Снежная Принцесса - Светлана Зорина

Теперь ученики 7-й гимназии все перемены проводили у зеркал в надежде увидеть очередную красивую картинку. И жалели, что эти картины так быстро исчезают. Учителя были в некотором смятении, но сходились на том, что освящать школу снова не стоит. Во всяком случае пока. Ведь ничего плохого зеркала не показывают. А школьное начальство даже пыталось расценить происходящее как благословение господне. Пастор Коул хмурился, но молчал. Что ему ещё оставалось?

Картины в зеркалах появлялись всё реже и реже, а пару недель спустя чудесные видения прекратились — к огромному огорчению учеников. Учителя же вздохнули с облегчением.

— Наконец-то бесовские чары рассеялись полностью, — говорил пастор Коул.

На самом деле Илане Стивенс просто надоели эксперименты с зеркалами. К тому же ей требовалась передышка. Магия отнимала гораздо больше сил, чем учёба и занятия балетом.

Впрочем, передышка оказалась недолгой.

Глава 15. Операция «Джефферсон и K°»

По пятницам первым уроком был Божий Закон. Проснувшись в последнюю пятницу октября, Илана сразу поняла — что-то не так. Что-то больно уж светло… Ну конечно, проспала! Допотопный будильник, подаренный ещё бабушкиной матери одним из её четырёх мужей (они почему-то все безвременно умирали), злорадно молчал. Его погасший циферблат напоминал затянутый бельмом глаз.

— Если пойдёшь сегодня на Центральный рынок, загляни по дороге в Археологический музей, — сказала Илана бабушке. Та металась по кухне, собирая на стол. — Отдай им этот будильник. Думаю, уже ни у кого такого нет. Я ведь давно говорю — пора купить новый… Я не успею поесть, бабуля, только шоколада выпью. Сделай мне с собой бутерброды.

— Да как же я-то проспала! — сокрушалась бабушка. — Сроду такого не бывало…

— Всё когда-то бывает первый раз, — мрачно заметила Илана. Это было одно из любимых изречений Джека Эмерсона. — И обычно совсем некстати.

Пастора Коула она, конечно, больше не боялась, но нарываться лишний раз не неприятности не хотелось, а Коул Джефферсон мог устроить ей крупные неприятности по самому ничтожному поводу.

В школу Илана прибежала со звонком. Возможно, она бы даже успела примчаться в класс до появления пастора. Даже наверняка успела бы, если б, уходя из гардероба, не услышала тихое всхлипывание. Кто-то безутешно рыдал в той части раздевалки, где стояли шкафчики второклассников. Плакавший явно не хотел, чтобы его видели, но найти его оказалось нетрудно. Мальчик сидел в углу широкого подоконника, спрятавшись за тяжёлой складчатой шторой. Кудрявый и круглолицый, он походил на ангелочков с картин старых мастеров.

— Какие-то проблемы? — спросила Илана.

— Не твоё дело…

Мальчишка хотел спрыгнуть с подоконника и уйти, но Илана, положив руку ему на колено, заставила его остаться на месте. «Ангелочек» перестал всхлипывать и уставился на неё с удивлением — в руке, которая буквально пригвоздила его к подоконнику, чувствовалась совсем даже не девчоночья сила.

— А вдруг я могу помочь?

— Некоторые уже пытались, — шмыгнул носом малыш. — Только хуже сделали. И себе, и мне… У этого Ральфа такие дружки…

— Та-а-к, — холодея от ярости, протянула Илана. — Значит, опять Ральф Джефферсон… Что он тебе сделал? Нет, для начала, как тебя зовут?

— Тим. Тимоти Бертон. Но все зовут меня просто Тим. А ты Илана Стивенс. Тебя тут все знают, потому что ты ни на кого не похожа… Это правда, что ты наполовину демон? Не обижайся, пожалуйста, но все так говорят… То есть не все, но…

— Я не обижаюсь. А вот если меня разозлить, я могу стать демоном не наполовину, а на все сто. Что тебе сделал этот пасторский выродок?

— Он… Да он не только мне… — Тим отчаянно покраснел. — Он постоянно лезет к мальчикам. Из моего класса, и из первого тоже, и из третьего… Подкараулит где-нибудь, где никого нет, и… В общем, заставляет кое-что делать. Ему это нравится, а мне противно… Говорит: если кому-нибудь расскажешь — пожалеешь. Все боятся. Он такое может устроить… Да и вообще…

Малыш замялся.

— Стыдно рассказывать, да?

— Ага…

— Но мне же ты рассказал.

— А ты не такая, как все, — подумав, сказал Тим. — Когда ты близко, это особенно видно. Ты как будто и не человек вовсе… Ой, это я не потому, что ты хуже других. Может, даже намного лучше. И красивее. Они это знают, потому и терпеть тебя не могут…

— Давай лучше о твоих делах поговорим, — смутилась Илана. — Ты всё-таки не сирота, Тим. Родители любят тебя больше всех на свете. Ты не пробовал всё рассказать отцу и матери?

— Нет, — нахмурился Тим. — У нас это не принято.

— У кого — у вас?

— Только девчонки жалуются родителям. А парни должны сами решать свои проблемы.

— Понятно, — усмехнулась Илана. — Кодекс чести юных колонистов…

Все знали, что германарские мальчишки никого так не презирают, как ябед. А повелось это со времён освоения Геи. Первопоселенцам приходилось нелегко, и их дети договорились не докучать им ещё и своими проблемами. В конце концов они преемники освоителей нового мира и должны уметь постоять за себя сами. Двести пятьдесят лет назад дети колонистов, основавших Германар, разбились на отряды. Старшие опекали младших, младшие иногда искали помощи и защиты у старших, но никто и никогда не искал защиты у взрослых. Жизнь детей первых колонистов была полна романтики, но сохранились и сведения об её далеко не лучших сторонах. Детские отряды нередко враждовали, и стычки между ними порой заканчивались плачевно. Говорили, что банды главеров — молодчиков, которые носились на мотореллах и разбойничали в окрестностях Гаммеля, — своего рода пережиток жестокой романтики прошлого. И ещё Илана слышала, что отряды первого поколения юных колонистов включали и мальчиков, и девочек. Позже они стали процентов на девяносто мальчишечьими, а девчонок, которые там приживались, считали самыми настоящими оторвами.

— Выходит, либо сам решай свои проблемы, либо терпи? — спросила Илана. — Ну, знаешь ли… Даже когда у взрослых мужчин проблемы, им приходится обращаться в полицию, в суд…

Тим пожал плечами. Похоже, взрослый мир с его порядками и законами был ему не понятен и вообще мало его интересовал. Он думал о том, как ему выжить в маленьком жестоком мирке 7-й гимназии, где царили законы, о которых взрослые даже не догадывались. Или не особенно хотели знать.

— Я ещё вот чего боюсь, — Тим угрюмо смотрел на носки своих замшевых ботинок. — Если родителям такое рассказать… Они же… Вдруг они шум поднимут… И все узнают.

— Ладно, родителям говорить не хочется, но ведь есть ещё старшие братья.