Преобладающая страсть. том 1 - Джудит Майкл

– Наша задача? – переспросил коротенький и толстый мужчина с редеющими волосами.

– Конечно, наша. Это работа наших ведущих, наших репортеров. Поэтому люди смотрят телевизионные передачи. Они хотят, чтобы мы помогли им безошибочно узнать положительных героев. Публикации в прессе очень запутанны, а мы должны их упростить.

– Неправда, – сидевшая слева от Эндербая женщина внимательно смотрела на Сибиллу через свои очки. – Наша работа – докладывать людям о событиях недели. Может, у них нет времени на ежедневное чтение газет или ежедневный просмотр новостей, а им все равно хочется быть в курсе событий. Это как раз то, что им необходимо; и не наше дело подсказывать зрителю, в каком направлении следует думать.

– Вы ошибаетесь, – мрачно сказала Сибилла. – Именно поэтому никто и не смотрит ваши передачи. У вас нет хорошего ведущего, яркого, наглядного материала, положительных и отрицательных героев. Если весь ваш арсенал – это новости, и это все, что у вас имеется в наличии, ваша передача умрет. Большинство зрителей настолько ленивы или невежественны, что не дают себе труда пошевелить мозгами. Вы же должны подсказать им, какую точку зрения выбрать. Ваша задача – выложить им на блюдечке, кто заслуживает уважения, а кто нет, так, чтобы только после этого они знали, как относиться к разнообразным сообщениям политиков или газетным публикациям. Люди, сильно загруженные работой, не имеют достаточной информации, чтобы самим принимать какие-то решения. Мы должны пустить в ход утонченные методы. Не нужно долбить им своими новостями по мозгам; сообщение должно быть преподнесено так, чтобы зритель понял, что без нашей передачи он будет совершенно беспомощным в этом запутанном мире.

– Черт возьми! – захохотал Эндербай так, что заколыхался стол. – Воистину золотые слова. Сначала узнайте у зрителей, в чем они так сильно нуждаются, а затем сообщите им, что только мы можем им это дать!

– Она очень низкого мнения о людях, – высказался лысеющий коротышка.

Эндербай расплылся в блаженной улыбке.

– Конечно. Именно поэтому я принял ее на работу.

За столом воцарилась мертвая тишина. Члены администрации ВЭБН размышляли над замечаниями Сибиллы Филдинг. Им было ясно, что, как бы они ни думали, мнение Эндербая будет решающим. Сибиллу следовало принять, а значит, не стоило с ней ссориться. Поэтому, спрашивая у нее советов и стремясь продемонстрировать свой творческий настрой, они принялись переделывать «Обзор событий в мире».

Эндербай, опустив свое грузное тело на маленький стул, взял предложенный Сибиллой стакан виски. Ерзая, он продолжал ворчать:

– Нет ни одного приличного стула в доме, – брезгливым взглядом он указал на державшуюся на честном слове дверь. – Никакого интима. И мужчинам не разрешено подниматься наверх. Сказала бы уж сразу, что живешь в монастыре, в стесненных условиях и заточении.

Сибилла, усевшись на скамеечку для ног прямо рядом с ним, потягивала из рюмки херес.

– Можешь называть это, как хочешь. Это приличная комната для работы; между прочим, я плачу сто пятьдесят долларов в неделю за эту квартиру с прислугой.

– И в твою приличную комнату воспрещен вход мужчинам.

Она лишь пожала плечами.

– И в твоей приличной комнате отсутствует телефон.

– Телефон находится в коридоре; они мне дают знать, если мне кто-то звонит.

– И даже нет элементарной ванной комнаты в твоей…

– Это же временно, – спокойно ответила она.

Ей все было здесь ненавистно и очень хотелось жить в апартаментах со швейцаром на входе где-нибудь в районе центрального парка на Пятой Авеню.

– Я перееду отсюда, когда закреплюсь на работе и мне повысят жалованье.

Широко улыбаясь, он спросил:

– А когда, по-твоему, это случится?

– Я не знаю. Надеюсь, что мне не придется ждать долго, – немного смутилась она, и Эндербай догадался, что она ожидала от него других слов.

Эндербай, после большого глотка, отметил превосходное качество почти не разбавленного водой виски. Осмотрев Сибиллу сверху донизу, он поинтересовался:

– Ты можешь хоть раз прилично одеться? Я хочу пригласить тебя на открытие художественной выставки, за которой последует ужин.

– Это все, что у меня есть, – с усилием, недовольно сказала она.

– К деловому костюму подошли бы оборки, – задумчиво глядя на нее, проговорил он.

Сибилла отрицательно покачала головой.

– Я буду смешно выглядеть.

– Ты просто не видела настоящих оборок. Существует большая разница между изысканными, придающими шарм любой женщине оборками и причудливыми безвкусными тряпками. Сейчас же идем в магазин, Я куплю тебе то, что надо.

Повернув голову в его сторону, она пристально посмотрела на него:

– Как интересно!

– Интереснее не бывает. Ну ладно, надо идти. Чертов стул! В следующий раз найди какой-нибудь другой, побольше размером.

– В следующий раз подумай над тем, куда нам еще пойти, – нахально ответила Сибилла.

Удивленно подняв брови, он, опираясь на трость, поднялся со стула. А затем, хмыкнув, протянул ей руку и сказал:

– Ладно, уговорила. Сегодня вечером пойдем ко мне в гости, сразу после ужина.

«Груб и никаких манер», – думала про себя Сибилла, трясясь с ним бок о бок в лимузине по дороге в Галерею Лафонт, расположенную на Восьмой Авеню. Даже Ник казался более уравновешенным по сравнению с Эндербаем. Но зато у него были и другие качества: несмотря на его вульгарность и эксцентричность, люди прислушивались к нему. Вид у него был очень неряшливый, он ходил с вечно замызганным галстуком-бабочкой и свободно болтающимися пуговицами, но и костюмы, и галстуки были дорогими и покупались в очень престижных магазинах. А глаза, несмотря на кажущееся равнодушие, сквозившее в них, замечали все вокруг. За четыре недели работы Сибилла видела Эндербая всяким: жестоким и саркастичным, внимательным и эгоцентричным, находчивым и недалеким, сконцентрированным и вялым.

Находясь рядом с ним, Сибилла всегда чувствовала себя напряженно, каждый раз с беспокойством решая, как себя вести дальше. А он внимательно наблюдал, как удав за кроликом, что она предпримет на сей раз. Чувствуя это, Сибилла еще больше нервничала и начинала его тихо ненавидеть.

Галерея Лафонт встречала гостей ослепительно ярким светом. Толпы людей собирались то у одной, то у другой картины, сквозь тихий гул прорывались то и дело отдельные возгласы. Посетители осторожно прижимали к груди пластмассовые стаканчики с вином, щурясь от яркого света, окидывали оценивающим взглядом десятифутовые скульптуры и фосфоресцирующие живописные полотна величиной со стену.

Эндербай, будучи здесь полным профаном, начал медленно закипать и глухо рокотал: