Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

особенно яростным взглядом, стремительно подбирает мою сумку и без слов заносит ее в дом.

Дверь оставляет открытой. Для меня.

А я вдруг боюсь шагнуть следом. Кажется, что после этого точно все изменится. Страшно, потому что я не понимаю, в какую сторону. Лучшую? Или все же худшую?

«Неважно. Я здесь, чтобы помочь», – напоминаю себе и иду.

31

Хочу обнять его и дать капельку своей веры…

© Лиза Богданова

Когда я переступаю порог дома, Чарушин уже поднимается по лестнице. Прикрываю дверь и, не теряя больше времени на раздумья, быстро шагаю за ним. Не хочу отстать и потеряться. Стараюсь не сильно глазеть по сторонам, но на фотографиях, которыми увешаны стены по пути наверх, взгляд задерживается непроизвольно.

Узнаю в маленьком улыбчивом мальчике Артема. А еще… В реальность неожиданно врываются мои странные сны – солнце ослепляет, шум моря заполняет слух... Содрогаюсь и тихо вскрикиваю, когда Чарушин вдруг хватает меня за руку. Рвано вздыхаю и усиленно моргаю, пока зрение не проясняется. Задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Что? – шепчу, смущаясь под его пристальным взглядом.

– Ты чуть не свалилась с гребаной лестницы.

– Правда? – выдыхаю отрывисто. Очевидно, абсолютно неуместно реагирую. Артем еще сильнее хмурится. – Я очень волнуюсь, – признаюсь, чтобы хоть как-то оправдать свое странное поведение.

Чарушин с силой сжимает челюсти и, отводя взгляд куда-то поверх моей головы, сухо выдает:

– Не стоит.

Затаскивая меня наверх лестничной площадки, не особо деликатничает. И сразу же снова уходит вперед. Я иду следом, глядя уже исключительно себе под ноги. По пути пытаюсь понять, что значит его последняя фраза.

Не стоит волноваться, потому что все это бессмысленно? Или, все-таки, не из-за чего?

– Комната гостевая. Все чистое, – объявляет Чарушин тем же сухим тоном, едва мы оказываемся в красивой персиковой спальне. – Можешь оставаться, сколько захочешь, – это позволение проталкивает с некоторым раздражением.

Я вздыхаю и нервным движением прикладываю к джинсам липкие от пота ладони. Хочу обнять его и дать капельку своей веры в то, что все обязательно будет хорошо. Сказать, что я с ним и готова быть рядом всегда, если только это когда-нибудь станет для него такой же необходимостью.

Однако все, что успеваю произнести – это:

– Спасибо.

Артем пронизывает очередным жгучим взглядом и покидает комнату.

«Ладно…», – думаю я.

Позже еще будет время для разговоров.

Задерживаюсь в спальне только затем, чтобы пройти в ванную комнату и умыться. Сразу после этого, немного попетляв по коридорам, спускаюсь по той же лестнице на первый этаж. Фотографии больше разглядывать не рискую. Опрометью сбегаю вниз.

Кухню нахожу без проблем. Она приводит меня в восторг не только своими размерами и функциональностью, но и тем самым особенным уютом, который присущ всей территории Чарушиных. Ни на одной кухне до этого я еще не видела столько цветов. Они свисают в горшочках с потолка, занимают подоконники, специальные высокие стойки у стен и длинное овальное отверстие в центре огромного обеденного стола.

Набравшись храбрости, подхожу к холодильнику и, изучив его содержимое, выкладываю нужные продукты. Как ни странно, пока я занимаюсь готовкой, несмотря на мои ожидания, в кухне никто не появляется. Впрочем, за ее пределами тоже не было слышно, чтобы кто-то находился. Я успеваю отправить в духовку две пиццы и накрутить большое блюдо налистников с мясом, когда по всему дому разливается мелодичная трель дверного звонка.

Из гостиной доносятся шаги, и мое сердце, резко подскакивая, включается в сверхурочную работу. Каким-то образом чувствую, что это именно Артем. Естественно, что все мое тело моментально приходит в высшую степень волнения.

Мгновение спустя мои догадки подтверждаются непосредственно голосом Чарушина.

– Заходи уже, Тоха. На хрена вообще звонил?

– Не знаю… Как-то так… Не хотел, если что, беспокоить… – голос Шатохина звучит приглушенно не столько из-за отдаленности происходящего, сколько, кажется, что душат его эмоции. – Эм… Как Маринка? То есть, я хотел сказать… Как все девчонки? – интонации становятся живее по причине какой-то непонятной для меня нервозности.

Странно, что при упоминании сестер Чарушиных этот самоуверенный бахвалистый самец вдруг становится заикой. Невольно улыбаюсь и ловлю себя на мысли, что мне было бы интересно посмотреть на него в этот момент.

– Фигово, – тяжело выдыхает Артем. – Почти весь день в соплях. Только успокою вроде, полчаса не проходит, как по-новой заряжают.

– Ясно, – отзывается Даниил совсем тихо. – Чар, бро, уверен, что с мамой Таней все будет гуд.

– Да… – голос Чарушина срывается и глохнет. Слышу, как он прочищает горло. Мое сердце тотчас откликается болью. – Да, тоже так думаю. Но спасибо, что пришел.

– Бля, конечно, пришел. Как я мог не прийти? – вздох лучше всего выражает его собственные переживания. – Ночевать у вас останусь, ладно? – сразу за этим вопросом какой-то сдавленный звук следует и небольшая пауза. Голос еще чуть ниже садится: – Пожалуйста. Хочу быть здесь.

– Оставайся, конечно. Твоя комната всегда свободна.

– Спасибо, брат.

Хлопки, которые доносятся после этого, помогают мне четко представить, как они, в свойственной всем парням немножко небрежной манере, обнимаются.

Духовой шкаф издает три протяжных писка, оповещая об окончании режима. От неожиданности вздрагиваю и слегка теряюсь, забывая о том, что должна делать. В смятении несколько раз роняю полотенце. И, конечно же, упускаю тот момент, когда Артем заходит на кухню.

– Что ты тут делаешь? – рвется как-то чересчур резко мне прямо в макушку.

И я от неожиданности в который раз за вечер вскрикиваю.

– Боже, Артем… – тарабаню, оборачиваясь и отскакивая от него. – Готовлю, естественно. Разве непонятно? Что мне еще тут делать? – чащу на нервах задушенно.

– Лады, – выдает он не менее жестко. – Тогда другой вопрос: на хрена?

Мои щеки заливает жаром.