FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит - Фрэнк Партной

Так же, как и почти все мои сослуживцы, я начал подыскивать новую работу. С одной стороны, мне хотелось остаться в Morgan Stanley, но с другой — я был против того, чтобы меня задвинули в пыльный угол. Если уж почили в бозе производные возникающих рынков, стоит попробовать свои силы в другой напряженной работе, и я начал прощупывать почву для перехода в отдел «мусорных» бумаг. Трудившийся там продавец предупредил меня: за прошлый год отдел, торгуя облигациями новых рынков, потерял около 80 миллионов долларов. Опросив еще несколько человек, я получил усредненную сумму потерь, равнявшуюся приблизительно 50 миллионам. Вопрос о переходе отпал сам собой.

А если не туда, то куда же? Так уж сложились обстоятельства, что, не говоря по-испански и почти ничего не зная о Латинской Америке, я стал экспертом по производным возникающих рынков. Быть может, я найду что-нибудь еще и утру всем нос, но именно в этой области равных мне мало.

Группа морально разлагалась, а я, поставив под вопрос целесообразность нашей работы на торговой площадке Morgan Stanley, занял пост главного скептика и, по совместительству, циника. Рабочее место действительно вызывало неприятные, а если быть до конца откровенным, — отвратные ассоциации, будило грабительские инстинкты. Однако, несмотря на плохой в целом год, мы все еще на коне. Но какой ценой? Стоит ли овчинка выделки? Вопрос эпохи. До недавнего времени ответ был: да, да, да. Сегодня я в этом уже не так уверен.

Я расспросил других продавцов, разделяют ли они мои смешанные чувства, и был удивлен, обнаружив понимание. Тем не менее они считали, что за деньги можно и поработать, а любовь к деньгам — не порок. Интереса ради я провел опрос сотрудников на тему: на какую работу они променяли бы торговую площадку Morgan Stanley, если бы ничего не потеряли в зарплате. Ответы ошеломили.

Предпочли бы вы за ту же зарплату работать на Morgan Stanley или стать сезонным рабочим на лонг-айлендской железной дороге? Преимущество железной дороги не оспаривалось никем. Что лучше: работать в Макдоналдсе или в Morgan Stanley? — За те же деньги — без всякого сомнения, в Макдоналдсе. Стричь газоны? — Почему нет? Чистить конюшни? — Это лучше, чем нежно любимая фирма. Пойти на панель? — Где тут можно записаться в профсоюз проституток? Копать канавы? — Дело хорошее! Ремонтировать канализацию? — С удовольствием.

Единственной работой, которой продавцы не стали бы заниматься за те же деньги, оказалась корпоративная юридическая практика в Нью-Йорке. Два лета я отработал в нью-йоркской юридической фирме и разделял общее мнение. Ну почему нельзя сколотить миллион, выгребая навоз?!

24 февраля «обломки» команды RAV разъехались в отпуск. Я остался на работе, желая понять: куда податься? Быть может, весной откроются новые пути.

Глава 10

МХ

Наиболее возбуждающая разновидность весенней лихорадки, особенно если вы живете в Токио, — «производная лихорадка». Заботы и чаяния американского подростка, дожидающегося весенних каникул, — ничто по сравнению с заботами и чаяниями японского продавца ценных бумаг, вожделеющего доходной сделки с производными. К счастью, каждый год, как раз перед цветением сакуры, расцветает японский рынок производных, и продавцы сливаются с покупателями в любовном экстазе.

Поначалу складывалось впечатление, что 1995 год станет исключением из правила. Зима для множества бизнесменов Страны восходящего солнца оказалась холодной, заставившей почти полностью позабыть о многих радостях жизни. В январе и феврале продавцы пытались добиться благосклонности клиентов серенадами о производных — мягкими, но настойчивыми беседами о привлекательности сделок новых типов. Успех можно было оценить как скромный. В Японии финансовый год заканчивается 31 марта, и клиенты, как правило, успевают переболеть «производной лихорадкой» в феврале, стремясь в последнюю минуту снять сливки и компенсировать понесенные в течение года потери. Некоторые инвесторы просто и безыскусно играют по-крупному, рассчитывая, что выигрыш покроет их утраты. Другие используют бухгалтерские уловки, желая оформить прошлогодние убытки как свеженькие и скрыть тем самым старые грехи. Годы идут, и лишь одно остается неизменным: некомпетентность японских инвесторов в займах и инвестициях, а значит, и потребность в сокрытии потерь.

