Пряные дни - Илья Александрович Шумей

сердце при мысли о том, что они никогда больше не увидятся. А потом он сообразил, что сегодня, быть может прямо сейчас, она и Николай бьются за свои жизни, сражаясь с охотящимися за их головами сородичами, и ему даже стало немного неловко.

Поиски разбросанной по полу одежды заняли несколько минут. Нашарив в темноте свою куртку и наткнувшись пальцами на пухлый нагрудный карман, Евгений вспомнил о диктофоне. Вчера вечером он так его и не выключил — не до того было. Он зажал драгоценную коробочку в кулаке, и пальцы привычно легли на нужные кнопки, отматывая запись назад.

«Тело восстанавливается при каждом перекидывании, как будто заново вспоминает свой прежний, исправный облик. Если не меняться, то раны заживают точно так же медленно, как и у обычных людей…»

«Даже опустившись на четыре лапы, мы продолжаем мыслить по-человечески, и оборотня от собаки можно отличить в первую очередь по поведению…»

«Сперва я попыталась урезонить их словесно, но у них в крови уже тестостерон взыграл, и они лишь посмеялись, а когда дело дошло до откровенного насилия, мне пришлось угомонить их по-своему. Тем более что они сами с меня штаны стащили, и я могла не опасаться, что хвост сломаю…»

Евгений невольно улыбнулся и перемотал еще немного вперед, но дальше на записи никаких разговоров уже не было, остались только звуки, наполнявшие прошедшую ночь, от которых он задрожал всем телом, испытывая невероятную мешанину чувств. Возбуждение, стыд, страх, ненависть и жалость к самому себе… Его палец резко нажал кнопку остановки, оставив только одно, последнее чувство — тоску.

Сжимая в руке свой диктофон, Евгений вдруг осознал, что понятия не имеет, как с ним теперь поступить. То был старый, заслуженный аппарат, в увесистом металлическом корпусе, тяжесть которого вселяла уверенность в том, что такой напарник ни за что не подведет. Шустрый малый, что сосватал его ему, утверждал, что это специальная модель для военных, и, хотя он говорил еще много всяческой ерунды, данное утверждение походило на правду. Ни до того, ни после Евгений не встречал ничего подобного. Рядом с современными миниатюрными моделями, коими давно уже обзавелись все коллеги, его электронный старичок выглядел громоздким и архаичным, но он никак не мог заставить себя с ним расстаться.

И вот теперь эта плоская металлическая коробочка неожиданно превратилась в проблему.

Оставить ее при себе означало затолкать в свой шкаф еще один скелет, который только и будет ждать удобного момента, чтобы оттуда вывалиться. Если Евгений собирался последовать рекомендации Оксаны и начать новую жизнь, то тащить с собой столь компрометирующий предмет определенно не стоило. Стереть все добытые с таким трудом и риском записи у Евгения не поднималась рука. Профессиональный зуд требовал дать собранной информации ход, опубликовать ее хотя бы частично, предварительно отфильтровав ее и убрав слишком уж провокационные моменты, но заниматься этим делом самостоятельно означало верное самоубийство. На этот счет Оксана высказалась вполне определенно, и если где-то у Евгения еще оставались сомнения, то тут ее предостережение звучало пугающе правдоподобно.

Что, однако, не мешало ему переложить сию заботу на чужие плечи. Кленовский, разумеется, не поверит ни единому его слову, но на основе представленных материалов его ремесленники наверняка сумеют состряпать что-нибудь зажигательное. Все же лучше, чем из пальца высасывать.

Такое решение вполне могло навлечь на голову Главредактора нешуточные неприятности в лице Игоря и ему подобных, но к своему собственному удивлению Евгений не испытывал по данному поводу ни малейших угрызений совести. В конце концов, Кленовский же и отправил его на это задание, а аудиозаписи являлись его закономерным результатом. Сам кашу заварил — сам пускай ее и расхлебывает.

В «Утреннем курьере» для передачи материалов, источник которых желал оставаться анонимным, существовал целый ряд способов, самым банальным из которых являлась камера хранения на железнодорожном вокзале. Достаточно позвонить в редакцию и сообщить номер ячейки и код. Евгений решил так и поступить, а потом прямо с вокзального таксофона набрать оставленный Оксаной номер.

Но для начала требовалось привести записи хоть в какой-то порядок — внимательно все прослушать, удалить лишнее и добавить необходимые комментарии. Учитывая количество материала, времени на все это могло уйти изрядно, но Евгений никуда и не торопился.

Следовало также записать некоторое предисловие, объясняющее, что к чему. Забравшись на диван, Евгений поразмыслил пару секунд, нажал кнопку записи и начал говорить:

— Я — Евгений Полевкин, штатный корреспондент газеты «Утренний курьер». Сегодня…

Он запнулся. Черт, а какой сегодня день? Разум напоминал, что с Оксаной он впервые увиделся всего лишь позавчера, но вот чувства утверждали, что происходило это как минимум на прошлой неделе. Слишком уж много событий успело набиться в столь короткий промежуток времени, будто раздув его в несколько раз. Неуверенность заставила Евгения вытащить из кармана и включить мобильник, чтобы свериться с его показаниями. Ну да, действительно, сегодня пятница, десять часов утра. Что ж, продолжим:

— Сегодня пятница, одиннадцатое сентября. По поручению редакции я занимался расследованием обстоятельств ограбления магазина в поселке Верховцы. Данная аудиозапись содержит собранные материалы и мои комментарии. В действительности дело оказалось гораздо более запутанным, нежели предполагалось вначале. В ходе расследования мне открылись шокирующие факты, и я стал свидетелем и невольным участником драматических событий. Постараюсь рассказать обо всем по порядку…

Закончив с импровизированным вступлением, Евгений занялся причесыванием имеющихся записей. В первую очередь требовалось вырезать «мусорные» куски, где не было ничего содержательного, а только шум мотора или шуршание листвы под ногами. Имело смысл оставить лишь ключевые диалоги, в которых раскрывалась важная информация. Тот, кому его диктофон попадет в руки, даже сам Кленовский, вряд ли станет терпеливо прослушивать все подряд, если в самом начале не сосредоточить ударную дозу сенсационных откровений.

Журналист неплохо умел строить звучные и пафосные фразы и лепить из них громкие разоблачительные статьи, но теперь ему пришлось работать не с податливым текстом на экране монитора, а со своенравными аудиозаписями, в которых невозможно поменять местами пару слов, чтобы добиться более яркого звучания. Да и простенькие встроенные средства редактирования его диктофона не располагали к полному погружению в творчество.

Евгений вырезал, удалял, перемещал отдельные фрагменты, надиктовывал собственные пояснения и так снова и снова. Он даже слегка натер себе палец, которому приходилось непрерывно скакать по кнопкам. По ногам тянуло холодом, поэтому он подобрал их под себя, усевшись на диване по-турецки и привалившись спиной к стене. Но вскоре сквозняк начал щекотать ему вдобавок и левое ухо, а потому журналист решил прикрыть дверь, иначе можно было ненароком и простудиться.