Банда - Виктор Пронин

Да, был такой разговор, — неохотно согласился Голдобов.

— Должен вам напомнить, дорогой Илья Матвеевич, что такие же ключи есть и у вас.

Голдобов молча поднялся, пошарил в карманах и положил перед Заварзиным ключи на тонком блестящем колечке. Потом, ни говоря ни слова, снова сунул их в карман.

— Понял? — спросил он. — И никто, ни одна живая душа не знает, откуда эти ключи, куда можно проникнуть с их помощью, где замки, которые можно отпереть этими ключами. Я пользовался ими только два или три раза.

— Знаю, — кивнул Заварзин. — Когда одна красотка никак не могла найти место для ночевки.

— Чем они плеснули мне в глаза? — спросил Голдобов, немного успокоенный тем, что у Заварзина ключи оказались в порядке.

— В туалете стоял небольшой баллончик дихлофоса... Жара, в комнате комары летают... Иногда перед сном я выпускаю в воздух немного этой отравы. Скорее всего они приняли вас за очень большого комара.

— Да так удачно, что я всю ночь глаза держал под проточной водой.

— Значит, пригодилась моя отрава. Вам еще повезло. Не окажись дихлофоса, неизвестно до чего бы дело дошло.. Так что вы хорошо отделались.

— Никто еще не отделался, Саша, — тихо проговорил Голдобов, снимая остроту разговора и как бы извиняясь за обиду. — Никто. Говоришь, звонил следователь, который занимается Пахомовым? Вызывает на допрос?

— Похоже на то, Илья Матвеевич.

— А! — Голдобов досадливо махнул рукой. — Он, видишь ли, был моим водителем... Мы, видишь ли, давно знакомы... Его жена, видишь ли... Анцышка заверял меня, что поручил дело последнему дураку. Если этот Пафнутьев у них последний дурак, то могу себе представить, как работает первый дурак. Уж больно цепким оказался. Слышишь? Я говорю, что Пафнутьев оказался слишком цепким.

— Отстранить от дела! Пусть Анцышка и займется.

— Нельзя. Пока нельзя. Но вот если с ним что-то случится... Тогда другое дело, — Голдобов бросил быстрый взгляд на Заварзина, и тот опустил голову, чуть заметно кивнул. — Жехова он расколол так быстро, что... Пришлось принимать срочные меры. Колов в штаны наделал, а это с ним бывает нечасто.

— Еще повезло, что успели.

— Да, вроде, сошло. Дело не возбудили, уже хорошо. И Колову легче — отчетность будет лучше, все-таки несчастный случай. Но Пафнутьев... Он и на тебя вышел. Ты это должен знать — на тебя он вышел. Мне доложили ребята из автоинспекции. С этим зеленым лимузином мы погорячились. Жди вызова.

— Пока не вызывал.

— Теперь этот ночной визит... Не нравится мне это, ох, не нравится. Полная неизвестность — вот что плохо.

— Выясним, — заверил Заварзин.

— Чувствую свежий ветерок за спиной, — вздохнул Голдобов, — чувствую холодный сквознячок последнее время. Это нехорошо.

— Может, написать заявление в милицию? Пусть поработают, пусть поищут моих ночных гостей, а?

— Не надо, — Голдобов нервно постучал короткими толстыми пальцами по подоконнику, — не надо. Все-таки не надо... Чемоданчик больно... Чреватый. Ах, как жаль чемоданчик, как жаль! Опять же Пафнутьев...

— Утрясем, — сказал Заварзин.

Голдобов промолчал и этим как бы дал согласие. Более того, молчание прозвучало почти требованием. Заварзин лишь усмехнулся про себя, он понял хитрость Голдобова — тот вроде ни о чем не просил, ни на чем не настаивал, но приказ отдал.

— Ты все понял?

— О чем вы?

— Ночные гости висят на тебе. Мы не сможем работать дальше, если не будем знать все. Сейчас даже не знаем, как понимать, как к этому относиться. И меня беспокоит этот придурочный следователь.

— Может быть, поговорить с Анцышкой?

— Пока говорю с тобой. И больше ни с кем. Ты понял? Никто, кроме нас с тобой, об этом разговоре не знает. Николай Колов, никакая Анцышка. И шантрапу свою приструни. Ложимся на дно. Никаких пьянок, сделок, разборок. Честно зарабатывайте свой хлеб ремонтом машин. И старайтесь ремонтировать качественно. Заведите книгу благодарностей. Просмотрите свои карманы, ящики столов, склады, номера телефонов. Ложимся на дно, Саша.

— Я понял, Илья Матвеевич. Думаете, есть опасность?

— Опасность всегда есть.

— Но если ложимся на дно... Как быть с Пафнутьевым? — спросил Заварзин, зная заранее, что не произнесет Голдобов ничего внятного.

— Думай, Саша. Решай. Как сказал классик — твори, выдумывай, пробуй, — он с силой хлопнул Заварзина по плечу.

