Эффект Ребиндера - Елена Минкина-Тайчер

Как легко и радостно она жила! Все-все было радостью – прогулки, стихи, солнце, ветер, дождь. Да, она успешно притворялась благовоспитанной красивой дамой, и только Лева знал хитрого чертенка, обожавшего любые безумства. То они мчались на дачу убирать осенние листья, бродили, утопая в холоде и тумане, жгли костер, пили горячий, как огонь, смородиновый лист. И до изнеможения обнимались, обнимались в наскоро натопленной комнате, пропахшей малиновым вареньем и дымом. То искали какую-то старинную усадьбу, заброшенную церковь. Кира обожала книги и карты Москвы, всегда нужно было бежать, ехать, искать неизвестную улицу, смотреть новую площадь! А однажды затащила его на верхний этаж бывшего доходного дома, якобы для обзора столицы, и там вдруг начала приставать, и дразниться, и откровенно соблазнять, так что он наконец не выдержал и взял ее, как десятиклассницу, прямо в этом подъезде, на старомодном широком подоконнике. И она еще хохотала, и требовала второй носовой платок, и уверяла, что налицо разбазаривание добра и что человека с такими данными нужно сдавать в аренду как племенного жеребца.

Она не поднимала больше вопроса о ребенке, и только однажды вечером (они, как всегда, поспорили о чем-то «на желание» и Лева, как всегда, бездумно проиграл) прищурила непривычно холодные жесткие глаза: «Женись на мне!». И потом горько безудержно расплакалась, так что у него чуть сердце не разорвалось. Но все равно, когда наступила ночь, он уехал, уехал в свой другой дом, где его ждала другая любимая жена.

Не верьте, не верьтеПредчувствиям смерти…

И она еще смела рассуждать о предательстве, эта глупая курица! Разве рассказать, как медленно и молча уходит любимый человек, как остывают глаза, размыкаются руки.

– Я уеду от тебя, – говорила Кира в минуту огорчения, – вот соберусь и уеду во Францию! К маме, к Нюле, это нормально. Они будут очень рады.

Она уехала умирать! Много позже Лева узнал, что ей предложили жестокую операцию, унизительную варварскую операцию. Она не хотела, чтобы он узнал, чтобы увидел ее обезображенной…

Снова и снова, жива и остра,Смерть полыхает в осенних кострах,Всё обнимает своей чередой.Тысячу лет я прощаюсь с тобой…Тысячу лет – не спасти, не помочь.Тысячу лет продолжается ночь…

– Знаешь, – тихо сказала Таня, – не суди. Ты сама очень правильный человек, Оленька, порядочный и правильный человек, я всегда это уважаю. Но жизнь устроена сложнее. Возможно, мы не всё знаем… Оля! Ты что?! Почему ты плачешь? Я обидела тебя, расстроила? Что случилось?!

– Таня, ты знаешь, это ты святая, а я, а мы все… Ты просто не представляешь, как все ужасно, как ужасно устроен мир, как мы все предали тебя! Я всю жизнь с этим живу, я не могу смотреть тебе в глаза, Танечка! Я ненавижу твоего Левку, Киру, себя, всех людей вокруг!

– Боже мой, что ты говоришь? О чем ты?

– Я не могу, не могла тебе даже рассказать… тогда, перед собранием… Я пришла к Левке, чтобы поговорить про тебя… Танечка, я действительно хотела поговорить, рассказать, что у нас творится на факультете, что тебя будут обсуждать. Но еще больше я ревновала, вот где правда! Я просто хотела разлучить тебя с Левкой, чтобы он уехал наконец, отстал, не мешал нашей дружбе… А он вдруг стал меня обнимать, и я почему-то не сопротивлялась. Наверное, сошла с ума на несколько минут, клянусь тебе, до сих пор не понимаю, как это произошло. Я чуть не умерла от ужаса, но не смогла тебе признаться…

– Господи, а я-то испугалась! Ты бы еще детский сад вспомнила! Оля, бедная моя Олечка! Да Левка мне тогда же все рассказал. Он был потрясен твоей преданностью. И бросился утешать. Ты разве не знаешь, как мужики утешают – у них одно на уме! Даже Бобка, нагрубит и тут же лезет обниматься! А тем более Краснопольский, известный лизун!

– Он сам тебе рассказал?! И ты всегда знала? И ты не сердишься? Боже мой, Танечка!

У Левы даже голод прошел. Вот дурында, прости господи! Кажется, действительно с ней что-то было. Вспомнила бабка, что девкой была! Какие еще откровения его ждут? И главное, теперь уже точно не выйти, не признаться, что он дома и слышит их замечательную беседу.

– А про Киру? Таня, ты знала про Киру?

Опять?! Оказывается, больше всего в жизни нужно бояться подружек жены. Особенно таких преданных дур.

