Мертвый Город - Максим Резниченко

Смутная тень выныривает на нас из пыльного бурана, подходит к нам вплотную и спрашивает:

– Что случилось?

– Обожди, – скупо отвечаю Клаусу.

Закрываю глаза. Уверенность в собственных силах подстегивает меня к действиям. Что такое ветер? Это движение масс воздуха. Отчего он бывает? От перепадов, точнее от разницы температур, влажности и атмосферного давления. В мире снов Плетущие способны управлять всем этим сразу. По нашему желанию ветер появляется и пропадает. Сейчас я не хочу, чтобы он был, чтобы какие-нибудь твари, пользуясь низкой видимостью, смогли к нам подобраться достаточно близко и атаковать.

Во внезапно наступившей тишине особенно громко звучит радостный вздох Сони. Открываю глаза. Ветра больше нет, а поднятая им пыль нехотя опускается вниз, оседая на оружии и на одежде.

– Отлично, – одобрительно кивает Клаус, стягивая с лица шарф.

Но я чувствую, что что-то все же не так. Будто мои возможности все еще ограничены, и плести получается как-то через силу, а изменения происходят с заметной задержкой. Но, с другой стороны, даже это много лучше того бессилия, с которым я вынужден был мириться еще несколько часов назад. А Клаус глядит на меня каким-то странным, изучающим взглядом, но почти сразу меняется на глазах и почти жизнерадостно сообщает:

– Осталось пройти пару кварталов.

– Мы уже прошли озеро? – спрашиваю я устало.

– Нет, – отвечает он вдруг тихо. – Оно должно быть за следующим перекрестком, слева.

– И парк?

– И парк, – Клаус отворачивается, глядя в ту сторону.

– Тогда вперед.

Песок до сих пор скрипит у меня на зубах, и я постоянно его сплевываю. Провожу рукой по лицу, счищая с него грязь. Облачка пыли поднимаются в воздух, когда я пытаюсь отряхнуть одежду. Оставляю это занятие.

Ветер больше не тревожит нас, и я еще раз нахожу подтверждение сделанным много ранее выводам, а именно довольно посредственным силам противостоящего нам Плетущего. То, что ветер – его рук дело, не вызывает у меня ни капли сомнений, ведь даже в этом странном месте не может быть такого, чтобы огромные массы воздуха за несколько мгновений могли поменять направление, как это было с давешним ветром.

Очистившийся воздух открывает нам вид на уже близкие два высоких здания. Теперь я даже могу сосчитать этажи в них: ровно по двадцать в каждом. Эти два дома ничем не отличаются, кроме своей высоты, от точно таких же мертвых и пустых коробок вокруг. Продолжая идти, я больше смотрю не на две высотки, а на небо над нами, закручивающееся чудовищной воронкой. Зрелище настолько неимоверно, что невольно перехватывает дух. Его размах ошеломляет и потрясает. Даже ловлю себя на ощущениях, что кажусь самому себе маленькой и ничтожной букашкой, но тут же отгоняю прочь несвоевременные мысли.

Мы стоим на углу здания, последнего с левой стороны улицы. Через два десятка метров с этой же стороны земля полого уходит вниз, чтобы утонуть в неприятного вида маслянисто поблескивающей жиже.

– Это и есть озеро? – спрашиваю у Клауса, показывая рукой.

– Да, – говорит он едва слышно, стоя ко мне спиной.

Узкие улочки разделяют ряд домов, прилепившихся к бывшему озеру с правой стороны на несколько кварталов. Они тянутся почти до самых высоток, обрываясь перед ними площадью. А то, что Клаус называет озером, ничем иным, кроме как болотом, быть не может. Тем не менее, оно достаточно велико и простирается на несколько сотен метров, а в ширину – я затрудняюсь сказать. Границы болота прячутся от взора, но где-то далеко мне удается разглядеть смутные очертания домов.

– Клаус, – обращаюсь я к парню и показываю рукой на болото, – там, что, река?

– Да, там река и набережная, – кивает он.

– Мы могли добраться сюда от моста по набережной?

– Могли.

– А следующий мост вниз по реке, наверное, как раз за озером?

– Это так.

Теперь и в самом деле ясно, почему скорпионы, атаковавшие нас, появились позже, чем те, что пришли первыми – им нужно было преодолеть гораздо большее расстояние. С удивлением замечаю в глазах Клауса печаль и даже какую-то необъяснимую тоску.

– Что с тобой? – спрашиваю его.

Он отворачивается без ответа, а я лишь пожимаю плечами.

