Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается в России - Андрей Паршев

ТАК ПОВЕЗЛО НАМ ИЛИ НЕТ?

Из каждою безвыходного положения есть, по крайней мере, два выхода.

Отталкиваясь от правильного понимания ситуации, южно предположить, какой должна быть политика разумного правительства нашей территории. Я сознательно не упоминаю ее названия — когда-то это были, наверно, Хазария, Булгария, Великая Пермь, Русь, потом Золотая Орда, потом Россия, потом СССР, потом Российская Федерация. Границы порой смещались, и довольно значительно, на нашей территории создавались и исчезали государства, пользовавшиеся, кроме русского, и другими языками.

Но правильная экономика на территории Восточной Европы должна быть одна, и она не будет зависеть от этнического состава населения нашей страны. Да и что такое «этнический состав»? В конце концов, мы называем себя «славянами» или «татарами» с большой долей условности — генетически мы имеем мало общего с людьми из крошечных придунайских или северокитайских племен древности, и культура у нас другая, да и язык — разговаривать с ними без переводчика мы бы не смогли.

И религия тут вовсе не причем. Славяне — не такие уж фанатичные христиане, да и татары — не все поголовно воины джихада. Принципы устройства экономики в нашей стране должны учитывать особенности наших условий, а не пресловутый «менталитет».

Основная особенность образа жизни в нашей стране — любой результат достигается нам труднее, чем жителям других стран. И не все мы можем компенсировать даже и более интенсивным трудом!

Даже собирательство на нашей территории менее продуктивно, чем в Западной Европе. Между прочим, грибное изобилие уцелевших к настоящему времени лесов Германии значительно превосходит наше, и собирать грибы там можно чуть не круглый год. Та территория просто биологически более продуктивна, и выражается это в разных формах, но всегда в одну сторону. Но поэтому те территории гораздо плотнее освоены человеком, а это не всегда плюс.

Если мы занимаемся скотоводством, то нам приходится обходиться менее продуктивными, но более выносливыми породами домашних животных, и конечной продукции мы получаем меньше, относительно затрат кормов, площади пастбищ и труда пастухов. Даже северные олени в Финляндии и Норвегии более продуктивны, чем у нас.

Если мы занимаемся земледелием, то, как показал профессор МГУ доктор исторических наук Л.В. Милов, выращенного едва хватает крестьянину для прокормления себя и своей семьи, а для городов и аппарата управления остается совсем немного, гораздо меньше, чем в Западной Европе, и ситуация не определяется недостатком пахотных земель — сил у крестьянина, даже русского, порой не хватает и на имеющиеся. Проблема в том, что на нашей территории из озимых культур устойчива только рожь, а все остальные возделываемые культуры, если и дают урожай (это бывает не каждый год), то втрое-вчетверо меньший, чем в Европе, при работе крестьянина без сна и отдыха в течение пятимесячного земледельческого сезона (норма урожайности пшеницы для Швеции — 77 ц/га, для России — 14 ц/га). Но и в оставшуюся часть года крестьянин занимается буквально выживанием — нигде нет столь трудных условий для жизни, как у нас.

Если же на нашей территории будет существовать индустриальное общество, то его экономика из-за специфических условий Средне-Русской равнины также будет специфической. Я уж молчу про Поволжье, Урал и Сибирь! В процессе производства значительная часть ресурсов и труда будет расходоваться на преодоление неблагоприятных условий. Это кроме необходимых производственных издержек! И это при производстве почти любой промышленной продукции!

Поэтому себестоимость нашей продукции по сравнению с аналогичной по потребительским качествам, но произведенной в других странах, будет выше. Поэтому производить здесь продукцию из других стран сюда не поедут и инвестиций не дадут. Капитал к нам сам собой не потечет! Индустриальное общество на нашей территории всегда будет вынуждено опираться только на собственный капитал — то есть овеществленный труд предшествующих поколений и накопленные ими материальные запасы, других опор у такого общества нет и никогда не будет. И крайне трагичной ошибкой любого правительства нашей страны является допущение оттока этого капитала и других ресурсов с нашей территории. Извне нам никто ничего не пришлет и пирожка не подсунет.

Таковы особенности жизни здесь. И совершенно все равно, кто здесь будет жить после нас — пусть большинство через сто лет будет за смешанным еврейско-чеченско-армянским населением. Основной чертой хозяйства страны должно быть то же — закрытость экономики от конкуренции с мировой. Платой же за ошибочное открытие экономики будет падение и без того невысокого уровня жизни, может быть после кратковременного лихорадочного подъема.

