Оружейный барон - Дмитрий Старицкий

— А женщина эта изображает мать?

— Да, ваше величество, это как бы общая их мать, которая скорбит и одновременно горда их подвигом. И в то же время это Родина. Потому что одна на всех может быть только Родина-Мать. А на воротах, над входом, я думаю, надо поставить изображение креста военных заслуг.

— Смотрю, Савва, ты сам собрался этот мемориал строить. Я прав?

— Ну… — замялся я. — В общем, да, хотелось бы быть причастным, ваше величество.

— А пулеметы кто делать будет? Они, — король постучал пальцем по рисунку, — они пошли в штыковую атаку, потому что на всю бригаду восемь гатлингов было. Всего восемь неповоротливых старых систем на пушечных лафетах. При внезапно исчезнувшем проволочном заграждении. А чтобы потом отбить форт, еле-еле хватило полусотни твоих ручников на вооружении моей личной охраны. Так что пулеметы сейчас всему голова. И твое ранение тут лишь удобный повод. Я давно собирался снимать тебя с командования боевой частью — твое дело пулеметы. Приказ понятен?

— Так точно, ваше величество. А на будущее?

— На будущее посмотрим. Наладишь ритмичное производство без брака — не оставлю тебя без лестной записи в личном деле. На… — Король достал из кармана и положил на стол серебряный знак броневого отряда. — Твой…

На обратной стороне его был выгравирован номер 0001.

— Служу королю и отечеству!

— Вот так-то лучше, — улыбнулся король. — Напоследок я тебя еще порадую. Имперское военное ведомство установило цену за пулемет системы «Лозе» без станка в две тысячи триста тридцать серебряных кройцеров. Станок оплачивается отдельно.

У меня челюсть упала. Ручник «Гочкиз» обходился в опытной партии в четыреста десять кройцеров. На потоке вряд ли был бы дороже двухсот пятидесяти. Это с заложенной уже в цену нашей прибылью.

— На твой станковый пулемет цена договорная. Нет у них пока расчетов. Этим мы и попользуемся — закупим их по цене «Лозе». Денег на пулеметы нам дали. Так что никто не может сказать, что Будвицкая бригада зря погибла. Хотя всех их мне искренне жаль. В общем, завтра сходишь на ту сторону парламентером и домой, в Будвиц.

Король встал и вышел из купе.

Ничего я не понял, но не переспрашивать же мне монарха? Догнать босым и в одном исподнем, дернуть короля за фалду и… Бред какой-то.

Лег подремать, но не спалось. Старая рана зудела, новая болела.

Сняли меня с командиров. Не оказали доверия. Обидно. А что я умею? Если по гамбургскому счету? Из башенных пулеметов БТР стрелять… И все… Унтер Чапаев, прежде чем бригаду принять, три года воевал, три креста заработал… С вахмистром Буденным та же петрушка, только крестов им заработано пять. Так что воевать эти ребята уже умели. Причем намного лучше офицеров военного выпуска из студентов и гимназистов. Вот и я такой же офицер военного времени из «скубентов», которому просто круто повезло. Не спас бы Вахрумку — гать бы сейчас в болотах строил, покрываясь лишаями и коростой. Так что прав король во всем. Самонадеянный я мальчишка, который посчитал, что ухватил бога за бороду.

От ведь… И помолиться тут некому… ушли из этого мира боги…

Спасительные капли дождя забарабанили в стекло, и я с облегчением забылся тревожным сном.

Последней осознанной мыслью сами собой в голове кучковались вирши.

На любой ваш вопросЗаготовлен ответ.У нас «Гочкиз» в руках,А у вас его нет.

Неплохо для рекламного слогана, — упал я мыслью в бездну. Особенно для послевоенных экспортных продаж…

Маленький танковый паровозик, полоща на ветру белым парламентерским флагом, пыхтя, толкал впереди себя деревянную полуплатформу, на которой стояли мы — три королевских флигель-адъютанта трех родов войск с небольшим венком в руках, отделение гвардейской пехоты с винтовками и трубач. Все в парадных мундирах. Кроме меня — я в черной морской форме. Той, что называется повседневной — брюки с ботинками. Фуражка белая. И рука на перевязи.

Тавор вчера мою униформу привел в относительный порядок. По крайней мере, в люди показаться в ней уже не стыдно. Даже рукав он зашил — криво, но под косынкой особо и не видны грубые швы работы моего денщика. И саму косынку черного шелка он мне где-то достал. Так что я весь из себя раненый, стильный и интересный моряк на сухопутном фронте. Гусь лапчатый…

Проехали форты. И тут я увидел, во что превращается лес, если его в течение года постоянно долбить артиллерией. Просто скопище мертвых кривых столбов. Все горизонтальные ветки давно шрапнелью посбивало. И он страшно черно-серый, мертвый по сравнению с нормальным зеленым лесом. А уж когда туман по земле среди него парит…

Северный форт выглядел еще вполне презентабельно в вычурной фигурной кладке красного кирпича. Но он и дальше вглубь нашей обороны стоит по сравнению с южным фортом, который выглядел очень покоцанным, но все же не в мелкую крошку, как о том сплетничали в Будвице.

Полевое прикрытие форта почти восстановлено, проволоку перед траншеями натягивают солдатики, пользуясь тем, что у нашего врага траур и он в эти дни не воюет.

Паровоз просвистел и немного сбавил ход — мало ли… Но, судя по всему, хотя бы один путь за прошедшее с приснопамятной воздушной бомбардировки время царцы точно отремонтировали, раз сами пользуются.

Не торопясь с траурными свистками, мы подкатили к импровизированному дебаркадеру в самом начале разрушенного разъезда, на котором стоял пахнущий свежей стружкой простой гроб с телом царского фельдмаршала. Стоял по-походному на двух табуретках, по сторонам обложенный импровизированными в полевой обстановке венками.

Нас всех перед миссией заинструктировали дальше некуда и репетировать заставили не раз, кто что делает, прежде чем выпустили к врагам с этим визитом вежливости.

Места на дебаркадере со стороны железных путей нам осталось только-только платформой приткнуться. Остальное занимал короткий состав, который повезет тело покойного фельдмаршала в царскую столицу.

Паровозик устало с шипением выдохнул паром.

Наш трубач пронзительно заиграл сигнал «слушайте все».

На дебаркадере оглянулись на нас даже самые ленивые и нелюбопытные.

С последними нотами выдутыми трубачом из надраенной меди мы — флигель-адъютанты, сошли на дебаркадер. Я налегке как раненый. Здоровые флигельки, у кого обе руки целы, за мной венок несли. Пехота осталась на «нашей территории», потому как вооружена. У нас, адъютантов, только холодное оружие с собой. Но на таких мероприятиях оно по традиции и за оружие тут не считается. Издревле повелось: человек без оружия — человек без чести. А честное оружие только «белое» — холодное.