 25 октября со Шмидтом во время речи случается припадок, а следующий за ним оратор некто Орловский падает в обморок… После очередного митинга Шмидта арестовывают, и тут уже даже Чухнин ничего не может поделать, так как Шмидтом занялась жандармерия. Однако вскоре Шмидта выпускают из тюрьмы под обещание о его немедленном отъезде из Севастополя. Разумеется, он обещает, но спустя несколько дней вдруг объявляется на крейсере «Очаков» и встает во главе восстания. К моменту появления Шмидта на «Очакове» никто еще не знал, за кем пойдут экипажи Севастопольской эскадры и солдаты гарнизона. Шанс на успех восстания в теории был достаточно велик, поскольку к восставшему «Очакову» уже присоединилось несколько кораблей, да и на остальных команды волновались. В том, что так и не удалось переманить на свою сторону бoл2 ьшую часть флота, вина как раз назначенного для этой цели Шмидта. Интересно, каким было психическое состояние Шмидта в момент восстания. Вот свидетельство сына Шмидта Евгения: «…Папа вышел из кабинета с лицом безумным. Глаза были стеклянные, и у него вырывался негодующий смех. Он говорил, что все рушится и что надо непременно спасти казармы и „Очаков“». Матросам «Очакова» можно только посочувствовать. Хорош руководитель, у которого при первой же неудаче начинаются истерические припадки и который полностью теряет самообладание. Шмидт хотел спасать матросов и Россию, не умея даже спасать себя самого. Отсюда любой может сделать вывод: его кто-то привел на несвойственную ему роль. Странное восстание было в самом разгаре, а по «Очакову» еще не было сделано ни одного выстрела! По свидетельству даже лояльных к «красному лейтенанту» советских историков, он упустил не одну возможность воспользоваться колебаниями команд на кораблях эскадры в ночь с 14 на 15 ноября и захватить стоявшие на рейде броненосцы, в первую очередь флагманский «Ростислав». Эти меры были столь очевидны для всех, что матросы с «Очакова» буквально просили об этом «красного лейтенанта», но тот с присущей ему самонадеянностью вдруг заявил: «Когда завтра утром команда судна узнает, что я на „Очакове“, то она сама добровольно ко мне присоединится». Есть свидетельства, согласно которым Шмидт говорил о том, что достаточно будет одного его слова и эскадра присоединится к восстанию. (!) Но вот наступило утро обещанной Шмидтом победы, а ни один из броненосцев (за исключением разоруженного «Потемкина») к Шмидту так и не присоединился.

Наконец «красный лейтенант» понял, что его фантазии вновь разошлись с действительностью и надо хоть что-то предпринять. Он поднял на миноносце «Свирепый» весьма амбициозный сигнал: «Командую флотом. Шмидт» – и обошел корабли эскадры, агитируя матросов примкнуть к нему. Но и здесь он опять все испортил, а участники Севастопольского восстания в своих воспоминаниях буквально негодуют, что Шмидт более чем формально отнесся к склонению на свою сторону экипажей эскадры. Они пишут: ситуация была такова, что если бы за миноносцем Шмидта шел катер с вооруженным караулом, то он мог бы весьма спокойно захватывать корабли, команды которых еще не определились в своем выборе. Но, обойдя эскадру, «Свирепый» ни с чем вернулся к мятежному крейсеру. Когда стало ясно, что помощи от «Очакова» ожидать больше не приходится, революционный энтузиазм на эскадре резко угас. Возможность переломить ситуацию в свою сторону была упущена окончательно, а вице-адмирал Чухнин, быстро оценив ситуацию, тут же навел порядок своей железной рукой. У Шмидта же в это время случилась очередная истерика. «Очакову» теперь (после оглушительного провала Шмидта с агитацией матросов) предстоял артиллерийский бой, результат которого, учитывая соотношение сил, предсказать было совсем не сложно. Собрав команду «Очакова», Шмидт выступил перед ней, обзывая не примкнувших матросов «жалкими и темными рабами», а в конце речи вдруг заявил, что «не ожидал такого поражения».

