Кожаные капюшоны - Николай Басов

Неожиданно голос подал Жилос:

– Ты будешь всех резать одним приемом или разными?

– Даже в одном приеме есть масса вариантов, юноша. И в каждом из вариантов существует множество оттенков боли… Когда мой меч войдет в тебя, ты убедишься в моей правоте.

Внезапно Лотар понял, что задумал Жилос. Он громко и отчетливо произнес:

– Нет, Жилос. Я приказываю!

Жилос бросил быстрый взгляд на Лотара – словно ударил леворучным мечом вслед главному – и попробовал сделать то, что не удалось Скреполу. Выпад снизу, переходящий в блок на среднем уровне, попытка задеть руку Камазоха снизу… И все повторилось, как в дурном сне.

Меч Камазоха, блестя кровавыми разводами на черной поверхности, показался между лопатками юноши. Со своим странным, ужасающим смехом Камазох потянул Жилоса на себя, завел за спину, взмахнул, напрягаясь так, что у него мгновенно набухли жилы на руке…

Лотар разгадал план Жилоса и теперь следил за каждым движением, стараясь не пропустить ничего. Он видел, как напрягся демон, как расставил ноги, отведя назад для равновесия левую руку… Успел разглядеть даже неживой блеск черной кожи на гребешке капюшона.

Жилос безвольной куклой поднялся в воздух, чтобы слететь с меча Камазоха, как пулярка с шампура искусного повара… И вдруг… Собрав последние силы, переборов чудовищный болевой шок, он выпустил свой меч из левой руки и, пока Магистр цахоров мотал его, набирая динамику для броска, мертвой хваткой вцепился в руку демона, не позволяя ему быстро освободить меч и своим телом не давая цахору защищаться.

Практически он зажал меч противника в себе, как в тяжелом, неуклюжем мешке, преодолевая боль и подступающую смертную муку.

Лотар шагнул вперед, отводя назад Гвинед для удара…

Камазох действовал стремительно. Он выхватил свой вакизаши, который прятался у него на поясе сзади, и взмахнул им, чтобы отрубить руку так некстати повисшего на его мече противника. Но Жилос продумал и это. Легко, словно у него в груди не торчал по самую рукоять меч противника, он сблокировал этот удар правой, и вот уже обе руки цахора оказались зажатыми мертвой хваткой погибающего юноши.

«Он держится, он еще держится», – думал Лотар о Жилосе, нагоняя Камазоха, который инстинктивно отпрянул назад и попытался увернуться от Лотара. Желтоголовый послал вперед Гвинед с силой последнего и единственного удара.

Камазох все еще пытался увернуться…

Гвинед вошел в его шею на добрых два дюйма, и темная кровь цахора фонтаном ударила в лицо Лотару, заставив его дрогнуть от чудовищного запаха демона.

Камазох выронил меч с Жилосом, одним резким борцовским движением выкрутил свою руку из хватки юноши, сумел освободить и левую руку, но…

Меч Стака со свистом впился в его бедро, рассекая ту субстанцию, которая заменяла цахорам плоть, вместе с костью, так что нога повисла на полоске черной кожи комбинезона.

Камазох крутанулся на месте, освобождаясь от меча Стака, застрявшего в его ноге, ударил противника кулаком в грудь, чтобы он не сумел нанести еще удар, попытался отскочить от следующего удара…

Меч Мало, как карающий серп, подрезал левую руку цахора снизу, и она, разбрасывая крупные капли нечеловеческой крови, закрутилась в воздухе и отлетела на десяток шагов в сторону.

И тогда Камазох закричал. В этом крике слились и боль, и жажда мести, и разочарование, и удивление, что он проигрывает бой, который ему самому казался победным. Где-то сзади, у контрфорса, от этого крика лопнул валун. Щелчок был похож на взрыв, который поднял «Святого Спирадона» на воздух… Еще дальше обвалилась черепичная кровля… И еще от этого крика прямо в воздухе возникла завеса, которую не мог бы пробить даже проникающий взгляд Сухмета. Но на этот раз Камазох бился с людьми, обученными Лотаром, и такие приемы, как крики, ослепляющая вспышка в лицо, дымовая завеса, оказали на орденцев не совсем то действие, какого ожидал цахор.

Ведьмин крик потребовал от Камазоха предельного сосредоточения. Демон на время остановился – и стал уязвимым. И тогда Бородул вдруг пустил веером перед собой семь сурикенов. Крик захлебнулся….

Когда дым рассеялся, они увидели, что Камазох, согнувшись в поясе, убегает по площади, опираясь на руку вместо отрубленной ноги и пытаясь вырвать из живота один из сурикенов Бородула. Но сурикен был сделан так, что выдрать его было нелегко даже Магистру цахоров. Он замешкался, утонув в приступе безумной боли, и не успел удрать, пока висела завеса. А когда она пропала, это стало и вовсе невозможно.

С победным, трубным ревом Опристак, который всегда лучше бегал, чем дрался, и до сих пор не очень высовывался вперед, настиг его и мощным ударом перерубил позвоночник оставляющему за собой кровавую дорожку цахору. Тогда Камазох наконец упал на брусчатку и затих. Конечно, он был еще жив и через пару часов сумел бы восстановиться и уползти из Лотарии в лес, но никто не собирался предоставлять ему эти два часа.

Лотар опустил Гвинед и Акиф. Потом, опомнившись, стряхнул с них кровь на камни и убрал оружие в ножны. Оглянулся.

Сухмет уже почти пришел в себя и понимал, что происходит вокруг, но Рубос по-прежнему держал его за плечи.

Мало вытирала свой меч о специальную тряпочку, которую вытащила из-за пояса. Опристак для верности отрубил Камазоху голову и откатил ее подальше от трупа, с интересом рассматривая то, что находилось в кожаном капюшоне. Бородул дрожащими руками размахивал в воздухе, пытаясь понять, как Камазоху удалось уйти от его сурикенов, почему только один, кажется последний, попал в цель. Но сейчас даже Лотар не смог бы разрешить эту загадку, да он и не пытался.

Он подошел к Жилосу. Юноша, спасший их всех, был, разумеется, мертв. Но его душа, без сомнения, еще находилась где-то рядом. И Лотар произнес:

– Спи спокойно, Жилос Самоотверженный. Сегодня ты спас не только наши жизни, которые стоят не так уж много. Ты спас Орден, твое имя будет занесено в анналы, и тебя будут помнить как спасителя всех орденцев, что придут в этот мир после нас.

Он поднял голову. Они стояли рядом – Стак, Бородул, Мало и Опристак. От стены медленно, едва волоча ноги, шли Сухмет и Рубос. Это было все, что осталось от Лотарии.

Но они все-таки выжили, а значит, придут другие люди, и Лотария будет строиться дальше.

Сухмет, с натугой переводя дыхание, сказал:

– Мы выжили, опять выжили, господин мой, хотя еще никогда не стояли так близко к краю небытия, как сегодня.

Лотар кивнул:

– На этот раз мы выжили, заплатив дорогую цену. Почему-то я больше скорблю, чем радуюсь. Может, потому, что теперь отчетливей, чем прежде, вижу: это временная победа, временное продолжение наших жизней.