Особая группа НКВД - Сергей Богатко

В начале 1943 года разведка доложила, что вблизи станции Тайны под Ленинградом немцы закончили сборку самой большой в мире пушки «Дора». Она была доставлена из-под Севастополя, где применялась при осаде крепости в паре с орудием «Густав». «Дора» была смонтирована на специальной железнодорожной платформе, имела калибр 807 мм и скорострельность один выстрел в двадцать минут. Ее разработка началась в середине 1930-х годов с целью взлома французской оборонительной линии Мажино. Артиллерийская установка использовала бетонобойные снаряды весом 710 кг и фугасные — весом 450 кг. Дальность — 24 км. Масса установки 1350 тонн. В сопровождающий комплекс входили энергопоезд, состав техобслуживания, состав боеприпасов, три подвижные зенитные батареи, технические летучки. Общая численность обслуживающего состава системы — 4 тысячи человек. С французами долго воевать не пришлось. В июле 1941 года «Дору» перебросили в Крым, где она поддерживала своим огнем немецкие войска, штурмовавшие Севастополь, выпустив более ста снарядов. Ствол «Доры» длиной достигал тридцати метров, лафет — высотой с трехэтажный дом. К счастью, до центра Ленинграда снаряды «Доры» не доставали. Но на окраинах города разрушения они производили ужасные. Заход на бомбежку предусматривался с юга. Отбомбиться по цели — и назад. Из штаба Кудряшов и Румянцев выходили вместе с другими командирами и штурманами. «Брифинг» («предполетное совещание» — это словечко перешло от союзников-англичан и только начало входить в моду) — оставил многие вопросы без ответа.

— Знаешь, Джан, не по душе мне этот маршрут, — признался Кудряшов своему штурману.

— Уж чего хорошего, — согласился Румянцев. — Заслон ПВО по линии фронта мощный, зенитных батарей густо. Но комдив пообещал, что вначале наши штурмовики поработают, придавят ПВО. Под штурмовкой не особенно прицелишься. Как-нибудь проскочим.

— Ладно, — оживился вдруг Кудряшов. — Туда проскочили. На цель вышли, ты бомбы сбросил. Делаем разворот, уходим вправо и опять подставляем брюхо зениткам; а они уже очухались, получили от своего начальства нагоняй, разозлились и ждут, когда мы будем возвращаться… Штурмовиков-то где будешь искать?

— Что ты предлагаешь?

— Просто обидно рисковать…

— А ты хочешь сам бить, да чтобы сдачи не получать? К сожалению, так всегда бывает… Всегда, да не всегда, — загадочно произнес Кудряшов и остановился, осененный какой-то мыслью. — Постой, а если я делаю разворот влево?.. Что вправо, что влево…

— Правильно, Джан, ни вправо, ни влево разворачиваться не будем. А куда денемся?

— Пошли обратно в штаб. Есть одна идейка.

«Идейка» состояла в том, чтобы на цель выходить не с юга, а с севера, в обход Ленинграда. Над Онегой, Ладогой, Карельским перешейком, Финским заливом. Нагрянуть с моря под прикрытием кронштадтских батарей, разгрузиться над целью и без задержки прямиком домой. Таким образом, над вражескими зенитками они появятся только один раз, да еще противник понадеется, что как пришли бомбить с моря, так и возвращаться будут в ту же сторону.

— Ну, «стратеги», — нахмурился начштаба. — Еще через Северный полюс придумаете летать. Вместо бомб хотите запас бензина возить?

— Нет, хватит и обычной заправки, — вмешался Румянцев. — Я делал прикидки по этой трассе. Мы же на дизелях летаем…

Конечно, новый вариант был более сложным с точки зрения организации операции и полетного времени занимал больше, но преимущества его были весомы.

— Жить захочешь, станешь и стратегом, — усмехнулся Кудряшов, когда стало ясно, что штаб дает добро.

Видимо, командованию понравилась не столько идея, сколько нестандартный подход, штабисты вдохновились и довели ее до совершенства. Бомбежка «Беззаботной» летчиками 36-й дивизии и еще двух соединений была организована четко. Цель обрамлялась прожекторным световым квадратом, который даже при плохой видимости хорошо был заметен с воздуха. Для ориентировки самолетов вдоль нашей передовой линии на дне окопов были зажжены костры. Над Кронштадтом и в Пулкове два мощных качающихся прожектора словно под уздцы вели бомбардировщиков. Там, где луч кажется летчику неподвижным, — створ. Достигнув перекрестья створов, самолет словно «вспухал», освобождаясь от груза: две тонны бомб в люке и еще 800 килограммов, что под крыльями, уходили в темноту…

Тех крупповских монстров, из которых гитлеровцы расстреливали Ленинград, можно было уничтожить лишь прямым попаданием, что маловероятно при ночных бомбежках с высоты. Однако установки эти представляли собой целые заводы с подъездными рельсовыми путями, тележками, лебедками и прочим хозяйством.

