Галактический враг - Маргарет Уэйс

– Так далеко? – простонал Таск и поудобнее уселся на широкую, но неровную спину грона и поплотнее застегнул куртку. – Мы когда туда доберемся – в следующем месяце?

Олефскому это показалось очень смешным, и он разразился хохотом, отчего со склонов покатились валуны.

Парень залез внутрь куртки – может, это вовсе и не куртка была, а его густая борода? – Таск не разобрал, и выудил оттуда бутылку, которую предложил наемнику.

– Попробуйте!

Таск просиял, схватил бутылку, отвинтил крышку и понюхал.

– Что это?

Ответ, последовавший в изложении переводчика, звучал приблизительно так: «Чтобы ноги не отмерзли».

– Что ж, была не была. – Таск сделал глоток и тут же понял, что ему предложили. Обжигающая жидкость пробежала по телу, ударила в голову, пронзила пальцы ног.

Таск устроился поудобнее в обнимку с бутылкой: в такой компании дорога веселей.

Медведь и Дайен ехали на небольшом расстоянии от них. Медведь попросил юношу рассказать о последних событиях, но тот поначалу молчал. Он никогда не был в таких краях, никогда не дышал таким чистым воздухом, сладким от запаха хвои. Величие дикой красоты возвышающихся гор ошеломило его. Он смотрел вверх на вершины, взметнувшиеся высоко в небо, белые на фоне ослепительно голубого, и вдруг понял, что, верно, такие же чувства испытываешь, находясь у трона Господня.

– А теперь, – усевшись поудобнее на гроне, произнес Медведь, – выкладывайте, что там происходит.

Дайен оторвал свой восхищенный взор от неба и приступил к рассказу.

Медведь слушал внимательно, не перебивая, не задавая вопросов. Но, когда временами он глядел через плечо на Дайена, его скуластое, веселое лицо выражало мрачную торжественность. Дайен закончил. Медведь вздохнул, вздох его походил на порыв ветра, потом он подергал в задумчивости бороду.

– Я должен был остановить Мейгри. Отговорить ее, – сказал Дайен.

– Эх, парень, ты скорее бы уговорил эту речку поменять русло или солнце сегодня погаснуть. Может, ты и король и владеешь магией Королевской крови, но ты – смертен, и есть силы, перед которыми ты беспомощен.

Медведь снова глянул через плечо: цепкий взгляд его сверкнул сквозь заросли волос.

Дайен вспомнил обряд инициации и почти те самые слова Мейгри, которые она тогда сказала ему. Он ничего не ответил, он ехал молча, думая о своем и наблюдая, как на вершины гор набегают снежные облака. Несколько снежинок, искрящихся, ослепительно белых в лучах прячущегося солнца, пролетели мимо него и сели на доху Медведя.

– Она бы все равно полетела к нему, что бы ты ни делал и ни говорил, парень. В глубине души ты и сам это понимаешь, так что не терзай себя.

– Может быть, – сказал с сомнением Дайен. – Но почему? Не понимаю.

– Не понимаешь, парнишка? – Медведь приподнялся, повернулся и внимательно посмотрел на Дайена. Наконец он покачал головой, снова повернулся к грону. – Зеленый еще.

Слова с трудом пробились к Дайену сквозь снежную пелену.

Дайен прикусил губу, схватился за шерсть грона, впился в кожу ногтями. Грон фыркнул, покосился, чтобы понять, что произошло.

Может, Медведь и заметил, что Дайену не по себе, но виду не подал.

– Мне жаль Сагана, – сказал он тихо. – Страшная судьба у него: стать убийцей человека, которого он любит.

– Любит? – спросил пораженный Дайен. – Кто говорит о любви? Между ними ее не может быть.

– Говорит! – взревел Олефский, отчего грон испуганно засеменил по тропе. – Говорит!

Медведь остановил грона, повернулся.

– Вот что я скажу тебе, парень. Кто, просыпаясь утром и вдыхая полной грудью, говорит: «Воздух, я люблю тебя». А ведь без воздуха мы погибнем. Кто говорит воде: «Я люблю тебя!» – а без воды мы погибнем. Кто говорит костру зимой: «Я люблю тебя!» – а без огня мы замерзнем. Так что уж тут «говорить»!

– Но как могут двое любящих людей делать по отношению друг к другу такие чудовищные вещи?

– Любовь и ненависть – близнецы, рожденные одной матерью, но сразу не разлученные. Гордость, непонимание, ревность порождают ненависть, толкают человека на разрушение своего брата или сестры. Но любовь, если она защищена почтением и уважением, всегда оказывается сильнее.

Солнце скрылось за тучами, все вокруг стало серым. Пошел сильный снег, было совсем безветренно, и он падал прямо, не кружа и не петляя, садился на ресницы Дайена. Юноша принялся быстро моргать, чтобы избавиться от него. Он чувствовал ледяной вкус, когда снег попадал на губы и в рот.

