История Австрии. Культура, общество, политика - Карл ВОЦЕЛКА

Из трех массовых партий, которым либерализм уступил место в монархии Габсбургов, ближе всего к старым либералам были немецко-национальные группировки. Это утверждение касается как партийной организации, основанной на системе союзов и примыкающих к ним организаций, так и программы. Немецкие либералы всегда подчеркивали первую составную часть своего названия, а немецкие националисты благожелательно отреагировали на основание Германской империи в 1870–1871 годах. В идеологическом плане они склонялись к малогерманскому решению, усматривая идеал в присоединении (аншлюсе) немецкоязычных частей монархии к Германской империи и в преобразовании остальных территорий в систему малых государств, окружающих немецкое национальное государство. В том, что касается групп населения, к которым они могли апеллировать, немецкие националисты также обнаруживали большее сходство с либералами, чем две другие массовые партии – социал-демократы и христианские социалисты. В конечном счете, их аудитория была той же, что и у либералов: высшие слои буржуазии и интеллигенции, чиновники, лица с высшим образованием, в особенности же студенты, чьи немецко- /311/ национальные буршеншафты и корпорации представляли собой своего рода резерв для рекрутирования немецко-национальной элиты. Поэтому они не обращались к той части населения, что все еще была лишена избирательных прав, – ни к рабочим, как социал-демократы, ни к крестьянам и мелкой буржуазии, как христианские социалисты, – а основывали свое влияние на поддержке со стороны «имущих и образованных».

Существенные изменения по сравнению с либералами породил антисемитизм, который вождь немецких националистов Георг фон Шёнерер{47} привнес в партию из студенческого движения. Хотя евреи идентифицировали себя с немецкими либералами и могли чувствовать себя, особенно в приграничных областях с тамошним смешением языков, частью «немецкой национальности», из Немецко-национальной партии они были исключены.

«Великая личность» немецких националистов, Георг Риттер[133] фон Шёнерер, которого называли «рыцарь Георг», обладал многими свойствами, присущими прежнему руководству либералов. Любивший поспорить, конфликтовавший со всеми, в том числе с ближайшими товарищами, и чудаковатый, он часто приносил своей партии больше вреда, чем пользы. Тем не менее, его наиболее значительный конкурент Карл Герман Вольф и его пангерманисты никогда не обладали популярностью Шёнерера. Наследием либералов был и антиклерикализм, выраженный в движении «Прочь от Рима» и соединенный с антисемитизмом в формуле «Без Иуды, без Рима строим мы собор Германии» (Ohne Juda, ohne Rom, bauen wir Germaniens Dom).

Антисемитизм играл у немецких националистов, возможно, еще более важную роль, чем у христианских социалистов. В их идеологию были включены новые в ту пору биологические и расово-теоретические элементы: евреи отвергались не «только» как религиозное сообщество и экономическая группа, но и как народ, как «раса», которой приписывались все мыслимые зловредные качества. Для нового типа антисемитизма характерно часто цитируемое высказывание Шёнерера: «Христианин иль иудей – не имеет значения, свинство обусловлено расой» (Ob Jud', ob Christ ist einerlei, in der Rasse liegt die Schweinerei). Этот расовый антисемитизм выражал на словах то, что позже было суждено воплотить в жизнь национал-социализму. Евреи, утверждали немецкие на- /312/ ционалисты, подобны паразитам, которых необходимо истребить, любые отношения сексуального характера между евреями и неевреями должны быть наказуемы, а «еврейских свиней» – любимое выражение немецких националистов – следует изгнать из страны или, что лучше, ликвидировать. Недаром Гитлер восхищался идеями Шёнерера и харизмой Люгера. Хотя и социал-демократы не были свободны от антисемитских тонов, распространению антисемитизма, сделавшего в XX столетии приемлемой для многих идею массового уничтожения, способствовали именно христианские социалисты и немецкие националисты.

