Золотой вепрь - Владислав Русанов

– Дык… кто б спорил? – вышел вперед Дыкал. – Я не буду.

– Давно ли из Степи, почтенные? – вежливо и вместе с тем осторожно – не обидеть бы по незнанию – поинтересовался Батя.

– Давно! – надменно бросил пегий.

– Мы служили в армии Сасандры с самого начала тельбийской войны, – пояснил буланый.

– Дык… мы тоже, – криво усмехнулся сержант.

– Теперь, как я понял, не служите? – Отмеченный шрамами конечеловек проявлял изрядную догадливость и удивительное для этого племени понимание людей.

– Было б кому! – сплюнул Батя.

– Вы служили в пятой пехотной?

– Да. А что? – Седой сержант еще больше ссутулился, будто ожидая подвоха в невинном вопросе.

– Вы знали кого-нибудь из наемников? Из банды Кулака?

Батя покачал головой. Дыкал пожал плечами. Сказал неохотно, кивая на Емсиля:

– Дык… Вот он лейтенанта ихнего лечил. Коготка… дык.

– Не знаю такого… – Буланый озадаченно покрутил головой. – Я хочу знать о судьбе Антоло из Да-Вильи…

– Что? – охнул Емсиль, подаваясь вперед.

– Дык… дезертировал Антоло, – пробормотал сержант. – Еще месяц назад. Почти.

Он прищурившись посмотрел на кентавра, почесал затылок:

– Дык… сдается мне, почтеннейший, что я… дык… это… видал тебя уже.

– Я – Желтый Гром из клана Быстрой Реки, – пояснил конечеловек. – Я связан с Антоло из Да-Вильи долгом чести.

– Эх! – Емсиль махнул рукой. – Дядька Дыкал! Антоло был в банде Кулака. Видал я его, когда Коготка лечил.

– И не сказал никому? – нахмурился сержант.

– Конечно, не сказал. Ему же по закону военного времени…

– Вот и молодец, что не сказал! – Дыкал неожиданно улыбнулся. – Война войной, а дружба дружбой. – Он подмигнул Бате, который в ответ развел руками.

– Значит, он живой? – Кентавр подошел так близко, что барнец ощущал резкий запах мокрой шерсти.

– Дней семь назад точно был. До штурма Медрена. Сейчас – не скажу. Много людей погибло.

– У Антоло из Да-Вильи был мой амулет. – Желтый Гром наклонился к человеку. – Колдовство слабое. Я не шаман, я – воин. Но амулет дал мне знать, что Антоло в беде. Я должен вернуть долг чести.

– Честь нашего брата – наша честь! – громко выкрикнул пегий. Остальные кентавры одобрительно загудели, застучали наконечниками копий о щиты. – Мы или поможем другу нашего брата, или отомстим за него!

Снова крики и стук железа по обшитому кожей дереву.

– Рады бы… дык… помочь, но сами не знаем ничего… – Дыкал вздохнул. – Видать, не судьба.

– Ничего! – ответил Желтый Гром. Церемонно приложил ладонь к сердцу. Раскланялся. Отряд конелюдей взял с места в рысь, огибая с двух сторон телегу.

Емсиль насчитал двадцать пять пар – то есть пятьдесят кентавров. Когда колонна скрылась за пеленой дождя, Дыкал снова потер затылок:

– Непростой у тебя друг. Далеко… дык… пойдет. Помяни мое слово.

– Если выживет, – сварливо добавил Батя.

И Емсиль не смог найти слов для возражений ни первому, ни второму.

Глава 11

Если раньше Антоло думал, что совсем мало удовольствия путешествовать верхом летом, в солнечную сухую погоду, то лишь сейчас понял, как был не прав. Скачка навстречу холодному косому дождю противнее во сто крат. Струйки воды сбегают за шиворот, руки мерзнут, промокает и не успевает высохнуть за краткий привал одежда.

И тем не менее остатки банды Кулака упрямо гнали коней на север. Сразу после взятия Медрена кондотьер расторг договор с генералом дель Овиллом. Новички – Антоло и Кирсьен – удивлялись сперва. До сих пор наемники где надо и не надо цитировали «Уложение Альберигго» – одна война, один хозяин и так далее. А тут вдруг взяли и сорвались, плюнув на присягу. Но коморник отряда Почечуй быстро растолковал молодым и неопытным, что присягали они не лично генералу, а империи, а коль его высокопревосходительство предал Сасандру, объявив себя правителем сопредельной земли, то и служить ему они не собираются.

А Кулак добавил пару слов позаковыристее, о том, что именно прорыв его банды в Медрен сыграл решающую роль в победе, но ему не только никто благодарности не объявил или денежного вознаграждения на выживших бойцов, но даже не позвали на военный совет, начавшийся сразу после переезда ставки генерала в город.

В самом деле, как рассказывали очевидцы (прежде всего кондотьеры Меуччо и Желвак), отчаянно сопротивляющиеся защитники Медрена ни с того ни с сего начали бежать со стен. Словно демонов увидели за спинами имперской пехоты. И уж тут-то не взял бы крепость только полный тупица. Отчего же храбрые, исполненные высочайшего боевого духа, пускай не всегда хорошо обученные, латники, стража и ополченцы сдались? Ведь они успешно противостояли шестикратно превосходящим силам противника и даже уничтожили четвертый пехотный полк, сведя это превосходство к четырехкратному? В армии болтали всякое, чего только не предполагали! Но наемники, сражавшиеся в резиденции ландграфа Вильяфа, и прежде всего Антоло с Киром, догадывались, в чем дело.

Наследник престола, мальчишка Халльберн, оказался носителем сильнейшего чародейского потенциала, что в совокупности со старинным амулетом, который его светлость случайно обнаружил в сокровищнице, дало неожиданную смесь чувств и эмоций окружающих. Необученный мальчик сумел превратить простых людей, живших в Медрене и съехавшихся туда из окрестных сел, в подлинных героев. И это без всяких магических формул, заклинаний, практики мысленного контроля силы и тому подобных изысков, обучаясь которым и становятся волшебниками. Просто честная и бесхитростная душа отвечала на постоянные нравоучения отца – вот, де, хорошо бы сплотиться всем, как один, в едином порыве противостоять врагам династии, доказать всей Тельбии, что самые лучшие люди живут в Медренском графстве. Какой же мальчик двенадцати лет не мечтает стать героем? А если еще героями будут все окружающие тебя люди, от няньки до капитана гвардии?

Жаль только, что барон Фальм тоже подобрался к решению загадки. Конечно, его не могло не заинтересовать повальное бесстрашие тельбийцев, их мужество и служение долгу – свойства в настоящие времена довольно редкие. Барон, скорее всего, наблюдал, размышлял и делал выводы. Уж если Антоло сумел догадаться! А проницательности у обортня-котолака не отнять…

Рука слуги, продавшегося с потрохами барону, которая сорвала медальон с шеи Халльберна, нарушила связь между мальчиком и амулетом. И медренцы, бившиеся до этого момента без страха и упрека, вдруг побежали. Считаные единицы сохранили верность мертвому уже ландграфу, но их в панике сбивали с ног и топтали бывшие соратники, в один миг перешедшие от яростного сопротивления к позорному бегству.