Болото. Когда-то, наверное, здесь было очень красиво и живописно. Люди приходили отдыхать сюда целыми семьями, устраиваясь на зеленой траве, раскладывая на скатертях нехитрую снедь… Наверняка, находились любители и поплавать в речной воде… Когда-то здесь пели птицы, в кронах деревьев шумел теплый ветер и в солнечных лучах сверкала вода озера, бывшего на самом деле небольшим речным заливом…

Со смесью страха и восхищения Соня, стоящая со мной рядом, глядит на здания впереди и небо над нами, закручивающееся невероятной каруселью немыслимого размаха. На наших глазах центр небесной круговерти вдруг начинает опускаться и, вытянувшись страшной воронкой, упирается в крышу высотки справа. Очертания туч смазываются – настолько они ускоряются в своем движении. Всполохи света, скрытые до сих пор тучами, вырываются из косматого плена и разгневанно шипя, ослепительными молниями начинают бить в здание. Как-то сразу воздух наполняется озоном, перебивая запахи, доносящиеся до нас с озера-болота. Грозовая свежесть прогоняет прочь затхлость и гниль, которые только сейчас начали накатывать на нас смрадными волнами. А молнии все продолжают бить в здание, ветвистыми разрядами охватывая уже несколько верхних этажей. Я вижу, как начинают осыпаться стены, мелкими и крупными обломками падая вниз. Словно почувствовав слабину, они долбят здание все яростнее, а от их ослепительных вспышек начинают слезиться глаза.

Клаус мрачно смотрит на разрушающееся здание, прикрывая ладонью сощуренные глаза и недобро искривив рот.

– Мы ведь должны были туда попасть? – растеряно произносит Соня. – Что же нам делать? Молнии разрушают их.

– Пока только одно, – поправляю ее машинально, пытаясь сообразить, что же нам делать дальше. – Думаю, нам стоит подобраться к ним поближе. Клаус?

Парень кивает, не отрывая взгляда от невероятного зрелища.

– Тогда выдвигаемся. От болота держимся подальше, идем вдоль домов, – в самом деле, не стоять же на месте.

За несколько минут мы добрались до первой из трех улочек. За это время высотка, в которую беспрестанно бьют молнии, уже не досчитывается нескольких верхних этажей. Я могу и ошибаться, но нет – воронка опустилась ниже, втыкаясь в целые пока стены. От вида разворачивающегося действия создается странное впечатление, будто вся небесная громада, закручиваясь необъятной юлой, держится только за счет здания, которое так упорно продолжают разрушать мощные разряды. Кажется даже, что когда оно разрушится окончательно, небо потеряет опору и рухнет на землю.

Слабый ветерок приятно холодит лицо, освежая его, и я ловлю себя на мысли, что радуюсь не столько его прохладе, сколько отсутствию дождя. Страшно подумать, сколько воды способны извергнуть из себя эти огромные тучи. Я слишком устал, чтобы думать о чем-то, кроме нашей цели и о том, как до нее добраться. Я не пытаюсь понять природу этого исполинского торнадо, хотя, честно говоря, думать тут особо не о чем. Несомненно, это дело рук нашего врага. Не значит ли это, что он разрушает здания, уничтожая и точку выхода из этого мира? Очень может быть. Но, выходит, он сам находится где-то неподалеку, чтобы контролировать весь процесс. Я невольно замедляю шаг, когда до меня вдруг доходит страшная мысль – а если мы так и останемся в этом мертвом городе, навсегда лишенные возможности покинуть его? Нельзя сдаваться – нужно помешать ему. «Достаю» бинокль и подношу к глазам. Стараясь не смотреть на яркие вспышки, изучаю сначала левое, а потом и правое, частично разрушенное здание. Несмотря на их близость, ни один разряд не задевает похожий на башню дом слева. Его окна слепо глядят вокруг пустыми провалами, озаряемые изнутри близкими вспышками.

– Что там? – спрашивает Соня встревожено, вставая рядом со мной.

– Ничего, – отвечаю и опускаю бинокль, но сразу подношу его к глазам, снова и снова внимательно осматривая стены разрушаемого здания.

– Видишь что-нибудь? – Клаус бросает беспокойные взгляды на близкое болото.

– Не знаю, – бормочу себе под нос.

Я заглядываю в каждое окно, начиная с первого этажа, пытаясь понять, что не дает мне покоя. Похоже, в здании сохранились межэтажные перекрытия, потому что окна с девятого по двенадцатый этаж темны. Странно. Но почему тогда окна восьмого и ниже этажей вспыхивают в свете молний? Всматриваюсь до рези в глазах, но ничего не вижу. Слишком далеко.

– Что-то непонятное, – обращаюсь к Клаусу.

– Что? – настораживается он.

– Не знаю. На четырех этажах окна не отсвечивают свет, хотя разрушается уже четырнадцатый.

– С девятого по двенадцатый? – уточняет парень.

– Да, – киваю.

– Ты что-то увидел? – это Соня.