Но в нынешнем году создалось впечатление, будто инвесторы взялись за ум; по крайней мере, до нас вести о крупных просчетах в области инвестиций не долетали. Потери на рынке недвижимости — вспомним хотя бы Рокфеллеровский центр — остались в далеком прошлом. Время потерь в индустрии развлечений — тут можно припомнить не совсем удачные вложения Sony в Universal Studios — еще не настало. В феврале 1995года японцам и в самом деле удавалось заработать. Невероятно, но факт. Вдруг оказалось, что прятать ничего не надо, и японские бизнесмены, вежливо улыбаясь, пропускали предложения продавцов производных мимо ушей.

Ситуация изменилась в понедельник 27 февраля, когда было объявлено о крахе достопочтенного британского банка Barings P.L.C., услугами которого пользовалась королева Англии. После 233 лет работы с крупнейшими британскими компаниями, богатейшими гражданами, членами королевской семьи — и такое! Старейший банк в Лондоне, купивший в свое время Луизиану, — пшик и все. На первый взгляд может показаться странным, что уход Barings из жизни ударил по интересам японских покупателей производных. Правда, я эту взаимосвязь уловил моментально.

Во-первых, давайте разберемся, почему Barings рухнул? Припомните историю его банкротства. За несколько дней двадцативосьмилетний трейдер Николас (Ник) Уильям Лисон, торгующий производными в Сингапуре, сделал настолько невероятные долги, что банк просто не смог их вернуть. Лисон смылся из города, а когда Barings узнал о потерях — было уже поздно.

Лисон не был типичным банковским терминатором. Карьеру свою он начал во внутренней службе банка, наиболее консервативной по отношению к риску, где работал с картотекой сделок. К 1995 году Лисона перевели в отдел фьючерсных сделок в Сингапуре, где он применял практически безопасную «арбитражную» стратегию в сделках с японскими акциями. Вместо того чтобы играть на повышение или понижение, Лисон покупал и продавал фьючерсы на эти акции, используя вилку цен, существовавшую между различными биржами.

Давайте вспомним, фьючерс — это предназначенное для продажи на бирже обязательство купить или продать что-либо в определенное время по заранее установленной цене. Лисон торговал фьючерсными контрактами на входящие в Nikkei-225 бумаги, то есть обязательствами купить акции 225 крупнейших японских компаний на условиях, изложенных несколькими строками выше. Наш герой обнаружил: контрактами этими можно торговать на биржах как Сингапура, так и Осаки. Если цена на фьючерсы в Сингапуре была ниже, то он покупал их там, а в Осаке в то же самое время продавал, имея не сопряженный с риском арбитражный доход. Покупай дешево, продавай дорого. Стратегия себя оправдывала при условии одновременности покупок и продаж. Риск в этом случае сводился к минимуму. И действительно, старомодные сделки Лисона приносили твердый безопасный доход, и Barings в полной мере ценил своего сотрудника.

Примерно 26 января Лисон отошел от консервативной стратегии и стал настоящим игроком. Вместо простой комбинации покупок и продаж он начал играть на повышение и на понижение японского рынка. Чтобы осуществить свои мечтания, ему потребовались деньги для начального или же гарантийного платежа, который был относительно невелик. Работающий с японскими акциями трейдер мог, например, заключать сделки на 1OO миллионов иен с гарантийным платежом всего в несколько миллионов.

Сделки Лисона не представляли собой ничего сложного. Сначала он играл на повышение японских акций. Почти сразу же после заключения сделки акции падали в цене. Поскольку он увеличивал объем вложенных средств, акции теряли в цене еще больше. Лисон заключал новую сделку — и так до тех пор, пока общая вложенная сумма не составила семи миллиардов долларов. Второй этап заключался в следующем: Лисон начал игру на повышение японских процентных ставок или, что то же самое, на понижение японских ценных бумаг, поскольку, как вы помните, процентные ставки и цены на биржевые бумаги находятся в обратной зависимости. И опять почти немедленно Лисон стал терять деньги, и опять он увеличил вложенные суммы. В этот раз он довел объем сделок до 22 миллиардов долларов.

Бурная деятельность нашего финансового гения длилась всего несколько недель. В конце февраля он остался без гарантийного взноса, что вынудило его прекратить швырять деньги на ветер, несмотря на все трудолюбие и наличие еще нескольких выдающихся неопробованных идей в запасе. В Morgan Stanley ходило саркастическое выражение: «ограничение потерь объемом вложений». В случае Лисона убытки ограничивались объемом капитала Barings: ну не мог Лисон потерять денег больше, чем было у его банка, то есть наше зубоскальство обрело реальное теоретическое обоснование и прошло необходимую проверку практикой. Несмотря на неблестящие результаты биржевой активности Лисона, все могло бы быть гораздо хуже. Из 30 миллиардов долларов, которыми он рисковал, потерял он на тот момент всего-то около одного.