Нихилени - Мирланда Ойтен

Пробуждение было болезненным. Она словно наконец-то сумела вздохнуть, и лёгкие пронзили тысячи раскалённых игл. Ан распахнула глаза и закашлялась, судорожно дёргая руками и ногами. Она перевернулась на живот, и задохнулась от пронзившей каждую клеточку её тела боли.

Ан выпучила слепые глаза и хлопала губами, как выброшенная на сушу рыба. Она не слышала, не видела и не могла вздохнуть. Когда она сумела повалиться на бок и наконец-то подняла диафрагму, то была по-настоящему счастлива.

А потом к ней вернулось зрение.

Ан лежала на деревянном полу около опрокинутого стола среди гор мусора. Кто-то положил её на сваленные в кучу старые бумаги, занавески и накрыл сверху бумагами, синтетическим одеялом и серой курткой с содранными нашивками.

Её тело болело от холода и неудобной лежанки. Ан попыталась встать, но ноги её не слушались, а руки подломились. Она упала на пол и заплакала.

Потом внезапно пришло осознание, что она жива, хотя должна была умереть. От шока Ан сумела перевернуться обратно на спину и поднести к лицу свои дрожащие руки. Куртка на раненой была разорвана так, что целой осталась только одна манжета. Но под грязными окровавленными лохмотьями была целая бледная плоть. Ан с ужасом уставилась на свои тонкие руки. Когда на последний раз видела их без одежды, всего сутки назад, в своей мастерской, они такими не были. Они были жилистыми, сильными, едва тронутыми солнцем. Но не вот этим вот…

Ан выровняла дыхание, и поняла, что замёрзла и ей срочно надо что-то делать или помирать. Она оглянулась.

Кроме опрокинутого стола и мусора в маленькой комнате были ещё стулья и настенные шкафчики. Всю площадь, не занятую шкафчиками, занимали оборванные и почерневшие схемы, карты и таблицы.

Она в старой метеорологической станции.

Но она сюда не приходила.

Паника подхлестнула силы Ан. Она встала на четвереньки, толкнулась, выпрямилась и встала на двух ногах. Её хватило на два шага. Ан упала прямо на обитую плёнкой дверь. Скрипнули петли, и она рухнула на пол, глядя на приоткрывшуюся щель на свободу. Солнце мягко освещало высокую траву и кусочек почерневшего крыльца, засыпанного сором и опавшими листьями. Ан протянула вперёд руку и попыталась открыть дверь шире. Не получилось. Она приподнялась на локтях и навалилась на дверь головой. Снова никакого результата. Кто-то заклинил или подпёр дверь снаружи. Ан с ужасом поняла, что это конец. Она устала, она замёрзла, она брошена кем-то, кого она даже не помнила. Ан заплакала и толкнула дверь. Она не подавалась.

— Да чтоб тебя! — не свои голосом завизжала Ан. Не могла она так умереть. Она живая, молодая, сильная, должна сдохнуть здесь? Запертая в холодном грязном сарае, обречённая уснуть и не проснуться. Ну уж нет! В её груди поднялась волна гнева, несколько секунд колебалась — и накрыла её с головой.

Ярость кипела и бурлила. Ан даже не знала, что способна на такой взрыв. Она ненавидела эту дверь, ненавидела урода, который запер её, ненавидела весь белый свет. Попадись ей сейчас под руки Кел — разорвала бы голыми руками за то, что посмел её бросить и не прийти за ней. Ан выдохнула, сжала зубы и отошла от двери.

Первый удар не принёс никакого результата. От второго дверь хрустнула. Ан издала слабый победный клич и ударила в третий раз. Дверь открылась, и она рухнула на колени.

Ярость внутри погасла.

Вот и всё.

Ан из последних сил выползла на крыльцо. Она увидела, что дверь подпирала простая колода. Неужели она настолько плоха, что не способна была её сдвинуть с места? Она подтянулась к ступеням, и скатилась с них на землю. Ан даже не почувствовала боли. Тело словно отказывалось признавать её своей хозяйкой. Последний рывок ушёл, чтобы подтащить себя на пятно солнечного света и рухнуть среди пышной лебеды.

Ан лежала на спине и не могла даже вздохнуть полной грудью. Себя она чувствовала даже хуже, чем покойник. Тело не слушалось, а когда попало на солнце, её начал колотить мелкий озноб. Ан прикрыла глаза, чтобы их не сожгло солнце. Она лежала так бесконечно долго, ожидая, когда её тело наконец-то либо согреется, либо умрёт.

Она не умирала. Это почему-то страшно её расстроило. Ан свернулась на пятачке солнечного света и разрыдалась. Никакая она не сильная. Она маленькая, избитая, раненая, голодная и холодная. Она одна-одинёшенька на всём белом свете, никому не нужная и никем не любимая. Папа не придёт, не согреет, не накормит, не расскажет что-нибудь хорошее и не пообещает показать ей море, если она не будет плакать.

Не придёт. Кел не придёт… И папа не придёт. Не будет хорошего финала ни у Бесприютной, ни у Ан, ни как её ещё звали.

Ан лежала на голой земле и плакала. Даже когда закончились слёзы, она не могла остановиться. Так и лежала, мелко вздрагивая, когда рыдания, казалось бы, иссякшие, возвращались с новой силой.

Когда сил не осталось даже на жалость к себе, Ан просто лежала и не шевелилась.

Никто её не спасёт.

Ан лежала и, прикрыв глаза, вспоминала море. Почему именно море? Из-за холода или шума в ушах? Море. Впервые она увидела море северное. Небо закрывали сизые облака, и горизонт сливался с такими же сизыми волнами. Ан, видевшая море только на фотографиях и видео, чувствовала себя обманутой. Какое же это море, когда ты идёшь вдали от воды, укутанная по шею в пуховик и боишься промочить ноги? А потом в разрыв между серыми облаками заглянуло солнце. И мир преобразился. То, что было серым и невзрачным, заиграло мириадами цветов. Толща воды оказалась какой угодно, только не серой. Даже бурая пена изменилась, став розовой, золотистой, голубой, зелёной. И мир изменился. Её уши услышали шум моря. Не унылый монотонный шум, а крики птиц, шелест набегающих на влажный песок волн, тихий, едва различимый звук столкновения волн о виднеющиеся впереди прибрежные камни.

Отец обещал ей чудо и дал ей чудо.

Ан улыбнулась. Потом заставила себя открыть глаза.

Солнце мелькало между редкими веточками с жидкой листвой. Солнце ещё грело. Не чудо ли? Или нет? Она не помнила ни дату, ни сезон. Да и какая разница. Папа обещал ей море и дал ей море. Папа вообще никогда ей не врал. И тогда, всего за несколько дней до, что накопил денег и приготовил ей сюрприз. Наверняка папа где-то есть и ищет её. Это была странная мысль. Ан никогда не сомневалась, что