Боги, пиво и дурак. Том 8 - Ник Гернар

Индуистский бог от изумления даже побледнел, отчего его кожа снова стала сияюще-голубой. Рука, только что душившая дерзкого голыша, ослабла.

— Ты?..

— Тс-сс! — покосившись на толпу, прошипел Оракул. — Даже не смей называть мое имя!..

— А где же сам наш великий защитник и покровитель? — громко спросил один из чиновников, маленький масляный человечек с белым париком вместо настоящих локонов. — Мы все с нетерпением ждем его появления.

И в этот момент, как по волшебству, в город въехали всадники, блин, нового апокалипсиса: Янус, Деметра с Лёхой под мышкой, Фемида и пыхтящий сигарой барон.

Следом за ними показалась телега, на которой сидела Фортуна. И в руках у нее был не один, а целых два орущих свертка.

Глава 18

Что тебя не убивает, делает тебя страннее

Всадников узнали все.

Буквально за минуту все внимание горожан, только что направленное на короля и его спутников, переключилось на новых гостей. Приветственные возгласы прозвучали сначала несмело, а потом все громче и громче. Некоторые женщины так расчувствовались, что даже заплакали.

Фортуна с нами, Фемида здесь. И Сет вместе с ними. Кто теперь страшен Вышгороду?

Пропустив главных героев вперед, на почтительном расстоянии следом за богами в открытые ворота въехали воскресшие воины Сета. Один из них на руках держал притихшего Бельского. Зорин со своими вояками, связанные по рукам, шли пешком рядом с конным конвоем.

Воспользовавшись паузой в речах и воззваниях, Альба негромко сказал Дису:

— Отправь Даню в резиденцию, и пусть там о нем хорошенько позаботятся.

— А что насчет писем?.. — осведомился князь.

— С этим можно не торопиться. Главное, чтобы все приглашения нашли своих адресатов в течении ночи.

Я вопросительно взглянул на Альбу.

— Затевается что-то важное? — тихо спросил я.

— Потом расскажу, — не поворачивая головы в мою сторону, отозвался молодой король.

Я вздохнул.

Конечно, отправиться в резиденцию было очень соблазнительно. Забиться в тихое место, уронить свои кости на какую-нибудь постель и спать. А еще лучше — дождаться завершения официального мероприятия и отправиться пить с друзьями, расспросить их подробно обо всем…

Но не мог же я бросить бедного голого Оракула в одиночестве! И потом, прежде чем появляться перед друзьями и королем, мне нужно было задать пару вопросов своему всеведущему спутнику — по поводу живности, непредсказуемо и по собственному усмотрению вылезающей из моей груди.

— Я бы с радостью, но есть безотлагательное дело, — самым наглым образом возразил я королю. — Как только решу его — сразу объявлюсь. Обещаю.

Схватив за локоть совершенно поникшего Оракула, я потащил его прочь из сиятельного круга. Нахмурившийся Дис дернулся в мою сторону, собираясь остановить, но Альба строго качнул головой, возвращая князя на свое место.

— Завтра, не позже шести часов вечера, — сказал он. — Быть обязательно.

— Понял, — отозвался я. И, обернувшись на прощание, не удержался от улыбки: — Все-таки волосы вам очень к лицу, ваше величество.

На губах Альбы на мгновение проступила юношеская, озорная полуулыбка. Он даже взглянул на свои руки — видимо, вспоминая порезы от кухонного ножа и заготовки проклятого лука. Но тут же взял себя в руки и снова стал величественным и прекрасным.

— Иди уже, — полушепотом проговорил король, и мы вместе с Оракулом прошмыгнули сквозь строй расступившейся охраны и смешались с толпой.

Вскоре шумная и людная площадь осталась позади. Мы с Оракулом топали мимо окутанных ночным сумраком домов, слыша звуки своих шагов. Навстречу время от времени попадались припозднившиеся к началу официального мероприятия горожане. При виде нас они недоумевающе хмурились и ускоряли шаг. В самом деле, что это вообще значит? Как мы смели уходить прочь оттуда, куда они еще даже не успели добежать?

Оракула трясло. Он судорожно кутался в плащ, то и дело бормоча себе под нос: «Унижение», «Какое же это унижение!..»

— Да хватит тебе уже причитать, — проговорил я, покосившись на него.

— Тебе легко говорить, — отозвался он. — Ты хотя бы одет!

Так вот в чем дело? Даже не в пережитом эпизоде, а всего-то в портках?

— Ну, уж эту-то проблему я тебе решить помогу.

— Интересно, как? Купить сейчас негде, торговцы все на площади… — заупокойным голосом принялся рассказывать мне Оракул. — И это ужас… Ужас. Ни с чем не сравнимый кошмар. Ты знаешь такой кошмар? Когда все вокруг одеты, а ты — голый.

Я вздохнул.

Да, тут нужно было действовать быстро, пока мой аутичный приятель окончательно не впал в пучину отчаяния.

Я осмотрелся по сторонам. И, резко свернув с дороги, подошел к большому двухэтажному дому с кружевной лепниной вокруг окон.

Горестное повествование Оракула прервалось.

— Ты что… — изумленно проговорил он, и тут же перебил сам себя. — Ах вот оно что!..

Не обращая на него внимания, я забарабанил кулаком в дверь.

— Эй, есть кто дома?

Дома никого не оказалось.

Я снова окинул взглядом улицу. Как и ожидалось, вся стража сейчас стояла на площади в начищенных доспехах. Какая удача!

Приложившись плечом к двери, я с легкостью вышиб хилый замок и вошел внутрь.

Далеко идти, к счастью, не пришлось. Прямо у двери на вешалке я нащупал жесткую куртку и штаны. Под порогом отыскал сапоги. Прихватив это все, я оставил хозяевам на столе золотой и тщательно прикрыл за собой дверь.

— Вот и все решение твоей проблемы, — протянул я Оракулу свою добычу, которая при свете фонарей оказалась рабочей одеждой пекаря.

— Ты опять изменил ход событий, — проговорил тот, глядя на меня с таким выражением лица, будто я представлял собой какую-то изысканную физиологическую патологию, а он сам был доктором. — На ровном месте, без серьезных причин.

— Это хорошо или плохо?

— Даже не знаю. Я пока не разобрался…

Тут издалека донеслись возбужденные мужские голоса, и я утащил Оракула в тень промеж домов.

— Одевайся быстрее и пошли отсюда, — прошептал я.

— Ты знаешь, чем определяется характер человека? — сказал Оракул, натягивая мешковатые штаны.

— Тем, насколько он может повлиять на окружающую среду?

— Интересное мнение. Но нет, вовсе не этим…

Он сунул ноги в сапоги, сбросил плащ и надел белую плотную куртку, повисшую на нем, как на вешалке.

— Человек определяется жертвой, — сказал Оракул, закатывая длинные рукава. — Вернее, тем, ради чего он