Другие Мы - Елена Сокол

поцелуями? Не мог удержаться – это понятное дело. Но как же мое обещание самому себе о том, что забуду о ее существовании? Это же Люси! Тебе кажется, что ты понимаешь каждую мельчайшую детальку в ней, а потом оказывается, что не знаешь ее совсем!

«Ненавижу тебя», – слышу ее голос в своей голове.

И улыбка сама забирается на лицо.

Как же она сказала это! С какой интонацией! Во мне забурлило желание. Оно загородило собой все страхи и обиды, которые я носил в себе последние четыре года. Я вспоминаю ее красивые алые губы и эти слова, и у меня снова мурашки бегут по коже.

– Только не радио. – Просит Люси, когда моя рука тянется к приемнику.

Вот опять.

Это «нет», которое совершенно точно означает «да». Притворная ворчливость, насмешливая раздражительность. Она играет со мной, когда делает вид, что я вывожу ее из себя.

– И все же. – Играя бровями, нажимаю «включить».

– Бесишь. – Старательно сдерживая улыбку, бросает она.

Наши взгляды на мгновение встречаются. Никто так ловко не прячет симпатию за словом «бесишь». Люси Кобер – просто виртуоз в этом деле.

– Ретро. – Подмигиваю я.

Теперь она прикусывает губы, не позволяя улыбке пробраться на лицо. Готов побиться об заклад, она смущена тем, что я все еще помню о ее вкусах. Раньше, после совместных просмотров старых фильмов она скачивала их на свой плейер, отыскивала в сети слова песен, выписывала их в толстую тетрадь-песенник, а затем заучивала. Уж я-то помню.

Кому-то такие увлечения могли бы показаться странными: переписывать в тетрадку и учить песни, когда тебя никто не заставляет этого делать, это, конечно же, не самое модное занятие среди подростков. Но я понимал Люси. Она запоминала слова песен почти моментально, и с памятью у нее все было в порядке, а песенник был ей нужен в качестве артефакта или сокровищницы, где она хранила то, что символизировало ее ценности.

Люси всегда была чокнутой, но на том мы и сошлись когда-то. Чокнутые притягиваются. Им никогда не скучно вместе.

К тому же, вы знаете, как весело орать песни, слова которых ты знаешь?

И как только из динамика начинают литься первые ноты «Huey Lewis The News – The Power of Love», я делаю громче и начинаю отбивать пальцами ритм на руле.

– Боже, нет. – Обреченно произносит Люси.

Но не делает попыток остановить то, что произойдет дальше. А происходит следующее: я готовлюсь подпевать. И она прекрасно помнит, что голоса у меня нет. В том-то и прикол.

– О, да. – Предупреждаю я.

И косым взглядом вижу, что Люси сползает вниз по сидению. Ей это не поможет.

– Сила любви – странная вещь! – Запеваю я одновременно с исполнителем, даже не пытаясь хоть как-то попадать в ноты и держать голос. – Одного заставляет плакать, другого петь! Превращает ястреба в маленького голубя. Больше, чем чувства – это сила любви!

Люси закрывает уши руками, но я уже вошел в раж: двигаю плечами, играю бровями, провоцирую ее забавными движениями.

– Тверже алмазов, аппетитная, словно сливки!

Сильнее и крепче, чем сон плохой девчонки!

Люси смеется, опуская руки. Правильно: сопротивляться моему обаянию бесполезно. Я подмигиваю ей, намекая, что фильм, в котором прозвучала эта песня, был первым, который мы смотрели вместе у меня дома несколько лет назад. Разве это не знак? Еще какой! Черт меня подери, если мы оказались не в схожей с героями того фильма ситуации.

– Делает плохое хорошим, а неправильное – верным,

Сила любви удерживает тебя дома ночью!–

Я поворачиваюсь к ней. – Ну, же, давай!

И Люси, помедлив лишь долю секунды, вдруг вступает вместе со мной в нарастающем ритме мелодии:

– Тебе не нужны деньги и слава!

Не нужна кредитка, чтобы сесть на этот поезд!

Но, быть может, она спасет тебе жизнь:

Эта сила любви! Это – сила любви!

Мы переглядываемся, и ее взгляд топит мои льды. Ее раскрасневшиеся от волнения щеки и горящие глаза заставляют мое сердце биться чаще. Я даже не знаю, как это называется, и почему так работает, но глупая песенка, которую мы орем на весь салон, тоже становится важным символом, драгоценным артефактом, который хочется сохранить в душе, как напоминание о миге, когда ты был по-настоящему счастлив.

– Когда ты ощутишь ее впервые, она может тебя опечалить,

А в следующий раз может свести с ума!

Но ты будешь рад, словно ребенок, найдя

Ту любовь, что заставит твой мир кружиться![1]

И мы еще раз поем вместе припев и срываемся на хохот. Прошлое как будто вернулось, и мы вновь стали единым целым.

Я пританцовываю и дурачусь, не желая, чтобы Люси прекращала смеяться – ей так идет эта улыбка. И она смеется снова, но теперь уже надо мной.

– А мы похожи на местных Дина и Люси гораздо больше, чем я предполагала! – Замечает она, перекрикивая музыку. – У-у! Рок-н-ролл!

– Они те, кем мы могли бы стать. – Делая радио потише, говорю я.

Взгляд Люси меняется, она делает рваный вдох. Мы оба знаем, о чем она подумала. И я подумал о том же. Возможно, то, что произошло между нами тогда, и стало переломным моментом. Но ни один из нас не произносит этого вслух.

– У тебя красивый голос. – Замечаю я в попытке сгладить неловкость. – Почему ты бросила петь?

И снова этот взгляд. Вот черт.

Все это время я думал только о себе: как мне плохо, чего я лишился. И даже не допускал мысли, что наша ссора изменила и ее жизнь тоже.

– Не знаю. – Тихо признается Люси.

Мы смотрим через лобовое стекло на солнце: оно как по ступеням спускается на город, заливая светом верхушки деревьев, кустарников и крыши домов.