Белый волчонок - Маркус Кас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ничего не понимаю. Да что на неё вообще нашло? Закатываю глаза, вспоминая, что я умудрился ей ляпнуть такое. Ничего в голову не приходит.
— Хорошо, — всё, что я могу сказать.
Что-то о старшей жрице Эрнутет я не знаю. И, судя по её взгляду, если спрошу что именно, то ничем хорошим это не закончится. Всё-таки какая-то ловушка. Демоны пойми только какая.
Девушка успокаивает участившееся дыхание, рассматривает меня ещё какое-то время и открывает дверь.
Никаких алтарей для жертвоприношений за ней, к счастью, нет. На полу и стенах шершавая потёртая плитка. Воздух тёплый и влажный. И уходящие вглубь неширокого помещения ряды перегородок. Душевые!
— Это тебе явно не помешает, — улыбается она и кивает в сторону главного для меня сейчас сокровища.
Мокрая одежда камнем падает на пол. Боги, как я об этом мечтал! Чувствую спиной взгляд Киры, но мне плевать. Пусть любуется моим голым задом, если хочется.
Врубаю горячую на полную и встаю под поток, окружённый туманом пара. Обжигающая вода мгновенно согревает тело и отдается болью в ранах, вырывая из меня стон.
К демонам врагов, друзей, взбалмошных девиц и даже спасение мира. Больше мне ничего не нужно для счастья.
Вздрагиваю от осторожного прикосновения женских рук к моей спине. Жрица прижимается, обнимает, её пальчики пробегают по моей груди и спускаются ниже.
Ладно, пожалуй, про больше ничего не надо я поторопился…
Глава 22
После «передышки» я оказываюсь вымотанным ещё больше. И сила опять плещется на самом дне. Пришлось злоупотребить даром богов и обращаться к едва воспрянувшему источнику. Чтобы немного восстановить энергию. А ещё, если в нужный момент направить в нужное место…
Не видел я такого в книгах по родовой магии, но оригинальный способ применения жрицу порадовал. О чём, мне кажется, услышали и остальные.
Поспать удаётся пару часов. Кира отводит меня в свою крошечную комнату-келью, где мы и остаёмся почти до рассвета. И тут, на узкой неудобной кровати, под сохнущей на натянутых веревках моей одежде, лимит доверия к жрицам был немного восстановлен.
Просыпаюсь ещё засветло от нежных прикосновений. Кира лежит на моей груди и задумчиво водит пальчиком по синякам и ссадинам.
— Да простит нас Уамти за эту ночь… — шепчет она.
Имя бога, перед которым предстоит ответить за то, что мы сегодня творили, бьёт по пяткам, прокатывается болью снизу вверх и затихает высоким звоном в ушах. Ооох, я к этому никогда не привыкну.
— Жаль, не могу помочь тебе с этим, — девушка, видимо, принимает мои дёргания на счёт потревоженных ран. — При храме есть целитель, но если ты не хочешь, чтобы тебя нашли, к нему идти нельзя.
— Почему?
— Твоя сила, — хмурится Кира. — Во время лечения тебя узнает по силе любой, даже самый слабый целитель. Перед взором Хака никому не скрыть свою суть.
Плохая новость. Я-то надеялся найти хоть подпольного лекаря, в существовании которых я не сомневаюсь. Боль в бедре может помешать в самый неподходящий момент.
Да и полушептать-полухрипеть надоело. Голос восстанавливается медленно. Горло уже не раздирает от каждого вздоха, но и говорить нормально не получается.
— Почему ты думаешь, что я не хочу, чтобы меня нашли? — ко мне возвращается подозрительность.
— Надеюсь ты это несерьёзно, — она подпирает голову руками, упираясь локтями в мои ноющие ребра и чуть надавливает. — Ты же не считаешь меня дурой? Ты явился среди ночи, раненный и без голоса. И закрытый так сильно, что даже боги тебя не найдут. Ты был готов отказаться от моей помощи и сбежать. Так от кого ты скрываешься?
— Скажем так — ото всех, — ни слова лжи. — Ты права, я очень не хочу, чтобы меня нашли. Прямо сейчас, по-крайней мере. И если тебя спросят…
— Да кто же меня спросит? С чего жрице Эрнутет знать, где княжич Белаторских?
— Ну а если всё-таки спросят? — настаиваю я.
Кира для меня тёмная лошадка, играющая по своим правилам, которые мне пока не понять. Но её словам я верю. Возможно, из-за клятвы. А возможно потому, что она не старается в чем-то меня убедить или доказать. Просто сообщает, спокойно, без лишних эмоций.
— Я храню множество тайн, Игорь. Сохраню и твою. Я отвечаю только перед богиней. Её же заботит лишь защита и процветание народа. И если Эрнутет благоволит тебе, значит ты того стоишь. Мне этого достаточно.
— Благоволит мне? — я удивляюсь.
Она уже упоминала веление богини. Но я подумал, что это не в буквальном смысле. А на прямые вопросы о богах и их желаниях тут реагируют импульсивно.
— Чему ты удивляешься? — девушка поднимается с кровати и начинает одеваться. — Не думаешь же ты, что я пошла бы против воли богов ради ночи с тобой?
Я приподнимаюсь, наблюдая за ней. Гибкое стройное тело в свете ночника вызывает желание, не смотря на усталость и удовлетворение. Кира замечает мой жадный взгляд и довольно улыбается.
— Даже не думай. Мне пора готовиться к утренней службе, — она задумывается на мгновение. — Ты можешь остаться тут, если не будешь никуда выходить.
— Спасибо. За всё. Я бы остался, и тебя бы оставил, и надолго. Но мне надо уходить.
— Тогда поторопись, пока все спят. Жрицы не болтливы, но чем меньше людей тебя увидят, тем лучше. Я провожу тебя до выхода.
* * *
Я понимаю, насколько было тепло и душно в комнате жрицы, едва переступаю порог. И вдыхаю прохладный, чистый после дождя, воздух. Небо плотно затянуто низкими облаками, постепенно светлея.
Жрица отпускает меня после долгого поцелуя. Она останавливается, лишь когда это рискует перерасти в нечто большее. Теперь эта блуждающая улыбка на припухших губах доставляет мне особое удовольствие.
Я быстро пересекаю пустырь, не оглядываясь. Шаги человека, прятавшегося за колоннами храма, я услышал сразу же. Он идёт следом тихо, но недостаточно для спящего города.
Сворачиваю за край забора, выходя на улочку. И резко разворачиваюсь, сталкиваясь нос к носу со своим преследователем.
Бледное испуганное лицо. Чуть ниже меня ростом, худощавый. Ровесник. Он трясется от холода, боги знают сколько он там выжидал в одной лёгкой рубашке. Одет с иголочки и из под манжеты виднеется край родового браслета.
— Чего? — сиплю я, немного расслабляясь, парень не призывает силу, да и выглядит довольно жалко.
— Ты… Ты кто вообще? — выдает мне дрожащим голосом это чудо.
— А ты кто? Это