Медведь отряхнулся, как зверь, чье имя он носил, повернулся лицом к дороге, ударил ногами грона в бока, заставляя его тронуться с места. Двое других ушли далеко вперед, скрывшись из виду. Лес, запорошенный снегом, стал вдруг неправдоподобно тихим. Дайен не мог понять, рассердился Олефский или нет, но голос Медведя, когда он снова заговорил, был полон мягкой, как падающие снежинки, грусти.

– Почему Саган семнадцать лет искал Стражей, как ты думаешь? Чтобы тебя найти, парень. Он дорожит тобой. Но не так, как своей половинкой, которая надолго исчезла. А почему она ждала семнадцать лет, когда он найдет ее? Потому что она не могла больше быть в разлуке со своей половинкой, как тело не может без сердца.

– Но он же собирался ее казнить...

– И казнил? – Сверкающий глаз вперился в Дайена сквозь снежную пелену, побелившую спутанную гриву Медведя.

– Нет. Потому что Мейгри заставила его драться на дуэли.

– Заставила? Командующего на борту собственного космического корабля с тысячью человек под его командой сумела одна женщина заставить сражаться с ней в честном поединке? – Олефский усмехнулся. – А когда эта дуэль началась, почему же один не убил другого?

– Потому что коразианцы пошли в атаку...

– К счастью для них, добрый Боженька вмешался, а то бы пришлось искать другой предлог.

– Саган поклялся убить ее, – сказал Дайен чуть погодя. – Он попросил Бога сохранить ей жизнь, чтобы он сам расквитался с ней.

Медведь снова вздохнул, отчего слетел снег с его плеча.

– Да, парень. Недаром говорят: «Семь раз примерь, один раз отрежь».

– Но если он на самом деле любит ее, он не может причинить ей вреда. А если он сделает то, что говорит ему вещий сон, значит, он сам этого хочет. Ничто и никто, даже сам Господь, не в состоянии заставить Дерека Сагана что-нибудь сделать, если он сам этого не захочет.

– А между тем он сбежал, так? Не похоже, что по доброй воле, больно неподходящее время. Да поможет ему добрый Боженька. И его миледи. Я им этого желаю. Чудно, ты веришь в сны, судьбу и доброго Боженьку. Раньше ты смеялся над этим.

Дайен отбросил мокрые от снега волосы, печально улыбнулся:

– Я много думал над этим. Не могу сказать, что раньше я заблуждался. Просто хочу сказать, что теперь я не знаю наверняка, что правильно, а что – нет.

Олефский снова взглянул через плечо на Дайена.

– Ты не такой зеленый, как я считал.

Замок Медведя или Берлога, как он шутливо называл его, был массивным, внушительным зданием, построенным целиком из камня в строгом, средневековом стиле, с четкой планировкой. У Дайена сложилось такое странное впечатление, что они, покинув свой корабль, не с гор спустились в долину, а перебрались в далекое прошлое.

Ему показалось, как только он очутился в замке, что все это – и ров, заполненный водой, и разводной мостик, и мощенный плитами двор со следами, оставленными на них разной живностью, – не настоящие, а декорации для представления, которое разыгрывает не успевший повзрослеть человек. Но увидев в огромном каменном зале Медведя, гревшегося возле рокочущего камина, ласкавшего огромную собаку какой-то неведомой породы, а другой рукой стряхивающего с бороды растаявшие снежинки, Дайен вынужден был признать, что Олефский именно так и живет, по-другому он и не смог бы.

И через несколько мгновений Дайен понял, что ощущает в этом доме Медведь. Промерзнув до мозга костей, с посиневшим от холода лицом, со снежной коростой на бровях и ресницах, король приблизился к потрескивающим поленьям. От его сырой одежды валил пар. И он подумал, до чего же хорошо следить за язычками пламени, какой приятный запах у горящего дерева и как здорово – вот так стоять у камина и наслаждаться теплом!

Стены зала были увешаны гобеленами и щитами, потолки были очень высокие. Сверху свешивались разноцветные флаги и флажки, слегка закопченные от дыма камина. Мебель была безыскусной, то, что составляло предметы первой необходимости, – деревянный стол длиною почти на весь зал и много тяжелых с высокими спинками стульев. Медведь с сыновьями придвинул стулья к огню. И Олефский с неуклюжей любезностью пригласил гостей рассаживаться.

Но гостям оказалось сложно совершить этот нехитрый поступок из-за непомерных размеров стульев. Низенькой Ноле пришлось буквально карабкаться, а когда ей удалось залезть и она попыталась откинуться на спину, то просто исчезла из виду. Таск пристроился на самом краю стула, стараясь сохранять невозмутимую мину, хотя его злило, что он не достает ногами до пола. Дайену, который был повыше своего приятеля, повезло больше. Он доставал до пола, но он не мог облокотиться обеими руками на подлокотники – слишком далеки они были друг от друга.