О результатах удара узнали на следующий день. Из Ленинграда сообщили: батарея замолчала. Это означало, что дьявольское производство в затруднении. Монстры молчали почти неделю, потом снова заговорили, принялись долбить город. Бомбардировщики провели новый налет все тем же маршрутом, и ленинградцы получили еще несколько дней передышки. И еще трижды налетали бомбардировщики на «Беззаботную», ставя заглушки гаубицам. По два-три раза за ночь летали на бомбардировку объектов в полосе прорыва блокады, где 18 января 1943 года южнее Ладожского озера был создан коридор шириной 8–11 км, через который Ленинград получал прямую сухопутную связь с Большой землей. Труднее было, когда они работали на Сталинград. Там линии окопов проходили на расстоянии броска ручной гранаты. Для обозначения своих тоже применяли костры, разложенные на дне окопов, и пересечения прожекторных лучей. Бомбы обрушивали прямо в световой крест.

Что-то случилось с немцами там, под Сталинградом. И дело не в том, что сил у них стало меньше, — наши потери были гораздо большими. По приказу Геринга в район Волги были переброшены асы ПВО Берлина «Трефовый туз» — самые искусные летчики-истребители Германии. Но наши летчики, быть может, раньше других почувствовали трещинку, появившуюся в характере завоевателей: меньше стало уверенности, инициативы, на какую-то неуловимую долю секунды замедленней реакция в воздушных боях, больше шаблона, чаще ошибки… Сложна техника авиационная. Еще сложней душа человеческая, так называемый «личностный фактор», от которого зависит столь многое при боевых вылетах.

Как помогали обрести уверенность и равновесие русские песни — широкие, светлые!.. Были у них на аэродроме гармони, и баяны, и гитары. Поэт-любитель сочинил немудрящую дивизионную песню про базу в Астафьево, про рев моторов и приказ «По самолетам!». Стихи сложились быстро, а с мелодией оказалось трудней. Взяли готовую, пели на мотив старинного шахтерского «Коногона», но с большей бодростью. Комдиву песня очень нравилась, он слушал ее с удовольствием и даже иной раз сам подтягивал припев.

Солдат-мотор

Небо называют пятым океаном. А что же радиоэфир? Это тоже океан, еще более таинственный, труднопостижимый. Здесь царят особые законы. И в этой стихии действуют свои первопроходцы, лоцманы, капитаны, спасатели, пираты. В годы войны эфир становился ареной борьбы не на жизнь, а на смерть. «Funkelspiel» (нем.) — «радиоигра» — прием, применяемый спецслужбами для организации провокаций, как правило, крупномасштабных. Во время Второй мировой войны «игры» практиковались при захвате неприятельских радистов, которых вынуждали работать под диктовку. Раздобыть радиста, шифры, коды, другие данные радиосвязи считалось важнейшей задачей. Непревзойденным мастером «радиоигры» считался начальник гестапо Генрих Мюллер. Только с советской разведкой он провел более ста крупных функельшпилей, причем нередко они завершались уничтожением разведгрупп и диверсионных отрядов. Особое значение придавалось службам радиоперехвата. Современные военные историки отмечают, что накануне войны, тщательно собирая обрывки русских радиопереговоров, абвер сумел обеспечить свою авиацию достоверной информацией о стратегической концентрации, численности, системе управления, организации и самолетном парке ВВС в западных районах.

Возможность организации противником прослушивания эфира и «радиоигр» учитывалась при организации ЦШПД — Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования. Начальником штаба был назначен Пантелеймон Пономаренко — инженер-путеец. Ему-то и предназначалось стать организатором «рельсовой войны». В конце августа 1942 года состоялось совещание командиров наиболее крупных партизанских отрядов и объединений. Среди прочих были там такие легендарные личности, как Дука, Дымников, Емлютин, Ковпак, Сабуров, Покровский, Ромашин, Матвеев, Шмырев, Козлов, Гузенко, Воропай.

На встрече с руководством страны, когда речь зашла о координации действий, командиры высказали единое мнение: если не будет надежной связи, то нет никакого смысла создавать и штабы союзных республик и областей. Ворошилов тут же заявил, что радиоузел партизанского центра с 1 августа уже действует, смонтированы мощные антенны, но сеть надо разворачивать самым энергичным образом, и предложил при затруднениях обращаться лично к нему в любое время дня и ночи.