Приговоренные к пожизненному (ЛП) - Джейн Харвей-Беррик

— Уже четыре года как.

Это были первые слова, произнесённые им, после того, как он много лет назад сказал, что я ему больше не сын. А мама просто уставилась на меня.

Никто не разговаривал по пути домой. Я сел на заднее сидение, глядя в окно на то, как дороги, дома и деревья проносились перед глазами. И как только пейзаж стал более-менее знакомым, паника внутри стала угасать. Это было волнительно — видеть места, которые ты можешь узнать. Но, чем ближе мы приближались к тому месту, которое я называл домом, тем тяжелее становился камень у меня внутри.

Мы съехали на знакомую грунтовую дорогу, по краям росли тополя. Они стали выше, чем я запомнил, стали пышнее, но дом казался меньше и немного обветшалым. Отец всегда настаивал на том, чтобы водосток был вычищен, а дом всегда покрашен вовремя. Я помню те времена, когда мы с Майки дико бесились, когда нас заставляли лезть по лестнице, чтобы исправить что-то. А теперь дом выглядел так, как будто здесь ничего не ремонтировали на протяжении долгого времени. Восьми лет, пожалуй.

Внутри дом был таким же, но всё же другим. Новый абажур для лампы тут. Новый стол на кухне там. Гостиная, кажется, поменялась меньше всего, диван и занавески такие же. Только телевизор был новым.

— Я застелила тебе кровать

Я резко поднял голову вверх, поражённый тем, что мама говорит со мной.

Я всматривался в её лицо в поисках ещё чего-то, но она не посмотрела на меня.

— Спасибо, — сказал я в итоге.

Поднялся наверх, останавливаясь у комнаты Майки. Глубоко вдохнул, толкнул дверь и заглянул туда. Ничего, вообще ничего не изменилось. Его одежда всё ещё висела на стульях, как будто он может вернуться в любую минуту и кинуть её туда. Его постеры и рисунки до сих пор были приклеены к стене, а ежегодник был раскрыт на странице с футбольной командой.

Я закрыл глаза, у меня скрутило желудок. Я попятился и направился в свою комнату. Вот место, где всё действительно изменилось. Всё было убрано. Не было больше моих постеров, моих книг, моих школьных вещей, ящики и мой шкаф тоже были пусты. Это больно задело меня — они не планировали, что я вернусь обратно. Мне стало интересно, что же тогда изменилось? Почему я был здесь?

Теперь я знаю, что это был способ наказать меня ещё сильней, как будто я и так не думал о Майки каждый час и каждый день с тех пор, как это случилось.

Возле меня потянулась и зевнула Торри.

—Я что, уснула?

— Ты недолго спала, минут двадцать, может.

— А ты спал?

— Возле меня слишком громко храпели, — улыбнулся я

— Я не храплю! — недовольно заявила она, сильно толкая меня в плечо.

— Ну, раз ты так говоришь, милая.

— А сейчас ты не очень-то вежливый, Джордан Кейн. Могу поспорить, что Майки бы не сказал девушке о том, что она храпит!

Мне нравилось то, что она говорила о Майки, как будто он был настоящим человеком, а не тем, чьё имя должно произноситься только шепотом. Она помогала мне вспоминать хорошие времена, а не только о том, как он умер.

— Как бы я хотел, чтобы ты была знакома с Майки. Он был замечательным парнем.

— Хмм…двое братьев Кейн, — сказала она, нежно улыбаясь, — это звучит как две проблемы для меня.

— Чёрт, да! Мы попадали в кучу дерьма, это точно.

— Звучит так, как будто именно он начинал всё это.

Я улыбнулся про себя.

— Ну да. Он был старше на восемнадцать месяцев. Я просто хотел быть таким же, как он.

На секунду она задумалась.

— Это и смущает меня, Джордан. Когда ты рассказываешь о нём, я представляю себе сумасшедшего плохого парня — вторую версию тебя. Но, когда кто-то другой упоминает о нём, это как будто он был кем-то между святым и ангелом.

Я знал, что она имела в виду, но это только потому, что люди хотят помнить только хорошие вещи.

— Он был настоящим, Торри. Но особенным. Счастливым, понимаешь? Он просто притягивал людей к себе. Как ты.

Она тихо сидела, и я не знал, о чём думала.

— Ты хотя бы попрощался с ним?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, тебя с больницы увезли прямо в колонию. У тебя был шанс прийти на могилу Майки с тех пор, как ты вышел из тюрьмы?

Её слова поразили меня, словно десятитонный грузовик.

— Нет, я…я даже не знаю где…где они его похоронили.

— Это не так сложно выяснить, если ты захочешь пойти.

Хочу ли я? Слово «могила» кажется таким ненастоящим.

Я почувствовал, как её пальцы прошлись по моей груди, и она положила руку над моим сердцем.

— Я пойду с тобой, если ты захочешь …если ты захочешь, чтобы я пошла.

— Не думаю, что могу. Я не заслужил…

Она сильно ударила меня в грудь, и я резко поднял глаза на неё. Она по-настоящему разозлилась, как рассердившийся бык, у которого было настроение как раз для того, чтобы поднять кого-нибудь на рога.

— Ради всего святого, Джордан! Жизнь — это не пожизненный приговор! Но именно так ты её и проживаешь, как будто это наказание. Ты любил своего брата, и, судя по всему, он любил тебя. Неужели хоть на секунду ты думаешь, что Майки хотел бы, чтобы ты вместо того, чтобы жить, вот так медленно сгнивал? Виня себя за то, что выжил именно ты? Виня себя за то, что живёшь? Хотел бы ты такого для него, если бы всё получилось наоборот? Неужели ты не видишь? Ты должен жить за вас обоих!

Она вскочила на ноги и начала метаться в поисках своей одежды. Моё сердце загрохотало в груди, меня начало тошнить.

— Ты уходишь?

— МЫ уходим. Мы пойдём и найдём могилу Майки. Прямо сейчас! — её выражение лица смягчилось. — Поэтому, тебе, наверно захочется надеть штаны.

Был ли я готов для этого? Вероятно, нет. Не думаю, что вообще когда-либо был бы. Но она была права…мне нужно было сделать это.

Я быстро оделся, пока Торри собирала мусор и бумажные тарелки.

— Я даже не знаю как найти её…как…где…в каком именно месте она находится, — признался я, съёживаясь от этой мысли.

Торри покосилась на меня.

— Эм…я уже вроде как знаю.

Я повернулся, чтобы посмотреть на неё. Она немного нервничала, но с вызовом выдвинула подбородок.

— Знаешь?

— Ну, да. Ты против?

Я протяжно выдохнул.

— Нет, не против, просто…— я прошёлся рукой по волосам, — это слишком много, чтобы принять сейчас.

Она кивнула, настороженно глядя на меня, как будто я собирался удрать.

Мысль о побеге определённо проскочила в голове. Что было глупо, потому что я никогда даже не думал о нем, пока был всё ещё на условно-досрочном. Моя первая неделя с родителями была такой ужасной, что я, на самом деле, думал о том, чтобы натворить что-то, чтобы меня обратно отправили в тюрьму. Думаю, что хоть какой-то здравый смысл ко мне вернулся, поэтому я держался до последнего