Цветы Белого ветра - Мария Митропольская

— А вот я за хороший обед даже у Ринн-Хасса в печенках останусь! — сын мельника "тонко" намекнул на свой пустой желудок.

— Яська, первое впечатление, как правило, обманчиво, — глубокомысленно изрек ее учитель. — Самое разумное не воротить нос от гостеприимства Румелии. Или вы наивно полагаете, что в любом сельском доме нас готовы встретить с распростертыми объятиями?.. Так что не препирайтесь с ней, а главное говорите, что вы полярские дети от разных жен.

— Господин маг, ты часом не на моего батю наговариваешь? — перебил его Талька.

— Ну какая разница? — отмахнулся Белозор. — Хозяйка, как вы уже, наверное, заметили, слабого ума и вряд ли заинтересуется именем поляра.

Обложенный пустыми мисками Таль (к слову, опустошенными его же стараниями), полулежал, полусидел на пышной перине и наслаждался долгожданным отдыхом. Его нога покоилась на сложенных горкой мягких подушках. Что касается его друзей, то они в это время находились в общей столовой: Растрепай уплетал за обе щеки четвертую порцию жареного мяса, а Яська с постным выражением лица перекидывала из одной ладони в другую красно-желтое яблоко. Сидящая во главе стола Румелия не сколько ела, сколько пожирала голодными глазами Белозора, который с невозмутимым видом рассказывал про то, как сильно изменился Перелог с началом правления узколобого правителя-западника по имени Руиз.

— Дети, может вы разойдетесь по опочеваленкам? — предложила писклявая хозяйка, когда Северин закончил свой монолог.

— Чего? — с набитым ртом спросил Растрепай. Он явно решил наесться на два дня вперед и поэтому то и дело шарил глазами по заставленному разнообразными яствами столу, примечая самые большие ломти пирога и самые сочные куски мяса.

— Когда рак на горе свистнет, тогда и разойдемся! — огрызнулась Ястребинка, надкусывая сочное яблоко.

— Раков у нас нет! Но если я распоряжусь, то наловят! И что бы все без меня делали? — скороговоркой прощебетала Румелия, отодвигая в сторону пустую миску. — Я же здесь… Как это?.. Главный ум!

— Она действительно так думает? — спросил сын мельника, обращаясь к магу, но тот лишь безразлично пожал плечами.

Румелия поднялась из-за стола и, кокетливо одернув подол своего сарафана, принялась убирать со стола грязные миски, хотя прежде ничем подобным она себя не утруждала. Убираться молча ей было скучно и она стала отвешивать магу весьма сомнительные комплименты:

— Какой ты… Это… Осанистый. Так и смотрела бы!

Поперхнувшись куском мяса, Белозор взял наполненный бродилкой кубок, подошел к окну и прохрипел что-то вроде: "Ну, спасибо!".

— И глазки! Глазки!.. Такие все… Беленькие да в черном ободке.

Маг повернулся к ней спиной и, делая вид, что рассматривает висящую на стене вышивку, беззвучно рассмеялся.

— А какая у тебя крепкая…

— Что за чушь ты несешь? — нахмурился он, резко повернувшись к осекшейся Румелии.

— Чего это у господина Северина "крепкая"? — ехидно поинтересовался Растрепай.

— Рука, конечно же, — мрачно ответил тот.

— Мы так и подумали, — сказала юная чародейка, давясь от смеха.

После обеда любопытной Ястребинке захотелось немного осмотреться. Походив по пустынному замку, она удивилась тому, что не встретила ни одного слуги. Может они чего-то опасались или может Румелия запрещала им покидать специально отведенную для прислуги территорию. В детстве, дочка знахаря не раз бывала в замке Ледяна и сейчас в ее голову приходили невольные сравнения, причем, не в пользу данного замка — слишком безрадостного, а местами даже мрачноватого. Пытаясь найти путь к ступеням башни, ученица мага забрела в сырой коридор, в конце которого светлым пятном выделалась приоткрытая дверь чулана. На самом же деле, комната оказалась ни чем иным как хранилищем бродилки, приготовленной по разнообразным, передающимся из поколения в поколение рецептам. При скудном освещении нескольких подсвечников, Яське удалось разглядеть то, что чулан был заполонен бочками, разнообразными кувшинами и даже кое-какими солениями. Причем, количество выпивки значительно превосходило количество разносолов. Внезапно, среди пестрящих плесенью каменных стен раздался писклявый голос:

— Куда я этот кувшинчик спрятала? Не тот… Опять не тот… Какой здесь холод! А я-то, молодец, накидку надеть не забыла.

— Я вона тож тулуп надела, а иначе и околеть недолго, — вторил женский бас.

Эхо разнесло по коридору звуки возни, что-то зашуршало и зазвенело. Иногда раздавались писклявые возгласы, призывающие поторапливаться:

— Ищи, Милуша, ищи любовное зелье! Северинчик уж заждался… Только б найти… Это не то, ищи дальше!

Раздался глухой звон разбитых черепков:

— Ай! Разбила!

— Не жалко! — басила тучная Милуша. — Да ты поспешай, не поспешай, а все ж полюбовник твой, госпожа, так скоро не уедет. Он сначала с месяц посидит тутова, а потом не упредив — фи-и-ить! — она присвистнула, — с глаз долой!

— На этот раз не уедет, — весело пропищала Румелия, — а, наоборот, женится на мне. Пойдем мы с ним в священную рощу, обойдем восемь раз священное дерево и станем жить душа в душу.

— Да нешто оно так! — послышался звон еще одного упавшего на пол кувшина. — Господин Пепелюга-то расстроится.

— В этом я его видела… Как его?… В гробу! — капризно топнула ногой Румелия. — От него вечно конским потом несет! А еще он изменщик! А я б ему не изменяла, когда б он первый не начал! И только вздумай доложить ему!

— Не доложу, госпожа, не боись… Но пораздумала б ты сперва. Муж-то какой-никакой, а муж. А у полюбовника твоего вона глаз нехороший. И дитев куча.

— Да не говори ты так много! Голова от тебя трещит! Заколдовала его глаза ведьма. В младенчестве еще! И дети чужие! А замуж за Северина все равно выйду, он богатый!

Стоящая возле двери дочка знахаря была возмущена до глубины души. Сжав кулаки, она обдумывала то, каким заклинанием ей следует угостить вероломную хозяйку. Внезапно ее взгляд упал на дверь, точнее на висящий на двери тяжелый замок с торчащим из него ключом. Грохот захлопнувшейся двери прервал секретный разговор госпожи и служанки. Впрочем, пленницы так и не поняли что именно произошло и, приписав сей шум сквозняку, продолжили сдобренные праздным щебетом поиски. Благодаря толстым стенам и не менее массивной двери, бас Милуши канул в небытие и слышался лишь приглушенный писк Румелии.

Яська бежала по лестнице наверх, ее сердце бешено колотилось, однако, на душе было скорее радостно, чем мерзко. Она то и дело перекладывала ключ из одной руки в другую, как будто он жег пальцы точно вытащенная из горячей золы картофелина.