Комендантский час (сборник) - Эдуард Хруцкий

– Я понимаю, органы и все такое.

– Правильно понимаете. Вот что нам скажите. У вас есть график дежурств сотрудников?

– Кто вас интересует? Монтеры, техники?

– Нет, телефонистки.

– Конечно. Они как раз работают строго по графику. Правда, бывают замены, но редко.

– А график далеко?

– А вот, за вашей спиной.

Степан обернулся. На стенке был прикреплен разграфленный кусок бумаги.

– Кто дежурил у вас утром 6 августа?

Начальник узла связи чуть прищурил глаза, приглядываясь.

– Дробышева Нина. Нина Васильевна.

– А сегодня, вернее, вчера в шестнадцать часов?

– Она же.

– Понятно. – Степан сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладонь. – Что вы о ней можете сказать?

– А что сказать? Вроде ничего за ней плохого не замечали.

– Что она при немцах делала?

– Да ничего, как и все, дома пряталась. Ну, поговаривают, мол, с военными она крутит. Да кто ее судить-то может! Незамужняя, живет одна.

– Давно она в городе?

– Нет. Перед самой войной приехала.

– Откуда?

– С Украины. Точно не помню. Если надо, я могу личное дело посмотреть.

– Не надо.

Степан помолчал. Его начали уже настораживать совпадения. Как профессионал, он давно уже уяснил, что чем больше случайных совпадений, тем меньше шансов для подтверждения версии. А здесь как-то все на Украине замыкается. И Tonne и Володя Гомельский оттуда.

– Вы не могли бы ее внешне описать?

– Видная она. Интересная такая блондинка.

– Сколько ей лет?

– Двадцать восемь.

– Подождите-ка. – Полесову вдруг подумалось: не она ли та самая блондинка, приходившая к Шантрелю, которую они так долго и тщетно искали в Москве? – А она в Москву часто ездит?

– До войны случалось, а теперь нет. Да и когда?! У нас работы невпроворот.

– А что вы о ее личной жизни знаете?

– Да как сказать. – Начальник узла смущенно улыбнулся. – Говорят, у нее какой-то военный есть. Но знаете, как таким разговорам верить… Чего угодно наговорить могут.

– Вспомните, пожалуйста, утром 6 августа и вчера в шестнадцать часов Дробышева никуда не уходила?

– Насчет 6-го не помню. Наши девушки дежурят сутками, иногда просят подменить их на полчасика. И я всегда подменяю. Им то в магазин сбегать надо – карточки отоварить, то домой. А вчера в это время я подменял Дробышеву. Она домой отпрашивалась. Правда, ненадолго уходила.

– А когда она вернулась, вы ничего особенного не заметили?

– Вроде нет, ничего. Пришла, надела наушники и стала работать.

– Хорошо, Павел Сергеевич. – Полесов встал. – У меня к вам просьба, проведите нас к Дробышевой домой.

– Пожалуйста. Только дежурного монтера разбужу.

Когда начальник узла вышел, Полесов сказал тихо:

– Это она, Сережа, и мы ее возьмем сегодня.

– Может, людей позвать? Ребят из райотдела.

– Не стоит. Что мы, втроем одну бабу не задержим?

Уже на улице, по дороге к дому Дробышевой, Степан спросил начальника узла:

– А вам, Павел Сергеевич, стрелять-то из своего нагана приходилось?

– Мне? – В темноте не было видно лица, но Полесов понял, что его собеседник улыбнулся. – Мне приходилось. На Халхин-Голе. Я там командиром взвода телефонистов был. Там меня и ранило, после чего списали вчистую. Потом здесь уже, в ополчении, дрался. Опять ранили…

– Это замечательно…

– То, что ранен?

– Да нет, я о другом. Мы с вами, Павел Сергеевич, в дом пойдем, так что вы пистолет-то переложите из кобуры в карман, а ее застегните: вроде он там.

– А зачем?

– На серьезное дело идем.

– Как у вас в угрозыске все сложно… Женщину задержать – и столько приготовлений.

– Да нет, пожалуй, у нас все наоборот. Совсем просто. Только работа у нас такая, что ничего заранее предусмотреть нельзя. Идешь, кажется, к женщине, а попадаешь в банду. Особенно здесь, в прифронтовой зоне. Скоро?

– Да вот на той улице.

– Выходит, она на самой окраине живет.

– Вроде того. Ну вот и пришли.

В темноте дом казался вымершим. Степан прошелся вдоль забора, толкнул калитку. Она оказалась запертой.

– Собака у нее есть?

– Нет.

– Сергей, давай через забор.

Белов подошел, поднял руку, измеряя высоту, потом подпрыгнул, уцепился руками за край. Степан подтолкнул его, и Белов легко перебрался во двор. Он несколько минут повозился с замком, щеколда тихо звякнула, и калитка открылась.

– Так, – Полесов всмотрелся в темноту, – стойте здесь, я обойду дом.