– Догадывалась. То есть я догадывалась, что он кем-то увлечен, хотя он всю жизнь кем-то увлечен, может на минуту очароваться, загореться – такая натура. Все поэты страшно влюбчивы и легкомысленны, разве мы не знаем! Но тогда началась другая, особая история. Он летал. Понимаешь, он все время летел куда-то. А потом возвращался и пел. Просто ходил сам с собой по квартире и пел, то арии из опер, то романсы. Или начинал нас всех обнимать – меня, Сашу, Боба. Непостижимый беспрерывный полет! А потом оборвался. Он как будто умер на лету.

И тогда я догадалась про Киру. Я узнала, что она уехала и умерла в Париже.

А потом мы быстро собрались и тоже уехали. Помнишь, раньше Лева и слышать не хотел об эмиграции, а тут стал рваться – скорее, скорее…

– Нет, это невозможно!.. Как ты могла мириться, Танечка! Я просто не понимаю, ни одна женщина бы не вынесла. Почему ты не прогнала его, не поставила ультиматум?!

– Ультиматум? Какой ультиматум – я или она? А если бы он выбрал ее?

– Пусть! Пусть бы катился к черту! Почему ты должна принимать его похождения и романы? Нет, я сама ничего не понимаю…. Вот брат расстался с Катей, хотя ужасно ее любит, и кому лучше? Я настояла на Ленином отъезде, была уверена, что он скоро забудет детское увлечение, что Володя помирится с женой. А теперь все несчастны еще больше, Леня со мной практически не общается, Володя одинок.

– Вот именно, Олечка! Кто знает, как лучше! Разве я могла прожить с кем-нибудь другим? Левка – это постоянный праздник! То стихи, то музыка – театр на дому! Представляешь, у него вышла третья книга! И в колледже все ценят и восхищаются. И потом, он прекрасный отец, друг, защитник, хозяин дома. Я ни в чем не знаю забот, занимаюсь всю жизнь наукой, кто бы это вытерпел? И какие альтернативы? Правильный положительный инженер с брюшком, который только и делает, что рассуждает про политику?

– А Левка не рассуждает про политику?

– Левка? Еще как! И брюшко отрастил! Ха-ха-ха! Но все равно он очаровательный, правда? Ох, Оля, дорогая, как я тебя люблю, как хорошо, что ты есть у меня!

Ну что ему оставалось, как не пивши не евши выбраться тайком из дома и отправиться обратно через эти проклятые 128 миль? И еще как назло метель разыгралась, и гололед, хорошо, что вообще уцелел. А то был бы ей постоянный праздник!

Она позвонила днем, назвалась, попросила разрешения приехать.

Боже, очаровательная дама! В шикарном автомобиле и шикарной шубке. И совсем юная, кажется девочкой, хотя ей не может быть меньше тридцати – тридцати пяти. Да-а, Ленечка, увлечь такую женщину тебе еще удалось, но вот удержать – кишка тонка! Екатерина Ивановна Катенина, прошу любить и жаловать.

– Какая неожиданность! Наслышан, конечно наслышан, но не мечтал встретиться! Мои дамы уверены, что вы проводите время в обществе одного юного родственника.

Все врал! Лева ни минуты не верил, что она побежит к сопливому мальчишке, который посмел ее бросить. И был уверен, что им с Катей не миновать встречи. Раз она племянница Киры! И кстати, не такая ужасная разница в возрасте. Какие-то двадцать лет, ха-ха!

Если каждый год не ощущать как смертельный неподъемный груз.

А она в самом деле походила на Киру! Вот забавно – Нюля, родная Кирина дочка, пошла в отца, темненькая милая девочка совсем другой породы, а эта чертовка так и сияла Кириными распахнутыми глазами, Кирина рыжеватая челка задорно летела со лба.

– А что если я буду звать вас просто Катя? Как-то приятнее, без церемоний.

– Отлично! А я вас Левой, хорошо? Чудесное имя, «лев» – на иврите сердце, вы знаете?

Нет, это было уже слишком! Стольких совпадений он не хотел.

– Лева, дорогой, только не смейтесь, меня привело страшно важное дело! Вы ведь знаете нашу историю, как мы нашли документы, про мою бабушку Киру Дмитриевну, про маму? Понимаете, бабушкина сестра Валерия Дмитриевна все время вспоминает, что ее мама, значит, моя прабабушка Анна, говорила о каком-то семейном проклятье. Вроде бы на нас, женщинах из рода Катениных, лежит ужасный грех. Звучит, конечно, глуповато, и Нюля не верит, но… Понимаете, сначала арестовали Киру Дмитриевну, потом Валерия Дмитриевна осталась юной вдовой, потом настала очередь моей мамы и младшей Киры. Они ведь были кузинами, хотя и не знали об этом. И они обе умерли очень рано, от одной и той же болезни и почти одновременно! Вот. Поэтому Валерия Дмитриевна говорит, что грех есть, и только вы знаете, в чем именно дело. И значит, только вы можете нам помочь.

Замечательно! Театр. Как давно Лева не чувствовал себя героем сцены.