Живое море - Жак-Ив Кусто Джемс Даген

— Ну, бродяги, если кто-нибудь из вас сломает ногу, пеняйте на себя.

Они стащили у него хирургический гипс.

Радист вызвал меня из штурманской рубки и вручил личную радиограмму: из Нантакета сообщили, что Билл Эджертон погиб, испытывая водолазный аппарат. На мою долю выпала горькая обязанность рассказать об этом отцу. Горе ошеломило его, но как истинный ученый он не хотел срывать экспедицию. Я отвел его в каюту к Симоне, а сам пошел к радисту.

— Свяжись с командиром военно-морской базы в Дакаре. Попроси выслать специальный самолет в Конакри, чтобы забрали профессора Эджертона и меня и перебросили в ближайший пункт, где можно пересесть на воздушный лайнер, идущий в Нью-Йорк.

От радиста — к Сауту:

— Подними катер. Собери на лебедку нейлоновый трос, подбери все приборы.

Капитан взялся за рычаги и включил лебедку.

— Натяжение сильное, больше обычного, — сказал он. — А потяну сильнее — лопнет, чего доброго.

— Давай тяни, — ответил я. — Надо спешить, дело серьезное.

Саут прибавил мощности. Видно было, как растягивается цветной нейлон у самого барабана. Трах! Словно выстрелило крупнокалиберное ружье. Трос лопнул, обрывок скользнул за корму. Пропал наш глубоководный якорь.

— Пошли в Конакри, — сказал я. — Полный вперед.

После многих рейсов, получив десятки тысяч превосходных фотографий дна, мы с Эджертоном в конце концов вынуждены были признать, что результаты не отвечают нашим ожиданиям. От ям да от бугорков рябило в глазах, а животных, которые их соорудили, нигде не было видно. Нас огорчало и то, что очень редко удавалось снять плавающие организмы, хотя из батискафов наблюдатели видели множество подвижных форм на дне. Очевидно, фотовспышка распугивала животных на той небольшой площади, которую перекрывал объектив. А длинные тросы и кабели были словно якоря, с ними "Калипсо" не могла уйти далеко. Надо было придумать новый способ фотосъемки дна.

— Пожертвовать камерой не жалко? — спросил я Папу Флеша.

— Жалко? Не больше, чем правой рукой, — ответил он. — А что вы задумали?

— Смастерим сани, протащим на них камеру.

— Ладно, — сказал Эджертон.

Мы взяли переносный водолазный трап, поручни которого загибались, как старинные санки. Эджертон приторочил к нему боксы с камерой и фотовспышкой, Саут сделал из доски стабилизатор. Ро подвесил цепь — вертикальный балласт, Симона привязала к саням флаг Национального географического общества, Жиро — искусственные цветы, Даген укрепил на санях знак "покойся с миром", Дюма отпел их.

Первый образец невиданных глубоководных фотосаней был опущен в море у восточных берегов Туниса. Два часа мы медленно тащили их над подводной равниной. | Трос был натянут так слабо, что мы боялись — уж не оторвались ли сани. Но вот включена лебедка, Саут подергал трос и улыбнулся:

— Кажется, на месте.

Да, сани были на месте. Мы извлекли всю конструкцию из воды в полной сохранности, даже флаг и цветы уцелели. Снимки вышли великолепно. Дно было вымощено маленькими морскими звездами, которые помахивали своими руками. Сани прошли над ними три мили, а так как снимки перекрывали друг друга, получилась первая непрерывная панорама морского дна.

В центре подводных исследований Алина и Лабан создали затем гораздо более совершенную конструкцию, которая могла обходить препятствия и выравниваться после крена. На трубчатой раме длиной двенадцать и шириной пять футов была установлена опора высотой шесть футов. Сани двигались бочком, по-крабьи, чтобы взмученный ими ил не попадал в поле зрения объектива. Буксирный трос крепили в двух местах — сзади, потом впереди, причем для второго крепления брали просто веревку. И когда сани упирались в высокий бугор, трос рвал веревку и поднимал всю конструкцию за хвост.

Испытывая наши новейшие изобретения на глубоководных санях, мы знали, что какие-то из них потеряем, и старались делать их подешевле: боксы для камер и фотовспышек собирали из обычных труб, соединяли части грубей сваркой. Мы смогли изготовить семь саней, из них трое с кинокамерами.

Для буксировки саней требовался сплав мореходного и водолазного опыта. Нужно было вытравливать трос, когда менялись глубина и наклон дна, учитывать поверх-постные течения, чтобы сани шли равномерно, со скоростью один-два узла. Вахтенный офицер был связан с дежурным на корме, который держал на буксирном тросе босую ступню и тотчас докладывал о малейших рывках, говоривших, что сани задевают дно. Динамометр показывал нам, когда они прочно застревали. В таких случаях "Калипсо" останавливалась, вытравливала трос и маневрировала, чтобы освободить наш подводный экипаж. И когда сани возвращались на борт, поливая палубу веселыми струйками воды, это казалось нам чудом.

Первую серьезную задачу глубоководные фотосани выполнили в 1959 году, когда мы разведывали трассу трубопровода. Они принесли нам фотоснимки и кинокадры подходящего участка средиземноморского дна длиной 115 миль, сопряженные с точными эхолотными и радионавигационными данными. Никакой другой аппарат не справился бы с этим. Просматривая фильм, мы словно сами шли над дном со скоростью двух миль в час. Сани были, можно сказать, батискафом бедняка.

Как это всегда бывает с новыми — удачными — приборами для изучения моря, сани чаще приносили нам загадки, чем ответы. Так, снимки, сделанные во время испытаний на глубине двух тысяч футов, показали, что дно исчерчено бороздами высотой до одного фута. Очень похожий след оставляют доски рыболовного трала, но на такой глубине в Средиземном море никто не ловит. Борозды тянулись поперек склонов, в точности как горизонтали на карте. В один из заходов киносани наконец засняли подводного пахаря. Рыба длиной с фут, наполовину зарывшись в ил, энергично работала хвостом и чертила им прямую линию. Но какой земледелец прокладывал более глубокие борозды? На этот вопрос сани пока не ответили.

Не объяснили они и явления, запечатленного кинолентой на глубинах от двух до четырех тысяч футов. Здесь глаз камеры увидел свежие кратеры трех — шести футов в поперечнике и глубиной до четырех футов. Глядя на эти углубления, невольно представляешь себе крупных рыб, которые зарываются в дно для нереста пли чтобы укрыться от врага, а может быть, для спячки.

И опять фотографии говорили нам, что нужно создавать новые суда, которые позволят проникнуть в эту страну кратеров и побыть там достаточно долго, чтобы увидеть за работой загадочных землекопов.

Почему-то мне казалось, что кратеры вырыты гигантской акулой. Каждый год в апреле можно видеть, как спинной плавник гигантской акулы медленно разрезает поверхность Средиземного моря. У этой рыбины огромная пасть и острые зубы, которыми она вовсе не пользуется, так как питается планктоном, отцеживая его через фильтры в жаберных щелях. Весной планктона много, и, отъевшись как следует, гигантские акулы в конце мая исчезают из Средиземного моря — все в один день. Ясно, что такие медлительные пловцы не могут внезапно уйти через Гибралтарский порог в Атлантику. По-моему, они уходят в абиссаль и, быть может, зарываются в дно, во всяком случае на часть десятимесячного срока, когда их не видно на поверхности.