Изобретение империи: языки и практики - Марина Могильнер

В вопросе о языковой консолидации бурятского этноса совещание исходило из тех соображений, что «ни единство происхождения, ни антропологическое родство людей не могут быть определителями национальности, если нет наличия единства языковой культуры», которая, по существу, является «основным определителем национальности или народности…» [690] . Таким образом, степень консолидированности этнической общности «определяется достижением единой языковой культуры» [691] , которая, в свою очередь, выражается в «форме общего литературного языка, когда он становится основным орудием всех членов данной национальности в деле их повседневных общений» [692] . Следовательно, «…без реализации родного языка и его письменности, то есть всего того, что называется языковой культурой, не будет… возрождения бурят-монголов как этнической единицы…» [693] . Данная проблема признавалась настолько важной, что ее было предложено «выдвинуть в республиканском масштабе как особую политику, политику языковую. Только таким путем мы сможем… вывести их (бурят-монголов) на верный путь национально-языковой консолидации» [694] .

С другой стороны, в условиях набиравшего силу процесса культурно-политической модернизации все отчетливее обнаруживалась неприспособленность монгольского письма к запросам современной жизни, и бурятская интеллектуальная элита задумалась о возможных путях изменения языковой политики. Наиболее четко сформулировал эту проблему Б.Б. Барадин, который отмечал, что «несовершенства монгольского письма… ощущаются особенно в последнее время, когда монгольские племена, получившие политическую свободу, стали лицом к лицу с новой культурой, интенсивно идущей из Европы в Азию через СССР» [695] . «Новое культурно-национальное строительство бурят-монголов, – развивает он свою мысль несколько позже, – прежде всего, поведет к сильнейшей интенсификации усвоения интернациональной культуры…» [696] , в ходе которой «придется столкнуться с непреодолимой технической трудностью в деле применения родного языка и письма…» [697] . Это произойдет неизбежно, поскольку письменность бурят «благодаря ее архаичности и неприспособленности к современной культуре» механически лишает их «возможности использовать в полной мере все культурные функции своего языка» [698] . Эти моменты сделали «актуальным вопрос об усовершенствовании письма» [699] , «о введении интернационального алфавита…» [700] .

Для решения проблемы была предложена программа модернизации бурятского языка, подразумевавшая «применение к этой архаической языковой культуре новейших достижений лингвистики и техники письма (ручного, машинного и печатного)…» [701] . Согласно этой программе планировались активизация деятельности по изданию «учебной и политико-просветительной литературы… газет и журналов», «переход всех просветительных и проч. учреждений на новый язык и письмо…» [702] . Предполагалась также «организация научно-исследовательского института монгольского языкознания, в задачу которого входят: содействие к дальнейшему повышению квалификации языковой и других этнических культур монгольских племен…», подготовка «педагогов-преподавателей ново-литературного языка и национального искусства… профессиональных деятелей национального искусства – работников политпросвета… газетных работников…» [703] .

Иными словами, выдвигался проект создания единого информационного пространства, которое с высокой степенью интенсивности охватило бы весь бурятский этнос и стало бы базисом для достижения всеобъемлющего культурно-языкового континуума. Действительно, осуществление такого проекта привело бы к «общедоступности языка для широкой массы и возможности широкого распространения грамотности и просвещения и реализации языка во всей области культурной жизни народа» [704] . Фактически, подобный проект был направлен на создание того, что Б. Андерсон обозначил как «воображаемое сообщество» и без чего невозможно возникновение общности, претендующей на статус «нации» [705] .

Итак, в концепции нациестроительства бурятскому (бурятмонгольскому) языку придавалось особое значение, поскольку он мог выступать, с одной стороны, как реальный механизм консолидации в единое культурно-языковое целое несколько различающихся между собой бурятских этнотерриториальных групп и, с другой, как важнейший символ общей этнической идентичности бурят. Причем эта идентичность мыслилась бурятскими интеллектуалами как неотъемлемая, хотя и автономная, часть более высокого общемонгольского уровня идентичности.

Вторым не менее важным элементом национально-культурного строительства являлась программа национализации школы. Она подразумевала организацию системы образования, обслуживающей нужды исключительно бурятского населения. Бурятская национализированная школа рассматривалась в качестве важнейшего инструмента функционирования и воспроизводства этнической культуры: она «является наиболее мощным орудием культуры и просвещения…» [706] , а поэтому только с ее помощью возможно «осуществление дела наиболее полной реализации литературного языка в систематическом и организованном порядке» [707] . Действительно, участники совещания считали, что «основным признаком всякой национальной школы является полное выявление родного языка учащихся» [708] , что «языком преподавания должен быть единый и обязательный для всех школ родной произносительнозрительный язык…» [709] . Только в этом случае бурятская школа будет способствовать «реализации языковой культуры бурят-монгольского народа и консолидации национальности, ее действительному самоопределению и возрождению» [710] .

Итак, бурятская интеллектуальная элита полагала, что национальная школа – это прежде всего инструмент культивирования родного языка. Отсюда вытекали такие принципы ее организации, как «обеспечение школ преподавательским бурятским составом» и «проведение организационных мероприятий, направленных к изжитию смешанности национального состава учащихся» [711] . Полиэтничность школы (как в отношении учителей, так и учащихся) расценивалась как «явление ненормальное» именно в контексте языковой проблемы, ведь «реализация родного языка в смешанном классе делается неразрешимой, так как учитель неизбежно должен давать объяснения русской части учащихся на русском языке» [712] . Если же учителем является представитель русского этноса, то «произойдет неизбежная русификация, которая противоречит основному принципу национальной школы» [713] . Последний аспект национализации образования был достаточно актуален, поскольку бурятские школы были «обеспечены бурятским составом учителей далеко не полностью, только на 79 %… школы повышенного типа обеспечены бурятским составом еще меньше, не более 25 % общего количества учащих» [714] . Предложенная на первом национально-культурном совещании программа предполагала достижение полной национализации бурятской школы, то есть превращения бурятского литературного языка в основной, и «изжития этнической смешанности» примерно к 1930–1931 годам [715] .

Итак, бурятская национальная школа выступала в роли важнейшей структуры, которая, с одной стороны, должна была интегрировать весь бурятский этнос и, с другой стороны, обучать индивида, прежде всего через язык, специфическим практикам этнически окрашенного поведения в обществе.

В контексте национально-культурного строительства рассматривалась и проблема развития бурятского искусства «как неотъемлемой части бурятской этнической культуры». «Основная наша работа… – подчеркивали участники совещания, – должна быть направлена по линии организации нашего национального искусства во всех его видах…» [716] При этом отмечалось, что «художественное искусство – живопись, архитектура, скульптура, орнамент и т. д. наиболее ярко выявлено в дацанах…» [717] И поэтому необходимо вести «специальное изучение и разработку вопросов о дацанском искусстве» [718] , с тем чтобы использовать «его для постройки нового бурят-монгольского искусства…» [719] . Популяризировать и распространять новое бурятское искусство «в массах» должны были образовательные структуры – национальная школа, бурятское учительство, а также специально подготовленные для этого «профессионал-работники по национальному искусству» [720] . Последние «должны быть организаторами, руководителями национально-художественного воспитания в школе и будильниками национального искусства среди народной массы на местах» [721] . При этом подчеркивалось, что «создание прочной базы для развития бурят-монгольского национального искусства» должно происходить «в уже более организованном государственном масштабе» [722] . Иными словами, планировалось создать особую группу людей, которые профессионально занимались бы внедрением определенных этнически наполненных культурно-эстетических моделей в повседневную жизнь бурят.