Санклиты 6. Преисподняя - Елена Амеличева

– Долго искупать придется. – Процедил Драган.

– Долго. – Михаил смиренно кивнул.

– Ты, наверное, ненавидишь меня? – тихо спросила я.

– Нет, Светлая, мне стыдно за все, что я сделал. – Он отвел глаза. – Особенно, за то зло, что причинил тебе. Прошу прощения.

– Ты его получил.

– Благодарю, Светлая. – В глазах Михаила заблестели слезы. – Да поможет тебе Господь!

– И тебе.

Глава 4.10 Бал Сатаны

Мы вернулись в зал, где веселились демоны. Настроение было отнюдь не праздничным. Хоть я и понимала, что Михаил заслужил такое изощренное в своей жестокости наказание, в душе все–таки дрожала жалость к нему. Но изменить что–то в данном случае не в моих силах.– Госпожа Ангел, чем могу услужить вам за спасение? – тихо спросила рыжеволосая танцовщица, все еще дрожа.

– Как вас зовут? – я с радостью воспользовалась возможностью перестать думать об Архангеле.

– Вас? – девушка наморщила лоб и огляделась. Очевидно, к ней никогда не обращались на «вы».

– Хорошо, тебя. Как тебя зовут?

– Макила, госпожа.

– А я Саяна. И не зови меня госпожой. Нико, – мисс Хайд помахала Ковачу и, когда он подошел, попросила, – отвезите девушку в отель, найдите ей номер и приставьте охрану – Фафнира вряд ли оставит Макилу в покое.

– Я помогу. – Сеня набросил на плечи танцовщицы пиджак. Она с благодарностью посмотрела на него зелеными глазищами и улыбнулась.

– Так, помощничек, – предупредила я, отведя его в сторону, – обидишь ее, открою портал и выкину на землю, понял?

– Саяна! – укоризненно протянул полудемон–полупроводник.

– Что? Вижу ведь, как ты на нее смотришь!

– Она красивая. – Тихо прошептал он с нежной улыбкой.

Да неужели свершилось? Мисс Хайд с трудом сохранила суровое выражение лица. Как же сразу–то не поняла? У Арсения, похоже, чувства к этой малышке! И, возможно… Но так далеко загадывать не будем. Хотя хотелось бы!

– Хорошо, поезжай с ними и проследи, чтобы у нее было все необходимое.

– Ага! – мужчина кивнул и вернулся к Макиле.

– Как вы прекрасны, госпожа Ангел!

Ни минуты покоя. Я обернулась. Разодетый во что–то зеленое, воздушное и с кружавчиками Абигор улыбался во весь рот. Уцепившись за его локти, по обе стороны уже явно нетрезвого князя инкубата и суккубата едва держались на ногах блондинка и брюнетка, обе в модной прозрачной «сбруе».

– Девочки, погуляйте. – Экзарх стряхнул обиженных таким поворотом «лошадок» с себя и протянул мне руку. – Подарите мне танец, прекрасный Ангел!

– Простите, Абигор, мне как–то привычнее танцевать под музыку. – Съязвила мисс Хайд. – Мы, Ангелы, такие избалованные!

– Сейчас будет! – довольно хихикнув, он указал на мужчину, что сел у инструмента, похожего на земную арфу.

Седые длинные волосы. Да это же тот самый маэстро, отец униженной примы, который показался мне знакомым! Тонкие пальцы легли на струны, он прикрыл глаза, помедлил, и начал медленно их перебирать. Глубокие, полные силы звуки поплыли по залу.

– О, маэстро Мулцибер! – восхитился Абигор. – Как всегда, на высоте! – он подхватил меня и…

– Этот танец Ангел обещала мне. – Остановил его Люцифер.

Мулцибер? Демон–архитектор, построивший этот великолепный дворец? Мой разум заметался, и я безропотно позволила хозяину преисподней закружить меня под музыку.

Перед глазами встали высоченные деревья с ветвями до земли, усыпанные желтыми цветами. Так когда–то выглядел лкеса. Одуряющий медовый аромат нанес удар, как боксер, голова стала восхитительно пустой, смех сам по себе сорвался с губ, захотелось кружиться, кружиться, кружиться…

А вот и он, Мулцибер, темноволосый и улыбающийся. У него на руках крошка–дочь. Малышка смеется, запрокинув голову с «шапочкой» светлых волос. У нее такие же желтые глаза, как и цветущий лкеса. И у них вместо зрачка вертикальная игла из разноцветных частиц.

Я вздрогнула и очнулась. Что это было? Чьи–то воспоминания? Почему они приходят ко мне? Как можно вспоминать то, что не твое? Что, черт побери, происходит?!

Так, сейчас гораздо важнее, где я. Сумрак, тишина, впечатляющих размеров ложе в центре. А рядом со мной стоит Люцифер. Его глаза опять странно блестят, пробуждая досадное понимание – госпожа Ангел что–то упускает! Почему он так действует на меня? Почему рядом с ним я чувствую себя акварельным рисунком, на который щедро вылили ведро воды, заставив расплываться во все стороны разноцветными разводами, становясь непонятной лужей?

– Какого… ты притащил меня в свою спальню?! – полыхнула мисс Хайд.

– Ну, я же Дьявол. – Он усмехнулся.

Ух ты, боже мой, да неужто это была попытка пошутить? Не удержавшись, я фыркнула.

– Разве ты не хотела на нее посмотреть?

– И мысли такой не имелось! Я с куда большим удовольствием полюбовалась бы тем, как ты, навернувшись со своего трона, летишь вниз, пересчитывая копчиком ступеньки! У тебя ведь есть копчик?

– Есть. Показать?

– Спасибо, верю на слово. – Надо же, у сатаны остроумие прорезалось. Это мое тлетворное влияние?

– А еще у меня есть бесконечное терпение. Но оно скоро кончится. И я перестану с улыбкой взирать на то, что ты вытворяешь, Ангел мой.

– И таки что? Отшлепаешь? Прямо здесь, в своей спальне? Будет похоже на дешевый порнофильм, не находишь?

– Что ж, если тебе так претит находиться здесь, давай пройдем в кабинет. – Он указал рукой на дверь, которая тут же распахнулась.

– Кины не будет. – Констатировала мисс Хайд, проходя в соседнюю комнату. На языке уже вертелась едкая ремарка, но увиденное отбило охоту шутить.

Когда–то давно, в прошлой жизни, когда я еще была обычной смертной, мы с братом попали в музей художника Ганса Руди Гигера – создателя известного монстра–ксеноморфа из цикла фильмов «Чужие». Черепа, позвоночники, чужие во всех видах – такое не забудешь. Глеб сразу же заклеймил эксцентричного художника слугой сатаны.

То, что я увидела в кабинете Люцифера, очень напоминало тот музей. Только все это не было бутафорией из пластика, картона и железа. По потолку вились настоящие позвоночники Владык суши. Из грудных клеток сделали кресла. Вместо письменного стола использовали часть белоснежного черепа. Стены были занавешены частями перепончатых крыльев – на одной черных, на противоположной белых. Ожерелья из зубов и когтей заставляли их прогибаться складками, словно это были самые обычные шторы.

Не выдержав боли и тоски, которые набросились