Чухнин выдвинул ультиматум: чтобы «Очаков» сдался в течение часа. Шмидт поднял над «Очаковым» сигнал: «Имею много пленных офицеров». Срок ультиматума истек, и корабли эскадры сделали несколько выстрелов по «Очакову». Чтобы хоть как-то отсрочить поражение, миноносец «Свирепый» пытался атаковать торпедами верные правительству корабли. Одновременно Шмидт распорядился подвести к борту «Очакова» минный транспорт «Буг», который на тот момент был загружен 300 боевыми минами. С его помощью он надеялся шантажировать Чухнина и обезопасить себя от обстрела эскадрой, возможно, даже не понимая, что по существу, заложником «красного лейтенанта» должен был стать весь Севастополь. Попытка увода «Бyгa» к «Очакову» переполнила чашу терпения командиров черноморских кораблей, и они без всякой команды свыше стали расстреливать миноносец «Свирепый», осуществлявший эту диверсионную акцию. После нескольких выстрелов горящий и неуправляемый миноносец уткнулся в берег. Прошу читателей запомнить эту деталь.

Теперь очередь была за «Очаковым». Впоследствии в отечественной исторической литературе утвердилось мнение о жесточайшем расстреле «Очакова». Главным автором этой версии выступил, естественно, сам Петр Шмидт. По его словам, такого расстрела, которому подвергся «Очаков», не было во всей мировой истории. Как точно подметил В. Ши-гин, если бы «красный лейтенант» не сбежал в свое время с идущей к Цусиме эскадры, он бы узнал, что такое настоящий артиллерийский обстрел. Для ни разу не бывавшего в бою Шмидта весьма вялый обстрел крейсера вполне мог показаться небывалым, поскольку у страха глаза велики. Начавшийся к концу обстрела пожар был вызван детонацией боевых зарядов в кормовом погребе. Про пожар на «Очакове» прошу читателей также запомнить.

Реальный бой – не митинговая стихия, где верят словам. В бою верят поступкам. И Шмидт под обстрелом поступил точно так же, как он уже поступил раньше, сбежав с идущего в бой «Иртыша». Еще до начала обстрела, предвидя неблагоприятное развитие событий, Шмидт приказал приготовить себе с тылового борта «Очакова» миноносец № 270 с полным запасом угля и воды. Едва борт крейсера начал содрогаться от первых попаданий, Шмидт со своим 16-летним сыном, пользуясь всеобщей неразберихой, первым покинул обстреливаемый корабль, бросив на произвол судьбы сотни поверивших ему людей. Впоследствии он так оправдывал свой поступок: «Мне часто думается, что Россия не позволит меня предать смертной казни… Я пойду на смерть спокойно и радостно, как спокойно и радостно стоял на „Очакове“ под небывалым в истории войн градом артиллерийского огня. Я покинул „Очаков“ тогда, когда его охватил пожар и на нем нечего было уже делать, некого было удерживать от панического страха, некого было успокаивать. Странные люди! Как они все боятся смерти. Я много говорил им, что нам смерть не страшна, потому что с нами правда. Но они не чувствовали этого так глубоко, как я, а потому и дали овладеть собой животным страхом смерти». Вот такой герой революции был много лет у Страны Советов.

Миноносец на полном ходу попытался вырваться из Севастопольской бухты, держа курс в открытое море. По нему последовало несколько точных выстрелов, а остановлен поврежденный миноносец был брандвахтенным судном напротив Приморского бульвара. Брошенные на произвол судьбы «красным лейтенантом» и попавшие под обстрел люди на «Очакове» сразу же стали дисциплинированными и исполнительными, как только появилось нормальное командование. Едва над мачтой мятежного крейсера был поднят белый флаг, обстрел «Очакова» был прекращен.

Что касается Шмидта, то при первичном осмотре миноносца его не нашли, но затем он был извлечен из-под металлических палубных настилов, где самым постыдным образом прятался. На незадачливом командующем была уже матросская роба, и он пытался выдавать себя за ничего не понимающего кочегара. Однако, несмотря на эти ухищрения, он был сразу же опознан. Пленника немедленно доставили на Графскую пристань, а разместили на броненосце «Ростислав». Там матросы, взбешенные предательством по отношению к их собратьям, брошенным на «Очакове», захотели его расстрелять, от чего Шмидта спасло только вмешательство офицеров.

Лейтенант Шмидт несколько месяцев формально командовал миноносцем № 253. Затем был громкий судебный процесс и расстрел Шмидта на пустынном острове Березань. Судебный процесс вызвал много шума среди тогдашних демократов, пресса вовсю поносила за жестокость официальную власть, а Шмидта объявили совестью нации и буревестником грядущих потрясений. Под шумок эсеры вынесли смертный приговор вице-адмиралу Чухнину.