Во вновь возникшем спектре массовых партий была всего лишь одна группировка, не занимавшая четких антисемитских позиций, – социал-демократия. Евреи, отходившие от старой либеральной партии, ставшей отныне весьма незначительной политической силой, обращались к социал-демократии, отчасти формируя ее руководящий слой. Это усиливало травлю социал-демократов их политическими оппонентами, шельмовавшими социал-демократию как «еврейскую партию». /313/

Закат великой державы

/313/ Падение правительства либералов мобилизовало их противников, которых называли «железным кольцом». Эта политическая группировка состояла из немецких клерикалов и консерваторов, а также тех представителей славянских народов, которые не бойкотировали заседания рейхсрата, прежде всего, поляков. Граф Эдуард Тааффе сформировал из представителей антилиберальных сил правительство, не имевшее, однако, программы и лишенное «долгосрочной перспективы». В политике господствовал сугубо прагматический подход, когда проблемы решались со дня на день, – это метко окрестили «дальнейшим прозябанием».

Несмотря на отсутствие политической концепции или как раз благодаря этому, кабинет Тааффе продержался дольше любого иного – с 1879 по 1893 г. Политика Тааффе была благожелательной по отношению к славянам, что, однако, не привело к компромиссу с каким-либо из славянских народов по венгерскому образцу. В то же время положительное отношение к славянам имело следствием радикализацию немцев и немецких организаций. Численность немецко-национальных союзов и студенческих объединений росла. Правда, Тааффе в 1882 г. распространил избирательное право на так называемых пятигульденовых избирателей, но значительная часть населения по-прежнему оставалась исключенной из участия в политическом процессе. Дальнейшее расширение избирательного права посредством снижения ценза, которое планировал Тааффе и из-за которого он потерпел поражение, с одной стороны, усилило бы влияние славян, а с другой – привело бы к утрате влияния буржуазии на низшие слои. В 1893 г. «эра Тааффе» закончилась, /314/ но политика «дальнейшего прозябания» продолжалась, став характерной чертой монархии Габсбургов.

Если существовала вообще хоть какая-то сфера, где правительство «железного кольца» пыталось проводить систематическую политику, то таковой было социальное законодательство. Законы сужали сферу использования женского труда и запрещали детский, а также регулировали рабочее время, ограничивая его двенадцатью часами ежедневно, хотя нерабочим днем было только воскресенье. Разумеется, между теорией и практикой зияла пропасть, многие из законодательных положений остались нереализованными, а у рабочих было мало шансов протестовать против такого положения вещей. Важной вехой в рамках социального законодательства стало создание промышленной инспекции, задача которой заключалась во вскрытии и устранении недостойных человека и вредящих здоровью условий труда.

У правительств, приходивших к власти после долгого правления кабинета Тааффе, было нечто общее. Они оказывались недолговечными, постоянно откладывали решение трудных вопросов, а причиной их падения становились национальные противоречия. О том, что национальная проблема не только была предметом отвлеченных теоретических и идеологических дискуссий, но и оказывала сильное и вполне конкретное воздействие на политическую повседневность, ярко свидетельствует школьное дело 1895 г. в Цилли.

В городе Цилли (Целье), который тогда находился в Южной Штирии, а сегодня располагается на территории Словении, проживало этнически смешанное население, на отношения между отдельными группами которого влияли социальные факторы. Большинство жителей города было немецкоязычным, однако незначительная часть горожан и гораздо более многочисленное сельское население округи говорили исключительно по-словенски. Система высшего образования (для словенцев и других ненемецких народностей) была немецкоязычной, что не ставилось под сомнение вплоть до девяностых годов XIX в. Подъем национальностей, родным языком которых не был немецкий, проявился, не в последнюю очередь, и в росте числа их представителей, получающих образование.

У словенцев, народа преимущественно крестьянского, как и у других малых народностей монархии, формировалась сначала немногочисленная, но постоянно росшая буржуазия, желавшая дать своим детям более высокое образование, что сделало бы возможным их дальнейшее социальное восхождение. Для того, чтобы /315/ это образование не привело к денационализации, в данном случае к германизации, оно должно было быть доступным и на словенском языке. Стремление создать в гимназии Цилли параллельный класс с преподаванием на словенском привело к политической буре в стакане воды. Когда в предварительной смете на 1895 г. появился этот параллельный класс – уже после того, как к подобному решению пришли в Марбурге (Мариборе), – коалиция в Вене раскололась, и кабинет Альфреда Виндишгреца пал.