До кооператива “Автолюбитель” Пафнутьев добрался на попутном “москвиче” — пыльном, дребезжащем, щелястом. Похоже, хозяин давно использовал его для хозяйственных нужд — картошка, удобрения, строительство дачи.

— Спасибо, дорогой, — и Пафнутьев с облегчением шагнул из машины на прожженную солнцем обочину. Даже ворота были приоткрыты и он свободно прошел во двор. К нему же направился длинноволосый сутулый парень с маленькими, узкопоставленными глазками.

— Вы, простите, по какому вопросу?

— Следователь, — Пафнутьев привычно показал красные корочки удостоверения. — Прокуратура. Пафнутьев. Павел Николаевич.

— Подгайцев.

— Очень прятно.

— И мне очень прятно.

— Жара...

— Да, просто нечем дышать.

— Тяжелая у вас работенка!

— Да я смотрю, и у вас не легче.

— Вот и познакомились.

Пафнутьев ходил по гаражу, улыбчиво рассматривая хозяйство — от склада запасных частей, до ремонтных ям. Везде было ему любопытно, все вызывало неподдельный, почти детский интерес. Подгайцев охотно отвечал на несложные вопросы, но проскальзывало в его ответах и насмешливое ожидание — что, мол, дальше? Он понимал, что разговор впереди и приглядывался, привыкал к новому человеку, пытаясь понять его цель. Пафнутьев тоже не торопился с подозрениями. Помещение ему показалось достаточно просторным и неплохо приспособленным для ремонта машин. Однако, в то же время он отметил запущенность, какое-то пренебрежение к самой работе. Ремонтные ямы неплохо бы почистить, убрать лишние детали, просмаленное тряпье, сваленное в углу гаража, можно вообще вынести на пустырь и сжечь, а запчасти — разложить на полках, чтобы все были под рукой, на виду, а то ведь нужно немало покопаться в этой куче, найти необходимую деталь.

Как ни сопротивлялся Пафнутьев, но не мог от этого отделаться — ему казалось, что многое в гараже как бы напоказ, словно кто-то спешно, на скорую руку стремился создать видимость ремонтных мастерских. Здесь почему-то курили, хотя пожар мог вспыхнуть от одной небрежно брошенной сигареты. Освещение внутри было явно слабое, работать при таком свете невозможно. И одинокий “жигуленок” с поднятым капотом не убеждал Пафнутьев. Сомнения его множились и он их уже не устанавливал, чувствовал, что его обманывают. Так бывает — еще вроде бы ничего не сказано, но в воздухе стоит запах обмана. И он сделал первый вывод — рабочее место не выглядело рабочим. Проходя мимо “жигуленка”, мимоходом провел рукой по дверце, а отойдя, посмотрел на пальцы. Так и есть — густой слой пыли. Причем, пыли не дорожной. К машине последнюю неделю, наверняка, не притрагивались.

За Пафнутьевым, не отпуская его ни на шаг, плелся длинноволосый парень, назвавшийся Подгайцевым. Он несколько раз порывался что-то объяснить, Пафнутьев кивал благодарно, не прерывая его, но вопросов не задавал, и Подгайцев замолчал. Лишь изредка посылал ребятам, разбросанным по двору, какие-то сигналы — не то успокаивал, не то призывал к бдительности.

— Сколько вас здесь работает? — неожиданно повернулся к нему Пафнутьев как раз в тот момент, когда Подгайцев махал кому-то рукой.

— Четверо. Я и трое механиков. Они все здесь, кстати.

— Значит, вы и есть главный?

— Нет, я бригадир. Есть еще директор, или правильнее сказать, председатель кооператива.

— Как его зовут?

— Саша... Простите, Александр Заварзин.

— Это он по городу на “мерседесе” разъезжает?

— Кто его знает, — Подгайцев на всякий случай уклонился от ответа.

— Не понял? — повернулся к нему Пафнутьев. — Вы механик, ремонтируете автомобили, в своем деле профессионал... И не знаете, какая машина у вашего председателя?

— Видите ли, — Подгайцев понял, что слегка влип, — тут такое дело... Конечно, я знаю, на какой машине он ездит. Знаю, в каком она состоянии, сколько километров прошла, сколько литров бензина жрет. Но машина — это нечто личное, почти интимное, — он усмехнулся, — и говорить о ней без хозяина... Это все равно, что обсуждать прелести его жены. Мне так кажется.

— Надо же! — покачал головой Пафнутьев. — Забавно.

Ну, а все-таки, зеленый “мерседес” — его машина?

— Я не знаю, какой “мерседес” вы имеете в виду.

— Плывете, гражданин Подгайцев, плывете, причем на ровном месте.

— Это в каком смысле?

— В прямом. Я думаю, можно сказать, самый невинный вопрос. А вы юлите. Следовательно, делаю вывод — вам есть что скрывать.

— Это ваша работа, — замкнулся Подгайцев.