Слепое пятно - Холл Остин

— Могу я спросить, Рамда Геос, что заставило тебя выступить с таким утверждением? Для начала, как ты докажешь, что этот человек, — он кивком указал на Уотсона, — не является просто одним из нас же, д’хартианцем или коспианцем?

Геос немедля ответил:

— Вы знаете, как его нашли, Бар Сенестро. Или у вас нет глаз? — судя по всему, Геос был уверен, что иных доказательств не требуется.

— Разумеется, — благодушно отвечал Бар. — У меня весьма зоркие глаза, Рамда Геос. А помимо них, есть еще и рассудок, дабы размышлять. Но вот воображение, боюсь, меня подводит. Я вижу перед собой существо, ничем от меня не отличающееся. Как вы докажете, что оно — подтверждение сверхъестественного?

— Вы скептик, — просто ответил Рамда. — Даже глядя на него в упор, вы полны сомнений. Но разве же вы не помните слов великого Авека? Разве не знаете пророчества Харадоса?

— Истинно так, Геос — помню и то, и другое. Особенно надпись на стене храма. Разве не сказал сам пророк: «И смотрите, в последние дни появятся меж вас самозванцы. Их вам надлежит побивать»?

— Всё это так, Бар Сенестро. Но вы хорошо знаете, как и все мы, что истинное пророчество должно исполниться, когда откроется «пятно». Разве его исполнение не началось тогда, когда Авек и Нервина прошли на другую сторону?

— Исполнение, Геос? Быть может, то был знак, предвещающий появление обманщиков! Конец не наступит, пока ВСЕ условия не будут соблюдены!

Но тут сочла за должное вмешаться Арадна.

— Сенестро, ты готов осудить этого человека, не дав ему сказать ни слова в свою защиту? Разве это честно? Кроме того, он не кажется мне похожим на обманщика. Мне нравится его лицо. Быть может, он — один из избранных!

Это последнее слово заставило Бара нахмуриться. Его взор медленно переместился на Уотсона; он быстро смерил его глазами, в которых читался холодный расчет.

— Очень, очень верно, о Арадна. Я бы и сам хотел позволить ему сказать что-нибудь от себя. Пусть позабавит нас своими речами. Что ваше величество хотели бы услышать, о Арадна, от этого призрака?

В его речах звучала ядовитая насмешка Чик резко повернулся к Бару. Их взгляды скрестились, и встреча эта не очень-то польстила Уотсону. Он был слегка неустойчив, самую малость сомневался в собственных возможностях. Он рассчитывал, что суеверие Рамд послужит ему опорой, пока он не встанет на ноги, однако это нежданное неверие его смутило. Однако же он не был трусом, и это чувство сгинуло почти что сразу же. Он направился прямо к трону Бара и заговорил снова, повинуясь чистому наитию:

— Арадна сказала правду, о Сенестро — или о Зловещий[4], или как тебя там называют. Я требую честного слушания! Мне это причитается, ведь я прибыл из другого мира. Я последовал… за Харадосом!

Если Уотсон полагал, что раскусил Бара, то он ошибался. Глаза принца внезапно вспыхнули острым удовольствием. В мгновение ока его враждебность сменилась чем-то удивительно напоминающим восхищение.

— Хорошо! Между прочим, вы отлично сложены, да и вид у вас здоровый, странник.

— Не без того, — ответил Уотсон. — Однако я не в настроении обсуждать свою внешность. Уж конечно, я не уродливее некоторых буду.

— Еще и дерзите, — продолжал тот довольно беззлобно. — Знаете ли вы что-нибудь о Баре, с которым разговариваете так развязно?

— Я знаю, что вы намекаете, будто я лгу. Вы предположили это, выслушав ученого Рамду Геоса. Вам известны факты, вам известно, что я пришел от Харадоса. Я…

Но не слова Уотсона увлекали Бара. Стройная, хорошо сложенная фигура Чика, его стремительные движения перевесили мысли о пророке в голове человека на троне. Его радость говорила сама за себя.

— Вы действительно замечательно сложены, странник, — просто сделаны из железа, у вас прекрасная мускулатура, совершенные линии, вы двигаетесь быстро и точно!