Вернулся он через несколько минут.

– Сережа, встань к той стене, – прошептал он, – там два окна. Если что…

– Есть. – Белов, осторожно ступая, скрылся в ночи.

– Ну, Павел Сергеевич, – Полесов придвинулся к начальнику узла, – пошли. Будьте наготове.

– Я понял.

Они постучали в дверь, обитую дерматином, и стук получился глухой. Постояли, послушали. В глубине дома все было тихо. Тогда Полесов сошел с крыльца и сильно ударил в ставню. Потом еще и еще.

– Кто там? – спросил испуганный женский голос.

– Дробышева, это я, Климов!

– Павел Сергеевич?

– Он самый!

– Да что же такое?

– Ты открой, что я из-за двери кричать буду. Валю подменить надо. Заболела.

– А вы один?

– Нет, всех монтеров с собой взял. Конечно, один.

– Я сейчас. Оденусь только.

– Давай быстрее.

Степан, припав к двери, настороженно слушал дом. До него доносился какой-то стук, чьи-то легкие шаги, шорох. Нет, он не мог определить – одна была Дробышева или кто-то еще прятался в темной духоте дома.

– Я войду, – тихо сказал он Климову, – а вы в дверях встаньте. Чтоб мимо вас никто!

– Не пройдет.

И по этому твердому «не пройдет» Степан понял, что Климов шутить не будет, что вряд ли кто-нибудь прорвется мимо живого связиста.

За дверью послышались шаги, и из щели на крыльцо проник свет. Загремели засовы, дверь распахнулась.

На пороге стояла женщина, лицо ее Полесов не разглядел, в левой руке она держала керосиновую лампу, правой запахивала халат у горла.

– Ой! – сказала она тихо. – Вы же не один, Павел Сергеевич…

– Ничего, ничего, – Степан начал теснить ее в комнату, – идите, гражданка Дробышева, я из уголовного розыска.

– Зачем это, зачем?! – Голос ее сорвался, и она, отступая, подняла лампу выше. Пятна света прыгали по прихожей, выхватывая из мрака отдельные предметы. Прихожая была маленькая, заставленная какими-то старыми картонками, обои на стене пузырились и отставали. Все это Степан уловил краем глаза. И понял, что здесь никто спрятаться не может и дверь из комнаты в прихожую выходит всего одна.

– Климов, – позвал он и услышал, как тот вошел в прихожую. – Вы, гражданка, засветите-ка лампу как следует и еще что-нибудь зажгите. Только быстренько.

Дробышева выкрутила фитиль и вошла в комнату. Сразу же в маленькой столовой, обставленной старой, потемневшей от времени мебелью, стало светло и уютно. На столе стояли остатки ужина, бутылка вина и недопитая бутылка водки. Но главное, что увидел Степан, было два прибора.

– Вы одна в доме?

– Конечно. – Дробышева пожала плечами.

– А это? – Степан кивнул на стол.

– Вечером заходил мой знакомый, мы закусывали.

Полесов быстро оглядел комнату. Вот дверь закрытая, стол с закуской, этажерка с патефоном, тяжелый, резной буфет, на нем какие-то безделушки: собачка, поднявшая лапу, мальчик со свирелью, охотник; маленький Наполеон, поблескивая серебряным сюртуком и шляпкой, стоял между бронзовым охотником и чугунной собачкой. Сложив на груди руки, он спокойно глядел на человеческую суету, словно осуждая ее.

И тут Степан совершил ошибку. Подойдя к буфету, чтобы взять серебряную фигурку, он на секунду оказался спиной к двери, ведущей в другую комнату.

– Откуда она у вас? – Степан повернулся и сразу увидел открытую дверь. Пытаясь выхватить из кармана наган, он понял, что уже опоздал.

Его сначала обожгло и отбросило к стене, он упал, потянув за собой стул. Падая, все же поднял наган, но выстрелить не успел: вторая пуля словно припечатала его к полу. Умирая, он услышал голос Климова, хотя слов уже не мог разобрать. А потом увидел фонтан, который все увеличивался в размерах, и вода в нем падала бесшумно, постепенно темнея.

– Ложись, гадина! – крикнул Климов Дробышевой.

Из темноты спальни ударил еще выстрел, и пуля отбила от косяка двери большую щепку. Климов присел и выстрелил из нагана трижды, потом одним броском пересек комнату и опрокинул стол, загородившись его дубовым телом.

Он прислушался. Тихо. Только, забившись в угол, всхлипывала Дробышева. Что делать дальше, Климов не знал. И потому приказ охранять выход он принял как единственную для себя возможность что-то предпринять в сложившейся ситуации. Бывший лейтенант Климов знал, что приказ надо выполнять точно. Он вынул из кармана три патрона и засунул их в пустые гнезда барабана. Теперь он был готов.

На крыльце послышался топот. Бежало несколько человек, но это не смутило Климова. Он поднял наган. В комнату ворвался сержант с автоматом, за ним два бойца.