Новый порядок - Артур Крижановский

– Вашу кандидатуру предложил Энтони Спайк, – с легкой улыбкой сообщил Салливан.

– Новый директор ЦРУ? – удивленно спросила Колхауэр.

– Именно он поручил нам встретиться с вами, – подтвердил Салливан. – Теперь поговорим о критериях. Об одном из них мы уже упоминали: вы русская, и ваш русский язык без особого труда можно довести до нужной кондиции. Вы хорошо знакомы с повадками наркомафии, а она до недавних пор играла в России первые роли. И самое, пожалуй, важное: вы выступаете в качестве пострадавшей стороны в том конфликте Добра и Зла, о котором здесь говорилось. Преступники убили вашего мужа, и вы, судя по вашим поступкам, не собираетесь оставить это без последствий. Мы даем вам возможность утолить жажду мести в гораздо большей степени, чем вы смогли бы это сделать в одиночку.

– Постойте, постойте… Так не пойдет, господа! Я не привыкла оставлять свои счета неоплаченными.

От возмущения у молодой женщины на щеках выступил яркий румянец, от чего она стала еще более привлекательной.

– Пока я не найду подонков, застреливших моего мужа, и не отправлю их в преисподнюю, я и не подумаю сдвинуться с места. Даже если об этом меня попросит сам президент.

Салливан и Сампрас переглянулись и весело расхохотались. В исполнении таких серьезных мужчин это выглядело забавно, но Элизабет еще больше покраснела от ярости.

– Чего это вы ржете, как жеребцы? – ядовито поинтересовалась она.

– Простите, Элизабет, – улыбка медленно сползла с лица Салливана. – Мы заранее просчитали вашу реакцию и постарались устранить этот слабый пункт. В прямом и переносном смысле.

Салливан потянулся к кейсу, прислоненному к боковой стороне кресла, и извлек оттуда объемистый пакет.

– Что это? – опешила Колхауэр.

– Мы попросили коллег из Латинской Америки сделать нам одно небольшое одолжение – разыскать людей, причастных к убийству вашего мужа. Это была личная просьба Спайка. Наши друзья сделали даже больше, чем мы просили. Они убрали двух типов – убийцу и того, кто отдал приказ. У нас сейчас натянутые отношения с Колумбией, и вывезти в Штаты этих подонков не было ни времени, ни возможности. Наши люди сами привели приговор в исполнение. Их действия выглядят вполне обоснованными, не так ли, Элизабет?

Салливан положил пакет перед журналисткой.

– Здесь вы найдете записанную видеокассету и кое-какие бумаги. Вы нам верите, Элизабет? Поймите, нам нет смысла вас обманывать, мы слишком дорожим вашей персоной.

– Я вам верю, парни, – наконец подняла голову Элизабет Колхауэр. В ее глазах блестели слезы. – И спасибо за приятный сюрприз.

Элизабет извинилась за минутную паузу – ей надо было привести себя в состояние душевного равновесия.

– Продолжим наш разговор.

– А разговор почти закончен, – дружелюбно глядя на молодую женщину, произнес Салливан. – Если мы не уберем вас из Америки, миссис Колхауэр, рано или поздно до вас доберутся. Наркомафия шутить не любит, и подписанный контракт означает только одно – смерть. Здесь, в Америке, вас ничто от этого не спасет.

– А вы неплохо все просчитали, – улыбнулась Элизабет. – Вам удалось обложить меня со всех сторон. Вы не зря получаете свое жалованье, во всяком случае, мое мнение о ЦРУ претерпело существенные изменения.

– И последнее, Элизабет, – ответно улыбнулся ей Салливан: – Вы – чертовски красивая женщина, и дьявол меня побери, если это не самое главное из всего, что я перечислил. Итак, миссис Колхауэр, каков будет ваш ответ?

Салливан, закончив свою речь, почувствовал тайное облегчение и обменялся многозначительным взглядом со Стивеном Сампрасом. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания журналистки, но ее голова была занята другим.

– Можно еще раз взглянуть на карточку этого человека? – обратилась она к Салливану.

Внимательно разглядывая фотографию, Элизабет напряженно размышляла по поводу услышанного ею за весь этот длинный день. К своему удивлению, она не находила веских причин, чтобы отказаться от этого странного и опасного дела.

Сознавая, что сдает последние рубежи, Элизабет Колхауэр подняла взгляд и увидела, с каким напряжением Салливан и Сампрас ждут ее окончательного решения.

– Расслабьтесь, джентльмены, – язвительно произнесла Колхауэр. – Я понимаю, что вам не терпится увидеть меня в русской телогрейке и сапогах, но нельзя же демонстрировать это так откровенно… Кстати, мне показалось или кто-то из вас только что произнес слово «ресторан»?