И Бар сказал что-то одному из своих прислужников с тяжелыми лицами, потом внезапно встал и спустился с престола. Подойдя, он остановился рядом с Уотсоном.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чик подобрался. Принц был на дюйм его выше, его руки были обвиты жгутами мышц. Под розоватой кожей Чик мог разглядеть едва заметную, словно бы кошачью, игру силы и бодрости. Он ощущал мощь этого человека, его цепкий, придирчивый взгляд, походку ягуара и уверенность плавных движений.

— Странник, — произнес Бар, — да вы ПОИСТИНЕ атлет! Кто вы по национальности — коспианец?

— Не коспианец и не д’хартианец, я — американец! Да, кое-кто говорил мне, что я с виду похож на мужчину. Льщу себе надеждой, что и повадки у меня мужские.

— И храбрые речи, — все еще пребывая в отличном расположении духа, принц спокойно протянул руку и потрогал бицепс Уотсона. Его глаза загорелись еще ярче. Может, он и не был поклонником приличий, но ценил по достоинству телесное развитие.

— Братец! Да вы ТАКИ силач! Скажите мне… вам известно что-нибудь о ЖЕСТОКИХ ИГРАХ?

— Кое-что. Сыграем в любую по вашему выбору.

Но принц покачал головой.

— Ну уж нет. Я не прошу нечестного преимущества. Вы — желанный и своевременный гость. Пусть соревнование состоится на ваших условиях. Тем славнее будет моя победа!

Но маленькая королева решила вмешаться.

— Сенестро, неужели так предписывает себя вести кодекс Баров? И ваше предложение гостю не кажется вам неуместным? Умерьте свое нетерпение помериться силами! Сперва вы вздумали атаковать его словесно, а теперь и физически… Помните, я — королева, у меня есть власть над вами.

Сенестро поклонился.

— Ваши желания для меня закон, о Арадна! — затем, повернувшись к Уотсону, он добавил: — Я слишком горячусь, странник. Вы сложены лучше всех, кого мне доводилось видеть за множество циклов. Но я превзойду вас! — Он направился к своему трону и снова сел. — Пусть расскажет нам свою историю. Повторяю, Геос, при всей своей красоте он — самозванец. Когда он закончит, я изобличу его. Прошу лишь, чтобы после этого его передали мне.

Было очевидно, что Томалии везет на чудаковатых правителей. Если Бар Сенестро и был жрецом, в нем явно было куда больше от солдата. Брошенный им пламенный вызов задел какую-то струну внутри Уотсона; он понял, что рано или поздно ему придется сойтись с этим Александром в бою, и эта мысль его совсем не радовала.

— Что я должен сказать или сделать? — спросил он у Рамды Геоса. — Что они хотят от меня услышать?

— Только то, что вы сказали мне: расскажите им о Нервине и Рамде Авеке. Принц — светский человек, но Рамды будут к вам справедливы.

Тогда Чик обратился к Мудрецам. Казалось, они привыкли к вспышкам Бара и преспокойно ждали своего. Уотсон в нескольких словах описал Нервину и Авека, их внешность, повадки — всё. К счастью, тут ему не пришлось притворяться. Когда он закончил, раздался одобрительный ропот.

— Это правда, — сказала юная королева. — Это действительно моя двоюродная сестра Нервина. Я не знакома с Рамдой, но, судя по вашим лицам, это наверняка он. Сенестро, что вы скажете на это?

Но Бар не был убежден ни на йоту.

— Это просто ребячество. Разве я не говорил, что он из нашего мира — д’хартианец или коспианец или еще кто-то? Разве вся Томалия не знает Нервину? Рамду Авека видели немногие, но что с того? Кто-то же видел. Слова этого чужеземца ничего не подтверждают. Говорю вам, испытайте его.

— Испытать? — притихшим голосом спросил Геос.

— Именно. Никто, кроме отсутствующего здесь Авека, не ведает, каков на самом деле Харадос. Среди нас нет никого, кто видел бы его изображение. Это — тайна для всех, кроме Высокого Рамды. И все-таки при подобных затруднениях Лист вполне может быть открыт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Уотсон, недоумевающий, что бы это могло значить, внимательно слушал принца, а тот продолжал:

— Предписано, что есть случаи, когда это могут увидеть все. Уверен, сейчас именно такой случай. Так пусть этот странник опишет Харадоса. Он утверждает, что видел его, что он — будущий зять пророка. Славно! Пусть опишет нам Харадоса! А потом откройте Лист! Если скажет правду, мы поймем, что он действительно посланник Харадоса. Если ошибется, я требую его для своих целей.