Наверно, неприятно такое читать? Но это так. Против природы не попрешь.

Так что же, лучше уезжать? Да, кто хочет, кто считает, что ему здесь делать нечего — пусть уезжает. Таково мое мнение — держать здесь таких людей — себе дороже. Америку можно только поздравить: она приобретает новых граждан, которые — случись что — всегда помогут своему государству, всегда подставят плечо. И детей своих так же воспитают.

Я это говорю не потому, что недолюбливаю их — Россия не доллар, чтобы ее все любили. Наоборот, я на их стороне — зачем людям мучиться? Пусть едут в ту страну и к тому народу, который им кажется приятнее. Это их проблемы — ведь есть индивидуумы, которые даже своим полом недовольны, и идут на мучительные операции и огромные затраты, чтобы его изменить. В результате, правда, получается все равно имитация, но это тоже их проблемы. Не запрещать же такие операции, в самом деле?

Тем более я не осуждаю уехавших не по причине нелюбви к России, а по другим причинам. Их не много, но они есть. Любовь, например — ведь и не в Швецию порой уезжают, а и в Зимбабве. Дело молодое, не нам запрещать.

Вот кто мне действительно не нравится — так это те, кто недовольны нашим народом и нашей страной, но не уезжают. Подсознательно я воспринимаю их как каких-то агентов, которым не разрешают вернуться к своим, пока они не выполнили здесь какое-то таинственное задание. А они не могут его выполнить, и, поэтому, всем недовольны!

Нам же надо в этом случае только соблюсти свой интерес, не допустить вывоза при эмиграции того, что им не принадлежит, и все. Больше всего расстраивает, когда вывозят образование — «элиту» учили за счет тех средств, которые отрывались у рабочих и крестьян, а пользоваться образовательным капиталом будет Запад. Тут надо что-то придумать. Но не надо делать из эмиграции пугала! Не обезлюдеем, может, кто и к нам приедет.

Русский народ хреновый, конечно, но лучше его нет, и страны лучше нет. Кого-то и из других стран наша может привлечь, не все люди одинаковы, природа любит шутки шутить — где-то сами собой рождаются люди с русским менталитетом. Пусть они и приезжают. (О русском народе я пишу только потому, что лучше его знаю. Но ко всем народам, населяющим Восточную Европу, вышеизложенное также относится.)

Недавно я побывал на Севере, там, откуда я родом, провел там две недели. В той деревне, где я останавливался, вопреки опасениям, народу сейчас немногим меньше, чем раньше, хотя население сильно сменилось. Прежних жителей — поморов — почти нет, там осели люди из России, чьих родителей или их самих по складу характера привлекло северное раздолье, лес, рыбалка. Кого только нет! И из тамбовских дворян, и из ссыльных украинских кулаков, и из Центральной России, и из Южной. И поляки встречаются, и белорусы. У кого дед китаец, у кого — негр. Северный говор исчез, поветь называют сараем, хотя северными диалектными словечками стараются козырять перед посторонними. Но и быт, и хозяйство остались во многом теми же — ведь никакие другие там просто невозможны. Правда, некоторое увлечение «субтропической» архитектурой наблюдается (окна, на мой взгляд, делают в новых домах великоватыми), но со временем придет и лучшее понимание местных реалий.

А прежние жители разъехались, кто в 30-е, кто после войны осел в городах, кто уже потом. Потянуло в город, что ж поделаешь, там можно работать от звонка до звонка. «Зачем пахать — лучше в городе порхать». Север тянет, но больше новичков — когда там родился и вырос, когда постоянно живешь среди обычного пейзажа, привыкаешь, не ценишь. Из отцовской деревни многие стали большими людьми — кто в ЦК, кто в Звездном городке, кто просто в Северодвинске титановые подлодки варил. Или как мой отец — крестьянин и лесоруб, а во второй половине жизни — шифровальщик, и вроде бы неплохой.

Еще когда выезд из нашей страны был затруднен, мне случалось говорить на эту тему со знакомыми — немцами и евреями — для которых проблем с выездом было меньше. Но, будучи по увлечениям охотниками, фотографами, они говорили: «А что я там буду делать?». И некоторые остались до сих пор — а, значит, видимо навсегда.