– Ресторан? – Салливан облегченно вздохнул и с улыбкой посмотрел на коллегу.

– Отличная идея, – заметил Сампрас и весело подмигнул журналистке.

– Чего же мы ждем? – с легким недоумением спросила Элизабет Колхауэр. – Я согласна.

4

– Не расслабляйся, Бухвалов! На посту стоишь.

Начкар Бубенцов с завистью посмотрел на тулуп и меховую шапку часового.

– Может, тебе сюда еще и девицу подать?

– А что, я бы не отказался.

Сплошь усыпанное веснушками лицо солдата расплылось в улыбке.

– Закатай обратно губу, салага, – хмуро процедил начкар. – Тебе еще трубить и трубить. Выброси из головы всю эту муру, легче жить будет.

– А, брошу все к… матери и сбегу домой, – ожесточенно сплюнул через губу Бухвалов. Плевок превратился в ледяной шарик, не успев даже долететь до земли. – Все бегут, а я что, обязан это дерьмо охранять? – солдат кивнул в сторону массивных металлических дверей склада.

– Слушай, начкар, – вспомнил вдруг Бухвалов, – я вот что хотел спросить. Поговаривают, что в Москве резня началась, так это правда или нет?

– Не твоего ума дело, – привычно бросил сержант. Он думал только об одном: как бы побыстрее вернуться в жарко натопленное караульное помещение, поэтому до него не сразу дошел страшный смысл услышанного.

– Резня? – оторопело посмотрел он на часового. – Что значит резня? Может, массовые беспорядки? Откуда знаешь?

– Дружок из узла связи ко мне заскакивал. Это было час назад, перед заступлением на пост. А еще он про чрезвычайное положение говорил.

– Если это шутка, боец… – с угрозой произнес начкар. – Какого хрена тогда нам не сказали об этом на разводе? Стой здесь и смотри по сторонам, а я побегу, может, узнаю чего-нибудь.

Не успел сержант произнести эти слова, как сквозь завывание слабеющей метели донеслись звуки работающих моторов. Через несколько секунд из-за поворота на заснеженной дороге появилась колонна больших крытых грузовиков.

– А это еще кто такие? – озадаченно спросил сержант. – Ну-ка, боец, шустро звони дежурному офицеру, узнай, в чем дело.

Часовой снял трубку висевшего под навесом телефонного аппарата и срывающимся голосом стал вызывать часть. Когда до колонны осталось не более полусотни метров, он выматерился и бросил трубку.

– Ну что? – повернулся к часовому начкар.

– А ни хрена. Никто не отвечает.

Враз побледневший сержант передвинул автомат на живот и снял его с предохранителя. Часовой стащил меховые варежки, засунул их за отворот тулупа и тоже взял автомат на изготовку.

– Страхуй меня, парень, – сказал сержант и, подняв руку, двинулся навстречу головной машине. Та остановилась в двух метрах от него, и на Бубенцова дохнуло от работающего двигателя теплом и запахом солярки. Из кабины спрыгнули на заснеженную площадку двое. Они были одеты в какую-то странную форму, немного напоминавшую ту, которую Бубенцов видел в американских боевиках.

«Вот дерьмо… Откуда тут взяться американцам?» – чертыхнулся он про себя, а вслух произнес:

– Начальник караула сержант Бубенцов. Предъявите документы и объясните причину вашего появления возле складов.

Пока сержант говорил эти слова, двое незнакомцев смотрели на него с легкой презрительной ухмылкой. Затем один из них, повыше ростом и постарше, лениво процедил сквозь зубы:

– Зачем эти формальности, сержант? Убери ствол, сейчас предъявим документы и предписания.

Сержант чуть отвел дуло в сторону, но продолжал внимательно наблюдать за ситуацией. Почувствовав какое-то движение сзади, он на миг оглянулся и увидел, что часовой перебросил автомат за спину.

Сержант зарычал: «Страхуй, салага!» – но это были его последние слова. В руке одного из незнакомцев словно из воздуха материализовался пистолет, раздался негромкий хлопок, и пуля мягко вошла в тело начкара. Какое-то время лицо Бубенцова сохраняло удивленное выражение, затем он тихо осел на землю.

Часовой, выпучив глаза, судорожно скреб ногтями ремень автомата, и тот, что постарше, глядя прямо в глаза Бухвалову, тихо приказал:

– Не балуй, парень. Дай сюда ствол.

Часовой дрожащими руками снял автомат, бросил его на снег и, отвернувшись к стене склада, тихо завыл.

Старший сделал характерный жест, коснувшись шеи ребром ладони, и повернулся к машинам. Из грузовиков уже успели высыпать люди, и теперь они молча наблюдали за происходящим.